– Вы очень проницательны, лейтенант, – с воодушевлением перебил его Хаккетт. – Жаль, что растрачиваете свой талант в армии. – Он повернулся к остальным. – Частью фундамента теории комплексности является представление о стреле времени. Некоторые законы физики подчиняются ей, другие нет. Энтропия есть количество беспорядка в системе. Действует она только в одном направлении. Если повернуть время вспять, разбитые чашки снова становились бы целыми. Однако такие вещи, как гравитация, неизменны вне зависимости от направления хода времени.

Ройбэк пожал плечами.

– Разумно.

– Итак, у вас есть какая-нибудь идейка относительно того, что может быть ключом к нашей маленькой, хм, проблеме?

– Черт возьми, профессор, я не знаю, – усмехнулся лейтенант. – Это уж ваше дело. Ключом может быть закон физики или математики. Некая константа. Или физическое явление. Я мало чего знаю о шифровании. В семидесятые, это еще до меня, существовал информационный шифровальный стандарт, ИШФ, шифровальная машина, использовавшая шестнадцать перестановочных и подстановочных дисков.

– Что?

– В принципе, для того, чтобы зашифровать или расшифровать текст, требовался чип ИШФ. Или некая невероятная компьютерная программа. Но ключ был всего один, и без него расшифровка не получалась. Стоило ключу попасть в чужие руки, как вся система становилась непригодной для употребления секретными службами. К девяностым появилась асимметричная, двухключевая криптосистема. При этом система шифрования открыта для публичного использования, но второй ключ, ключ к расшифровке, сохраняется в тайне. Все это делается на компьютере. В основе – некий алгоритм, который и шифрует и расшифровывает. Возможно, данная числовая последовательность и есть алгоритм, нечто вроде ключа.

– Только не алгоритм, – сказал Хаккетт. – Можете мне поверить, я пробовал.

– То, что это не алгоритм, не означает, что это не ключ, – ответил Ройбэк. – Числа должны иметь какое-то значение, иначе зачем было их писать?

– Не хотите ли вы сказать, – пробормотал, приподнимаясь и беря ручку, Скотт, – что ключей может быть несколько?

– Ну да, а почему бы и нет? – сухо заметил лейтенант. – Если они хотели предупредить людей будущего, если хотели установить контакт с технически развитой цивилизацией, то могли попытаться сделать это на нескольких уровнях. По крайней мере, я на их месте так бы и поступил.

– Возможно, они попробовали создать универсальный язык для преодоления временных и расовых границ. Возможно, они даже его изобрели. Черт возьми, не исключено, что ключ это нечто совершенно простое, вроде формы здания. Скрытая здесь модель рассчитана на способность человеческого глаза различать модели. Похоже, для них особенно важны спираль и дуга.

Все вдруг сошлось. Сразу. Изобретенный язык. Скотт задумался. Почему он не пошел по этому пути дальше?

Мейтсон поднялся. Неужели сходится? Он прошелся и снова сел, поставив рядом ноутбук.

– Что, если Ройбэк прав? Что, если те мегалитические сооружения созданы, чтобы передать нам какое-то сообщение?

– План здания в качестве ключа? – спросила Сара.

– В Гизе расположение пирамид и сфинкса соответствует картине неба в десять тысяч пятисотом году до новой эры. Как бы зеркальное отражение. Это примерно время первого потопа. Думаю, что тамошние туннели тоже могут нести какое-то послание.

Скотт кивнул.

– Как гласит египетское герметическое изречение, «что вверху, то и внизу». Но послание, скрытое в плане здания?

Мейтсон вытащил из кармана ручку и блокнот.

– Эти люди – мастера звука, верно? – Остальные закивали? – Как выглядит звуковая волна? – Он начертил на бумаге извилистую линию.

– А как будет выглядеть туннель в Гизе, если посмотреть на него сбоку? Спираль, помните? Сара, вы стояли в выложенной в камне звуковой волне.

– Подождите. – Сара скептически покачала головой. – Минутку. Звуковая волна… Вы уверены? Какова длина слышимых звуковых волн?

– Она может быть любой, от двух сантиметров до двадцати метров, – автоматически, почти не думая, ответил Хаккетт.

– А как измеряется длина волны? – поинтересовалась Новэмбер.

– Каждая волна имеет гребень и подошву, пик и впадину, высшую и низшую точку, – объяснил Мейтсон. – Как и настоящая океанская волна. Длина ее измеряется расстоянием между двумя пиками.

– Волна в туннеле не может являться идентичным отображением световой волны?

– Ни в коем случае. – Хаккетт решительно покачал головой. – Длина видимой световой волны составляет 0, 00000055 метра. То есть она очень, очень мала. Примерно такую же длину имеют и радиоволны.

– Не все, – поправил его Ройбэк.

Сара подалась вперед.

– Ладно, в таком случае какова длина волны спирали в туннеле?

– Ровно десять метров, – ответил Мейтсон, – согласно нашей информации. Такой результат можно получить, если разделить самую длинную на самую короткую: двадцать метров на два. Средняя длина для слышимых звуковых волн. И атлантические знаки появляются только на спиральном отрезке углерода-60, который, как нам известно, может производить стоячие волны в жидкостях, так как квазикристаллы… Господи, вот оно! Вот оно! – Он принялся что-то рисовать. – Вот как работает сеть! Вот как связаны эти пять объектов. Выходящие из них туннели спускаются до уровня подземных вод. Если они имеют выход к побережью, то тогда все пять объектов связаны между собой через океаны. Звук распространяется в воздухе со скоростью триста сорок метров в секунду, а в воде его скорость достигает тысячи пятисот метров в секунду. Давление и температура различаются на разных глубинах. Этим, в частности, пользуются киты, общающиеся друг с другом на огромных расстояниях с невероятной быстротой. С увеличением давления возрастает и скорость звука. В плотном слое звуку просто ничего не остается, как проходить большое расстояние.

– Почему?

Мейтсон повернулся к Ройбэку.

– Извините?

– Почему? – повторил вопрос лейтенант. – То есть я, конечно, не сомневаюсь в вашей правоте. Наши субмарины регулярно ловят в океанах акустические сигналы, которые невозможно объяснить. Уверен, что упомянутая вами сеть действительно существует. Единственный вопрос: почему она существует?

Мейтсон опустился на корточки и обвел взглядом остальных членов группы.

– Лейтенант, – сказала Сара, – вы задаете вопрос, который мы сами задаем себе с самого начала.

– Лейтенант Ройбэк, – осторожно начала Новэмбер, – мы ведь не соблюдаем сейчас радиомолчание?

– Нет, – ответил офицер. – Командование хочет, чтобы китайцы знали, где мы находимся.

– Что, если Ральф даст вам карту, на которой отмечено местонахождение пяти объектов, а вы свяжетесь с несколькими подводными лодками? Может быть, им удастся обнаружить существование этой сети?

– Новэмбер, – укоризненно заметил Мейтсон. – Мы ведь еще не знаем, где находятся два оставшихся объекта. Надо дождаться подтверждения от Гэнта.

– Вы же умный парень, Ральф, – улыбнулась молодая женщина. – Постарайтесь угадать.

Сложив руки на груди, Гэнт слушал объяснения склонившегося над расстеленными под лампой картами Ройбэка.

– Итак, «Коннектикут» и «Джимми Картер» находятся сейчас в Северной Атлантике.

– Лодки класса «Морской волк»?

– Э… да, сэр. Джексон говорит, что предоставит в наше распоряжение «Вирджинию». На два часа. Она в Южной Атлантике.

– И это все, о чем они просят?

Ройбэк смущенно кивнул. Поддержав предложенный учеными план, он и сам взял на себя огромную ответственность. Снять на два часа с боевого патрулирования одновременно несколько субмарин было невероятным риском.