«А где мне взять такую песню…» А где мне взять такую песню — и о любви, и о судьбе, и чтоб никто не догадался, что эта песня – о тебе? Чтоб песня по свету летела, кого-то за сердце брала, кого-то в рощу заманила, кого-то в поле увела. Чтобы у клуба заводского и у далёкого села, от этой песни замирая, девчонка милого ждала. И чтобы он её дождался, прижался к трепетным плечам… Да чтоб никто не догадался, о чём я плачу по ночам. 1967 Подари мне платок Подари мне платок — голубой лоскуток. И чтоб был по краям золотой завиток. Не в сундук положу — на груди завяжу и, что ты подарил, никому не скажу! …Пусть и лёд на реке, пусть и ты вдалеке. И платок не груди — не кольцо на руке. Я одна – не одна. Мне тоска – не тоска, мне и день не велик, мне и ночь не горька. Если ж в тёмную ночь, иль средь белого дня ни за что ни про что ты разлюбишь меня, — ни о чём не спрошу, ничего не скажу, на дарёном платке узелок завяжу. 1970 Лирика Даже узкая дорога может на две разойтись Письмо Первый снег летит, едва заметен, в золотой, отжившей век, листве. Вдруг откуда-то рванулся ветер и, кружась, понёсся по Москве. И вступают с ветром в поединок, гордые холодной красотой, два дождя: серебряный – снежинок и кленовых листьев – золотой. …Где-то в дальних дрезденских аллеях, о которых в письмах пишешь ты, в октябре деревья зеленеют и цветут июльские цветы. Пусть цветут! Тебе они чужие, и с тоскою думать ты привык о кленовом золоте России, о холодной осени Москвы… 1945 «Там чужой, незнакомый лес…» Там чужой, незнакомый лес, незнакомых рек берега. Ты живёшь на чужой земле и идёшь по чужим лугам. Ты мне пишешь о той стране и тоской не коришь судьбу. Только просишь: «Хоть что-нибудь напиши о России мне». 1946 «У лесных застенчивых фиалок…» У лесных застенчивых фиалок вдруг смелеет запах по ночам… Подошёл – и лёгкий полушалок разметал по дрогнувшим плечам. Пусть на нём, и ласковом, и ярком, — голубые чистые края. Но твоим приветам и подаркам не умею радоваться я. Не тебя, хорошего, мне жалко, и не мне мила твоя гармонь. И пушистым краем полушалка не согреть холодную ладонь. 1946 «Задохнувшийся пылью цветок…» Задохнувшийся пылью цветок почему-то забыт на окне. Никогда не узнает никто, что сегодня почудилось мне. Никому не скажу про беду или, может быть, радость мою. Я любимое платье найду и любимую песню спою. Заплету по-другому косу, распущу на виске завиток… И куда-нибудь прочь отнесу задохнувшийся пылью цветок. 1946 «Говорят, что время правит веком…» Говорят, что время правит веком, и что есть счастливая звезда… Я ждала такого человека, чтобы с ним остаться навсегда. Пусть приходит, не сказав ни слова. Пусть не взглянет – обернусь сама. Только где увидеть мне такого, чтобы я влюбилась без ума? Говорят, что есть большие двери, прячущие что-то от меня. Я хочу во многое поверить, даже если не смогу понять. Я, наверно, страшно верить буду, верить сердцем, вопреки уму! Только где найти такое чудо, чтобы я поверила ему? 1946 В дороге Ветер снегом вагон забрасывал, разозлясь за стеклом окна… Вот она, сторона Некрасова, ярославская сторона! Как в стихах его – не кончается бесконечных покосов ширь; над болотом шумят-качаются ропотливые камыши; возле леса, от снега белого, спит деревня, белым-бела; от колодца обледенелого тропка тихая пролегла; поросли лопухом-репейником задымлённые стены риг. И мне кажется коробейником подошедший к окну старик. Он, во мне угадав нездешнюю, зорким глазом прильнёт к стеклу, скажет, окая: «Скоро Грешнево…», не спеша запахнёт тулуп, станет медленно подпоясывать… Ветер плачется, ночь темна. За окном сторона Некрасова, ярославская сторона. 1946 |
