— Поторопи их.

— Хорошо, потороплю.

— Один из этих звонков — скорее всего, связь.

— Что ж, наверное, ты прав.

— Что в Москве?

— Андропов вернулся из Будапешта позавчера во второй половине дня, и тут же поехал на Лубянку. Брежнев его не вызывал.

— Цвигун?

— А ты посмотри на него, — улыбнулась Паулина. — Номер 31-4.

На экране насупленный Семен Цвигун вышел из подъезда своего дома на Кутузовском проспекте, влез в «Волгу» и укатил.

— Не в духе, — пробормотал Уолш.

— В тот же день, примерно в одиннадцать часов, по нашим данным, он виделся с Брежневым.

— На даче?

— Нет. В Кремле.

— Долго беседовали?

— Порядка тридцати минут. Может быть, чуть меньше.

— Еще контакты?

— Больше ничего конкретного установить не удалось. Вечером, в 18.50, Цвигун выехал на своей служебной машине в сторону Кутузовского проспекта, потом резко сменил направление и направился в сторону Рублево-Успенского шоссе. Наши люди довели его до границы большого кольца, после чего были вынуждены снять наблюдение.

— Почему?

— Слишком опасно, Генри.

— Цвигун ехал один?

— С двумя машинами сопровождения. Одна впереди, вторая — замыкала.

— Чьи машины?

— Девятое управление КГБ.

— Куда он ехал? Версии?

— Великое множество. Район Рублево-Успенского шоссе — зона правительственных дач и особняков московской знати. Он мог ехать на встречу с Щелоковым, с Гришиным, с Сусловым, с любовницей, да с кем угодно!

— А что, если?.. — Уолш поскреб указательным пальцем стриженый — как у морского пехотинца — затылок, затем коротко бросил в микрофон: «Крупномасштабную карту района Рублево-Успенского шоссе и перечень объектов ГРУ в радиусе примерно тридцати пяти километров…»

Для того чтобы на экране сменилось изображение, невидимому оператору понадобилось почти полминуты. После чего многосекторное голубое поле целиком заняла карта с черными значками в виде квадратов и треугольников. Матричные буквы, словно шары, пущенные рукой профессионального биллиардиста, вылетали откуда-то сбоку и складывались в две короткие строки: «17-й километр Рублево-Успенского шоссе + два километра на восток. База подготовки ГРУ Генштаба Советской Армии. В настоящее время временно законсервирована. Причина — капитальный ремонт».

— Даже гадать не надо, — удовлетворенно пробормотал Уолш и вновь наклонился к микрофону:

— Данные спутника «Штамм-1». 7 апреля, время с 19.00 до 20.00. Сектор 17-291 QX… — Уолш полуобернулся к Паулине и по-шутовски подмигнул: — А вдруг повезет, а?

Паулина молча пожала плечами и отпила остывший кофе.

Через несколько секунд на экране пошло изображение со спутника. Видимость оставляла желать лучшего. Опустившиеся над Москвой сумерки сливались с темной пеленой леса и серой, казавшейся тонкой, как нитка, лентой шоссе. Уолш водрузил на мясистый нос очки со сферическими стеклами и впился в спутниковое изображение с таким неподдельным вниманием, словно на экране началась трансляция финала Супербола. Примерно минут через пятнадцать Уолш неожиданно рявкнул:

— Стоп!

Изображение на экране замерло.

— Дайте максимальное укрупнение!

Трижды дернувшись, картинка увеличилась. Теперь уже и Паулина увидела со своего места расплывчатые очертания автомобиля, сворачивавшего с шоссе влево.

— А номера разглядеть можно?

— Попробуем, сэр, — прошелестел женский голос.

Серо-мглистая окраска изображения вдруг резко

сменилась на ярко-оранжевую. Очертания местности исчезли вовсе, однако автомобиль, оказавшийся «Волгой», стал смотреться как крупное черное пятно на фоне расплавленного солнца.

— Что вы там химичите?! — рявкнул Уолш. — Я ничего не вижу!..

— Немного терпения, сэр! — в шелестящем женском голосе отчетливо проступили интонации сиделки в доме для престарелых маразматиков. — Это довольно сложная процедура. На выполнение вашего указания в данный момент работает целая подстанция…

— А хоть сразу три! — взорвался Уолш. — Я вам не сенатская подкомиссия по энергоресурсам! Мне нужны номера машины!.. Я работаю, черт бы…

Поток негодования Уолша иссяк мгновенно, едва только весь экран заняло изображение передней части «Волги» с черным номерным знаком, на котором отчетливо было видно — «МОС 17–91».

— Номерные знаки автомашины, на которой Цвигун выехал в 19.00 с площади Дзержинского? — Уолш резко повернулся к Паулине.

— Сходится, сэр.

— Значит, Волков все передал, — выдохнул заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. — И раз Цвигун отправился на базу ГРУ, следовательно, он уже подключился к нашей игре. Прекрасно! За-ме-ча-тель-но!

— Ты так радуешься, словно не рассчитывал именно на это! — Паулина покачала головой и перекинула страничку блокнота. — Продолжаем?

— Да! — Уолш откинулся в кресле. — Что с нашей подопечной?

— И здесь все по плану.

— Где она находится сейчас?

— Сан-Пауло. Район Оливия-Колинос. Довольно респектабельный, очень тихий. Двухэтажная частная вилла. Содержится в специальной комнате. Полуподвальное помещение.

— Прослушивание?

— Нет технической возможности. Сплошной экран и шумовая наводка. Как удалось выяснить, вилла оборудована всем необходимым. В том числе и обзорными телекамерами.

— Наблюдение?

— Круглосуточное.

— Это, часом, не кагэбэшники? Ты уверена, Паулина, что это именно ГРУ?

— Уверена, Генри. Фотографии двух из них уже прогнали через наш компьютер. Это военная разведка.

— Значит, наша девушка попала по адресу, так?

— Так, Генри. Хотя, уверена, она бы сейчас отдала все на свете, чтобы оказаться совсем в другом месте.

— А тебе не кажется все это подозрительным?

— Тебе плохо, когда все складывается слишком хорошо, Генри?

— Скажем так: мне тревожно на душе. Как и все гипертоники, я не переношу этого состояния.

— И мне тоже, — улыбка Паулины казалась вымученной, ненатуральной.

— Я понимаю, — кивнул Уолш. — Тебе было бы куда легче, знай ты содержание допросов.

— В общем-то да. Впрочем, я надеюсь, что бить ее не станут.

— Рассчитываешь на гуманизм ГРУ?

— Надеюсь, что она не даст им повода.

— Как, по-твоему, они вывезут ее в Москву или клюнут на Амстердам?

— Будем последовательны, Генри: если Цвигун действительно вел переговоры с кем-то из ГРУ и купился на нашу приманку, следовательно, она ему будет нужна в Амстердаме. Очень нужна. По логике вещей, если там, в Сан-Пауло, ее будут допрашивать достаточно профессионально, они обязательно уцепятся за кончик ниточки в Амстердаме и попытаются размотать весь клубок.

— А если нет?

— Такая вероятность тоже существует. Но! — Черные глаза Паулины блеснули. — Наша приманка должна сработать. Я верю, что сработает.

— Уж очень все тонко, — покачал головой Уолш. — Тот самый случай, когда точно не знаешь, что лучше — недооценить противника или переоценить.

— Тебе кажется, что я переоцениваю советскую военную разведку?

— Подождем немного. Когда, по-твоему, они должны принять решение?

— Сегодня. Максимум завтра. Все зависит от того, насколько глубоко эти парни влезли в нашу игру и какие силы намерены мобилизовать.

— А если они захотят получить от нее все сразу? — Уолш пристально посмотрел на Паулину. — На месте? Если у них такой цейтнот, что дальше некуда?

— Все, что делается ею, Генри, ЗАМОТИВИРОВАНО. У нашей девушки нет иного выхода, как драться за себя в одиночку. Как нет никакого смысла впадать в глухое раскаяние. Она будет держаться…

— Почему ты в этом так уверена?

— Она лишена путей к отступлению, — мрачно процедила Паулина. — И чем дольше она продержится, тем выше наши шансы на успех.

— А она продержится, Паулина?

— В воскресенье я пойду в церковь и помолюсь именно за это. Кстати, можешь составить мне компанию. Тебе давно уже пора подумать о своей душе.

— У меня есть встречное предложение, Паулина: в воскресенье я приглашаю тебя в ресторан, где мы и разопьем бутылочку доброго «Божоле» за удачу твоей подопечной. А заодно вместе подумаем о моей душе. Ты даже не представляешь себе, Паулина, как приятно после нашей преисподней поразмышлять о том, что давно и безнадежно утрачено…