– На экскурсию, что ли, сходить? – спросил Петушок, наблюдая, как Лупало свертывал папироску. – Ты внеси предложение на ротном собрании.

Лупало послюнявил газету, сунул папироску в рот, прикурил и, пуская дым через нос, сказал:

– С ротой никакой путной экскурсии получиться не может. А вот если мы втроем… Колоть дрова найдется дураков и без нас. А нам надо смыться и посмотреть, что произрастает в лесу и какая в нем водится дичь. Изучить флору и фауну.

– А если влетит? – спросил Николай.

Петушок и Гурька сделали удочки и собирались в ближайший выходной рыбачить. Петушок не дождался воскресенья, и Цыбенко нашел его на берегу озера в то время, когда все другие работали. Вот и получили по наряду.

– Еще судить будут, – сказал Петушок.

Лупало переспросил:

– Нас, юнгов, судить? Ну, этого не может быть. Мы еще годами не вышли. Нас должны воспитывать, а не судить. А если и влетит, то просто нас вернут к работе, которую мы сейчас временно оставим. К вечерней поверке вернемся.

После некоторого раздумья Николай и Петушок приняли предложение Лупало. Они захватили с камбуза два бачка для грибов и ягод, горсть соли и немного хлеба.

Лес был рядом. Ребята углубились в него и обошли лагерь стороной.

Николай и Петушок набросились на красную бруснику, ели ее горстями, а когда первая охота была утолена, стали собирать в бачок.

Лупало решил сварить грибовницу и собирал белые грибы.

Юнги вышли к большому озеру и на берегу увидели старичка. Он сидел на груде камней, подняв кверху длинную седую бороду. Одну руку старик положил на колено, другой опирался на палку. У его ног лежали удочки. Он смотрел в небо и не замечал ребят.

Петушок сразу узнал в нем того самого старика, с которым он уже встречался.

– Дедушка! – окликнул он старичка.

Старик повернул в сторону ребят бороду и посмотрел на них с улыбкой.

– Вы откуда, дедушка? – спросил Николай.

– Из колхозу.

– А что вы делаете здесь? – спросил Лупало.

Его заинтересовали узкие коридорчики, сделанные из камней вокруг центральной груды, на которой сидел старичок.

– А ничего, сынок. Сижу.

– Камнями играли, что ли? – снова спросил Лупало. Старик засмеялся, показав пустой, без единого зуба рот.

– Кабы в твои годы, может, и поиграл бы.

А теперь самому себя таскать тяжело. Да знаешь ли ты, что это такое?

– Откуда мне знать? Вы скажите.

– А ты посмотри, сынок, посмотри получше.

Юнги принялись рассматривать камни. Одни из них были высотой по колено, другие меньше. Камни влежались в землю и кое-где обросли мохом. Значит, положили их здесь давно.

– Ну? Поняли что-нибудь?

– Ничего не поняли, – ответил Николай. —

Видим, что камни тут лежат давно.

– Вот то-то и оно – давно. Так давно, что никто не знает, когда их положили. Вавилонами в народе эти кладки зовут.

– А что такое вавилон? – спросил Петушок.

– Хочешь испытать?

Петушок поколебался немного, потом ответил:

– Хочу. А как испытать?

– А ну, иди вон туда…

Старик показал на край вавилона, где первый коридорчик раздваивался на два хода. Когда Петушок встал в указанном месте, старичок сказал:

– Вот перед тобой два входа в вавилон. Каждый из них ведет ко мне. Только чур, через камни одного ряда в другой не перешагивать и идти до конца, а обратно не возвращаться. Которым ходом пойдешь?

Петушок пошел влево. Он долго ходил между камнями, то приближаясь к центру, где, все так же посмеиваясь, сидел старичок, то удаляясь от него.

Николай решил тоже пройтись по вавилону, пошел через правый вход и очень скоро оказался около старичка. А Петушок все еще кружился по стежке между камнями. Но, наконец, и он добрался до центра.

– А теперь оба выходите, – сказал старичок. – Нет, ты следуй дальше, а ты иди своим путем.

Юнги поняли, что это был выложенный из камней лабиринт. Им захотелось разгадать его до конца. Николай и Петушок пошли обратно. Петушок быстро побежал между камней. Он надеялся, что выход будет скоро. Но почему-то он снова попал на длинный путь. На этом же пути потом оказался и Николай.

Старичок сидел и весело смеялся, вздрагивая всем худеньким телом и покачивая головой.

Петушок и Николай устали, пока через левый выход не вышли из лабиринта.

Старичок сказал:

– Смотрите.

Он легко пошел по коридорчику, обошел два раза центральную кучу и сразу оказался у правого выхода.

– Видали вавилон?

– Это лабиринт, – сказал Николай. – Игра есть такая.

– Какой такой ла…лабаринт? – сердито спросил старичок. – Говорят тебе, вавилон[3]! Нашел игру!…

Лупало позвал:

– Пошли, кореши.

Юнги оставили старичка, спустились к озеру, чтобы сварить грибовницу.

Кое–где в землянках уже настилали полы, клали печи, сооружали крыши, прикрывая их сверху дерном.

Хозяйственная команда матросов неподалеку от лагеря заканчивала строительство большой столовой.

А перед ротами юнгов уже стояла новая задача: заготовить на зиму топливо. От каждой смены выделялась группа юнгов. Старшим в одной из них был Гурька Захаров.

Он работал вторую неделю. На руках набил мозоли. К середине дня начинала болеть спина, и когда после отбоя ложился, засыпал мгновенно.

Пошли дожди. Северные лохматые тучи застилали небо. Воздух в лесу постоянно сырой. Когда дождь усиливался, юнги укрывались под деревьями. Но ветви были полны крупных капель, которые, тупо ударяясь о бескозырки и плечи, попадали за воротник, вызывая во всем теле неудержимую дрожь.

Иногда Гурькой овладевала тоска по родному городу, где много разного народа и хоть изредка можно сходить в кино. Здесь, на острове, пожалуй, тяжелее всего казалась оторванность от Большой земли. Здесь не было ни войны, ни мира. О войне юнгам рассказывали офицеры, и это поддерживало ребят, позволяло им сравняться в чувствах с бойцами фронта, которым тоже очень трудно.

Тосковал Гурька по отцу. Писем от него так и не было. Как-то он там, в госпитале? Выздоровеет ли? Увидятся ли они?

А разве его не тянуло побродить по лесу? Теперь у него была удочка, и в прошлое воскресенье он ходил на рыбалку. За какой-нибудь час он наловил много окуней, из них получилась прекрасная уха. При таком клеве он готов ходить на рыбалку каждый день. Все дни не уходил бы с озера. Хотелось пойти в лес, играть там на мягком, как перина, мху.

Но Гурька теперь собирал ягоды только во время короткого отдыха вблизи делянки, на которой заготовлялись дрова. А лес манил, звал идти дальше!

Лизунов часто уходил с Петушком в лес или на озеро и бродил там целыми днями.

Однажды они появились на делянке. Петушок полной горстью брал из бачка ягоды и отправлял в рот. Он выпячивал живот и ходил вразвалку, увешанный кистями черемухи и рябины. Вид у него был такой, что сразу можно догадаться: ничего-то он не боится, все ему нипочем.

Николай подошел к Гурьке и протянул ему ветку рябины. Гурька отщипнул несколько ягод, спросил:

– Цыбенко не боишься?

– А чего его бояться? Не съест. Судить нас

все равно не будут. Года у нас маленькие.

Гурька посмотрел на высокого, кривоногого Лупало, и тот, как бы отвечая на этот взгляд, сказал, растягивая слова:

– Судить не будут. Мы – юнги. Присяги мы

не принимали. И вообще, дети. Ха-ха-ха! Понятно?

Лупало смеялся густым басовитым смехом.

Тонко и заливисто, закинув назад голову и еще больше выпятив живот, ему подпевал Петушок:

– Хи-хи-хи!

Юнги молча смотрели на хохочущего Лупало и заливавшегося в неудержимом смехе Петушка.

Гурька заметил, что его одного угостили ягодами, и ему почему-то стало стыдно. Он повертел в руках ветку с пламенеющими ягодами рябины, швырнул ее на землю и сказал:

– Мы тут работаем, а вы ягодки собираете?