— Вот здесь следовало бы играть спектакли.

Антуан велит все разрушить. Движение руки, и все валится.

— Какое горе, что я не умею рисовать! — говорит он.

С помощью костяшек домино он пытается построить такой дом, какой ему хочется: костяшки рассыпаются.

— Нужно, чтобы получилось еще более по-деревенски! — твердит он.

— Хорошо, хорошо, — успокаивает художник. — Деревня — это по моей части.

* До чего же легко строить диалог.

Она:

— Нет!

Он:

— Да.

И вот уже готовы четыре строчки!

5 апреля. У птицы гордый вид: будто она пролетела над Парижем.

15 апреля. Дюма-сын для своего времени был талантлив. С тех пор мы научились говорить другим языком. Сегодня нужно переписать его пьесы, я не скажу — более талантливо, а просто другими словами. Через двадцать лет придется, быть может, проделать ту же работу над пьесами Капюса и Эрвье.

18 апреля. «Орленок». Да, это другой мир, но он волнует меня всякое мгновение…

2 мая.…«Господин Верне». Ночью не спал. Дрожь, лихорадка, лицо горит.

Совсем не уверен в первом акте; чтобы подбодрить себя, вспоминаю, что Фейдо похвалил второй акт. Почти весь день остаюсь в постели, нервничаю, хандрю.

Маринетта — герой. Она пришлет Фантека сказать, как прошел первый акт: «Очень хорошо. Хорошо. Так себе. Плохо».

Маринетта говорит: «Не волнуйся. Клянусь, что я тебе скажу всю правду. Во всяком случае, не приукрашу. Скорее уж наоборот».

Постепенно я успокаиваюсь. И потом, если бы не деньги, к чему вся эта театральная лихорадка!

* Десять часов вечера. Я спокоен, как будто сегодня и не играют моей пьесы. Это спокойствие не предвещает ничего доброго. Провал все-таки ощущение более острое, чем успех. Прибегает Фантек. Весь первый акт удался.

10 мая. Театр. Не слушать друзей и журналистов, которые находят в пьесе длинноты. Они видели столько пьес, что всегда склонны сказать: «Быстрее! Да ну, быстрее же!» А зритель скажет: «Постойте-ка. Не так быстро. Я уплатил за весь вечер, а вы хотите меня выставить за дверь».

* Франк-Ноэн:

— Вы никогда не заработаете много денег в театре… Я еще верил после постановки «Рыжика», но…

Тристан Бернар:

— Вы заработаете много денег в театре. Я не верил в это после «Рыжика», но…

16 мая. Театр. Если хочешь, чтобы я заплакал, не визжи.

* Она стареет на глазах: виден снег, посыпающий голову.

* В споре ничего не рождается: свет рождается из доброго согласия. Этот свет — он-то и озаряет близкие по сути рассуждения.

* Хороший вкус вовсе не у меня, а у правды.

* Нужна такая ясная фраза, чтобы она сразу радовала и чтобы ее все-таки перечитывали именно ради этой радости.

* Такой череп, а мозг с горошину.

* Кенгуру везет ручную тележку.

* Среди душевного молчания вдруг удар колокола.

27 мая. Автору не следует слишком вслушиваться в свои пьесы: рано или поздно он убедится, что наиболее доходчивы как раз посредственные места, и в следующей своей пьесе будет налегать на посредственность.

12 июля. Ростан — поэт толпы, которая считает себя элитой.

16 июля. Мопассан не наблюдает: его реальность — плод воображения. Это все-таки приблизительно.

* Природа никогда не бывает безобразной. Как легко дышится деревьям!

22 июля. Держитесь от меня поодаль, чтобы я мог вас уважать.

23 июля. Легенда — эти крестьянские свадьбы, на которых якобы едят целый день. Если говорить по правде, они едят мало, но медленно. Чтобы съесть много, нужно иметь привычное к еде брюхо богатых.

* Их «трапеза» — пресловутый чеснок, картофель, ломоть черного, именно черного, хлеба, кувшин с водой в тени изгороди, — все это мучит нашу совесть и прибавляет нам аппетиту.

30 июля. Сон праведника. Разве может праведник спать спокойно?

18 августа. Нынче утром Раготта, когда выводила корову, услышала такой крик, такой крик!.. Побежала в поле и видит мальчонку, который стережет баранов Букена. Кричал он от тоски, потому что его еще на Иванов день наняли в подпаски. Ему двенадцать лет. Он стосковался по своим родителям, которые живут в Муроне, и вот он кричит, и крупные слезы текут у него по щекам.

* Больно видеть, когда крестьянин выказывает презрение к другому крестьянину.

10 сентября. В Шитри будут долго помнить здешнюю графиню, толстую даму, которая давала много белья в стирку, а могла бы давать больше, если бы не ее приживалки; а в церкви у нее было свое особое место, и когда благословляли хлеб, она съедала целый ломоть, будто она ест только раз в неделю.

…На похоронах графини раздавали хлеб — больше сотни пятифунтовых буханок. Раготте не досталось. Если бы ей предложили хлеб, Раготта приняла бы из вежливости, всем известно, что у Раготты хорошие хозяева.

14 сентября. Можно обойти все лавки в Корбиньи и не найти там зубной щетки, пилочки для ногтей, губки, — не считая губок для мытья карет.

* Религия служит извинением их умственной лености. Им дается готовое и самое посредственное объяснение вселенной. Но они и не помышляют о другом, потому что не способны искать, а также в силу безразличия. Нет ничего более низменно-практичного, чем религия.

26 сентября. Охота. Брожу около часа. Машинально нажимаю курок, пугаю перепелок. Откуда эта мания пугать?

Поля принадлежат труженикам. Бездельникам, вроде меня, стыдно бродить так просто, вот и берешь ружье. Будто для дела.

Слышу, как в тачке перекатываются картофелины.

Возвращаюсь домой. Идем вдоль канала. Пуантю не переставая обнюхивает землю, заставляя лягушек прыгать в воду.

* Существуют ли мудрецы, которые любят природу так, как я ее люблю, понимают, что этой любви вполне достаточно и что незачем делать из этого литературу?

* Борно говорит мне: «Я неверующий, но уважаю религиозные убеждения других. Религия — это дело священное».

Почему такие привилегии, такая неприкосновенность? Верующий — это человек, который верит словам священника и не желает верить тому, что говорят Ренан или Виктор Гюго. Что же тут священного? Чем отличается такой верующий от любого пошляка, который предпочитает бульварную литературу произведениям наших великих поэтов?

Верующий создает господа бога по своему подобию. Если он уродлив, то и бог его нравственный урод. Чего ради мы обязаны почитать нравственное уродство? Религия дурака не должна служить ему защитой от нашего презрения и наших насмешек.

Будем же нетерпимы к себе! Пусть все стадо наших идей идет прямой дорожкой, подгоняемое своим пастухом Разумом. Зачеркнем неудачные строфы человечества!

* Литература прекрасна. У меня пала корова.

Я описываю ее смерть и получаю за это деньги — теперь у меня есть на что купить другую корову.

* Одерживая над самим собой крохотные победы, с трудом избегаешь больших поражений.

28 сентября. Он приближается, толкая перед собой тачку, доверху наполненную мешками с картофелем. Уже темно, и он меня не замечает и идет напрямик, тропинкой, проходящей перед нашими дверьми и перед той самой скамейкой, на которой сижу я и наблюдаю отходящую ко сну природу. Он делает два-три шага: слишком круто, колесо тачки перестает вертеться, земля мокра, а сам он стар и припадает на ногу. Разговор с тачкой:

— Это еще что? Горки испугалась?

Он сбрасывает один мешок и оставляет его на траве, заберет после. Но тачка отказывается карабкаться выше. Он решает вернуться.

— Слишком тяжело, Филипп?

Он удивлен, услышав мой голос.

— Не то что слишком тяжело, а скользко здесь.

— Подождите, я вам помогу.

Я взялся неловкими руками за тачку, и пока Филипп, шедший сзади, говорил: «Спасибо, спасибо, мосье Ренар», — мне удалось одним толчком добраться с тачкой до скамейки, — я был в сабо и обеими ногами крепко упирался в камни на мокрой тропинке.

— Теперь уж она сама покатится.

— Спасибо, — еще раз сказал он.