— Я уже поцеловала тебя, — сказала она.

— Мы целовались, — как эхо отозвался он.

— Да, — произнесла Джей задумчиво. — Допустим, мне это даже понравилось, но это ничего не меняет. Брак — это любовь, а не только поцелуи. Мы думали лишь об удовольствиях, мы наслаждались телами друг друга.

— Мы занимались любовью, — медленно сказал Люк.

— Пусть так, если тебе больше нравится. Слова не меняют сути. Я занималась с тобой любовью, но не ради твоего удовольствия. Я делала это для себя, мы заботились только об удовлетворении своих потребностей, мы были эгоистами. Но ведь люди не могут провести всю жизнь в постели.

— Мы тоже не всегда делали это в постели…

Джей покраснела. Слова Люка вызвали воспоминания о женщине, которая никак не могла быть ею, но, тем не менее, была Джей, игривой, чувственной, кокетливой, взбалмошной и изобретательной. Такой женщиной, которая могла броситься в постель к совсем незнакомому мужчине.

Джей постаралась объяснить Люку, что она имеет в виду:

— Мы не говорили о будущем, я ничего не знаю о твоем прошлом. Где ты вырос, какие у тебя в детстве были мечты, а в юности надежды? И ты тоже ничего не знаешь обо мне.

— Черт, О'Брайен, мы прожили вместе без году неделя. Не мог же я поведать тебе всю историю своей жизни.

— И за час можно столько друг другу сказать! Стольким поделиться! А мы поделились только своими телами, оболочкой. Я же совсем не представляла, какой ты внутри!

— Я бы все тебе рассказал, но ты не спрашивала.

— Я не упрекаю тебя, я действительно ни разу не спросила… — Ее лицо пылало. — Мне было не до того. Ты ласкал меня, улыбался мне, смотрел на меня, и все, о чем я могла думать, — это об удовольствии, которое ты доставлял. — Она недолго помолчала, сглотнула. — Мне трудно признаться, как я огорчена, но я не любила тебя тогда и не люблю сейчас.

— Конечно, ты не любила меня, — отозвался Люк. — Тебе не кажется, что влюбленность для подростков, а взрослые люди вверяют друг другу свою судьбу. Они строят вместе жизнь. Любовь для них — награда. Мы физически привлекали друг друга. И я думал, что ты именно та женщина, с которой мне нужно разделить жизнь. Я думал, что по жизни мы пойдем рядом, но ты хотела идти впереди, чтобы я бежал за тобой.

— Мы с Бартоном сумеем разделить наши жизни, — холодно сказала она. — У нас с ним много общего. Мы похоже мыслим, у нас одни интересы, вкусы в музыке и живописи. Мы даже любим одни и те же фильмы. Мы верим друг другу.

Его губы дрогнули от возмущения.

— Как только тебе доверяют в суде! Ты же тупа, как…

— Ты думаешь, что любой, кто не согласен с тобой, туп. Ты хотел, чтобы я все бросила, все, чего добилась в жизни, все, о чем мечтала. Ради чего, Люк? Что такого ты мог дать мне?

— Я предложил половину того, что заработал своим трудом, но ты хотела все и сама. — Люк пожал плечами. — Не советовал бы Бартону тобой командовать, а то останется с носом.

— Я люблю Бартона, а он меня. Я знаю, как он жил до меня, знаю, какие у него планы на будущее. У нас, — поправилась она. — Я нужна ему, и он ничего от меня не скрывает.

— Вот что, детка, Бартон не сделает тебя счастливой. И знаешь почему? Он, бедняга, поверит всякой небылице, какую ты ему наплетешь, любой маске, какую ты на себя натянешь.

— Яне…

— Черт! Дай мне закончить! Он слишком доверяет тебе, и ты не позволишь ему узнать, какая ты на самом деле. Ваша жизнь будет сплошным враньем.

— Ты…

— Дай мне сказать, наконец! — Он подошел к ней и зажал ее рот мозолистой ладонью. — Ты сама себя не знаешь. И не понимаешь этого сейчас, но я сделаю тебе одолжение, леди, — он криво усмехнулся, — за три недели ты все поймешь. — Недобрый огонек заиграл в глубине его темных глаз. — Я и сам бы хотел кое в чем разобраться. И первое, почему я решил жениться на тебе? Почему я поверил, что ты настоящая женщина? Интересно будет поломать голову, так ведь, О'Брайен?

Он расслабил руку, зажимавшую ей рот, потом провел пальцем по ее нижней губе. Джей едва сдержала желание тяпнуть его за палец, до крови. Но губы ее раздвинулись, и палец Люка задел кончик языка.

— Я тебе объясню. Ты просто хотел спать со мной.

— Так ты думаешь, мы не договорились бы без всяких там брачных уз?

— Нет. То есть да…

Он не давал ей подумать, он отвлекал ее, потому что водил пальцем вокруг маленькой родинки в уголке ее рта…

— Ты, О'Брайен, думаешь, что одна была примерной супругой? Полагаю, ты должна знать, что у меня не было женщин после тебя.

И, оттолкнув ее, он распахнул дверь.

— Я заброшу багаж в твою комнату.

Она не успела спросить его, зачем ему понадобился этот монашеский обет, но вместе этого поинтересовалась, как ему пришла в голову мысль поселить ее у своих хозяев.

— Я не знала, что ранчо Стирлингов — отель, — сказала она.

Люк сгреб ее багаж, брошенный у входной двери.

— Леди воротит носик, здесь, значит, не те условия, к каким привыкла наша гостья, но ведь она переживет. Ты переживешь, О'Брайен?

— Ты не так меня понял. Люк. Я думала, что остановлюсь у тебя. Ну, в трейлере. Может быть, мы сможем ужиться?

— Ты считаешь, что мы сможем ужиться в трейлере? Да я или сверну тебе шею, или…

Он не закончил фразы, но она и так поняла, что он имел в виду, и на всякий случай застегнула верхнюю пуговку платья. Нет уж, танцевать под его дудку она больше не собирается.

— Но как же ты меня навяжешь совершенно незнакомым людям? — обратилась она к спине Люка, уже поднимавшегося по лестнице.

— Ванная там, — объяснил Люк, как будто не расслышав ее слов. — Нам придется делить ее. Твоя комната — эта, моя — напротив.

Джей остановилась в дверях большой спальни.

— Твоя комната? Ты что живешь со Стерлингами?

— Зейн Стирлинг умер пять лет назад. Я живу один, — сказал Люк и бросил чемоданы Джей на сохранившее следы былой белизны покрывало кровати. — Я здесь один. А моя супруга живет в Денвере.

— Я не сноб, — в сотый раз повторила Джей.

Она рывком содрала кожу с цыпленка. В прошлом году Люк сказал ей, что он ковбой. Да и любой, кто увидел бы его битый пикап, тертые джинсы, грубые ботинки, решил бы, что за душой у этого парня ни цента. Джей буквально сразила новость, что Зейн Стирлинг, дядя Люка, оставил ее мужу пятьдесят пять процентов огромного имения, которым Люк единолично управляет. То есть раньше они владели ранчо с дядей, а теперь им владеет только Люк?!

Джей разрубила цыплячью ножку сильным ударом кухонного ножа. Не в деньгах счастье! Владей он ранчо хоть с Техас, у них все равно нет ничего общего.

Голос Люка вывел ее из задумчивости:

— Что ты делаешь? Где Птаха? Что это такое? — Люк с закопченной кастрюлькой в руках вошел через черный вход. Кастрюльку Джей только что выкинула в снег.

Она предпочла ответить только на второй вопрос:

— Птаха собирает вещи. Она переезжает из дома Этель в ту маленькую комнатку в нашем доме. Правда, в комнатке раньше была кладовка, но я привела ее в порядок.

— Тебе нужна компаньонка или повар, О'Брайен? — Люк демонстративно поставил обгоревшую кастрюльку в мойку.

— Птахе страшно в пустом доме, — сказала Джей ровно.

Люк с любопытством наблюдал за тем, как Джей, обваляв кусочки цыпленка в муке и сухарях, посыпала их специями.

— Птаха сказала, что ее сестра совершенно измучена. Этель может пробыть в Вайоминге неделю или больше, а может быть и месяц. Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Этель скоро не вернется, но от Птахи вряд ли будет много толку.

Он скрестил ноги, обутые в высокие, шнурованные до лодыжек ботинки и весело добавил:

— Так что придется тебе готовить, О'Брайен.

Джей выложила цыпленка на сковородку. Ей была ясна причина веселья в голосе Люка. Он, конечно, понял, кто сжег кастрюльку. Подумаешь, забыла налить в нее воды, перед тем как ставить на огонь. Смешно доказывать, что ее место вовсе не у плиты, должна же она, в конце концов, есть!