— Хочешь — верь, хочешь — нет, но температура воды — не ниже семидесяти пяти, — приветливо улыбнулась она.

— А точнее?

— По-моему, так. На поверхности. Ну что, кто смел — тот и съел?

— А что скажут соседи? Честно говоря, у меня нет ни плавок, ничего…

— А это и был мой план: никаких планов! Представляешь, всю субботу провести безо всяких судов и интервью прессе. Без Даннов. Они достали меня за неделю. Эти жалобы на расследование накануне разбирательства… А тут — никаких похищений. Только мы вдвоем — в самой сердцевине… непонятно где…

— Отлично сказано — Непонятно Где. — Я посмотрел вдаль, туда, где ели встречались с линией горизонта.

— Так и назовем это место — Непонятно Где, Северная Каролина.

— Джез, я серьезно — как насчет соседей? Мы ведь в Тархил-Стейт? Не хотелось бы дегтя на подметках…

Она улыбнулась:

— Здесь никого в радиусе двух миль. Поверь, других домов нет. К тому же еще слишком рано, разве что на рыбаков наткнемся.

— С парой местных рыбаков тоже не хотелось бы встречаться — а то примут меня за большого черного окуня. Я ведь читал «Избавление» Джеймса Дики[6] .

— Здесь рыбачат только на южном побережье. Верь мне, Алекс! Дай помогу тебе раздеться.

— Ладно, давай разденем друг друга. — Я подчинился ей и наступавшему чудесному утру.

На берегу озера мы раздели друг друга. Утреннее солнце слегка припекало, я чувствовал, как мою кожу ласкает легкий ветерок с озера. Я поболтал ногой в воде — нет, Джеззи не преувеличила температуру.

— Видишь, я не соврала. Я никогда не вру! — сообщила она с милой улыбкой, затем изящно нырнула, почти не оставив брызг.

Я последовал за ней — туда, где на поверхности воды показались пузырьки воздуха. Уже под водой я представил себе нас: чернокожий мужчина и красивая белая женщина плавают вместе… В самом сердце Юга. В тысяча девятьсот девяносто третьем году. Какое безрассудство! Или мы оба сошли с ума? Неужели мы не правы? Так сказали бы многие или, по крайней мере, подумали бы… Но почему? Разве мы причиняем кому-нибудь зло тем, что мы вместе?

На поверхности вода была теплой, но внизу, на глубине пяти-шести футов, значительно холоднее. Она была сине-зеленой. Где-то на дне били ключи: нырнув, я чувствовал, как упругие струи омывают мое тело.

Насколько сильно мы влюблены друг в друга? Что я чувствую сейчас? — такая мысль вдруг пронзила меня, и я вынырнул на поверхность.

— А ты дотронулся до дна? Когда ныряешь в первый раз, нужно дотронуться до дна!

— А если нет, то что?

— То ты дохлый цыпленок, и утонешь или заблудишься в густом лесу, и будешь там плутать до конца своих дней. Правда-правда! Я такое наблюдала много раз, здесь, в Непонятно Где.

Мы резвились как дети. Накануне мы слишком много работали. Слишком много — в течение целого года. У пристани была кедровая лестница, чтобы легче выбираться из воды. Она была сколочена недавно — чувствовался запах свежего дерева. Но щепок не было. Интересно, не сама ли Джеззи сколотила ее — когда была в отпуске накануне похищения…

Мы держались за лестницу и друг за друга. Вдалеке забавно кричали утки. Поверхность воды подернулась легкой рябью. Маленькие волны разбивались о подбородок Джеззи.

— Мне нравится, когда ты такой… Такой уязвимый! — шептала она. — Ты сейчас раскрываешься по-настоящему…

— Все последние события кажутся мне нереальными, — делился я с Джеззи. — Похищение. Поиски Сонеджи. Расследование в Вашингтоне…

— В данный момент есть только одна реальность: мы вместе, и мне это нравится. Вот так. — И Джеззи положила голову мне на грудь.

— Тебе правда нравится?

— Правда. Видишь, как все просто? — Она указала на живописное озеро, окруженное островерхими елями. — Разве ты не замечаешь? Вот это — настоящее. Поэтому все так чудесно. Я обещаю, что никакие рыбаки нас не потревожат.

И Джеззи оказалась права. Впервые за последнее время я чувствовал, что все будет хорошо — все, что начнется с этого чарующего момента. Здесь все было так медлительно и просто, как только возможно. И никто из нас не желал конца выходных.

— Я детектив полиции Вашингтона, должность — начальник сыскного отдела. Мне поручаются задания по расследованию преступлений, где требуется знание психологии, — так я начал свое выступление в переполненном молчаливом зале суда в понедельник утром. Выходные на озере уже отошли в далекое прошлое. На моем лбу выступили капельки пота.

— Объясните нам, почему именно вам поручают подобные задания, — попросил Энтони Натан.

— Я психолог и имел частную практику, прежде чем прийти в полицию, — пояснил я. — До этого еще занимался сельским хозяйством. В течение года был фермером.

— А где вы получили докторскую степень? — настаивал на своем Натан, желая произвести впечатление на аудиторию.

— Как вам известно, мистер Натан, в университете Джона Хопкинса.

— Один из лучших университетов страны, в этой части страны, разумеется, — прокомментировал Натан.

— Возражаю. Это мнение мистера Натана, — внесла Мэри Уорнер справедливое уточнение. Судья Каплан приняла возражение.

— Вы также публиковали статьи в «Архивах психиатрии» и «Американском психиатрическом журнале», — продолжал Натан, полностью игнорируя замечание мисс Уорнер и судьи Каплан.

— Я действительно написал несколько статей, но не вижу в этом ничего примечательного. Многие психологи публикуются.

— Но не в «Журнале» и «Архивах», доктор Кросс. На какую тему были ваши статьи?

— Об умственных способностях преступников. Чтобы напечататься в так называемых научных журналах, большого ума не надо.

— Восхищаюсь вашей скромностью, доктор Кросс, честное слово. Будьте любезны, скажите мне следующее: вы наблюдали за мной в течение последних недель. Как бы вы охарактеризовали меня?

— Для этого необходимо провести несколько индивидуальных сеансов, мистер Натан. Я не уверен, что вы в состоянии их оплатить.

В зале раздался смех, даже судья Каплан, казалось, обрадовалась минутному оживлению.

— А что, можно рискнуть! — нашелся Натан. У него гениально изобретательный ум: он демонстрировал, что я не заранее припасенный эксперт, а независимый свидетель.