Солнце уже садилось за острые пики елей, когда где-то близко заколотили в било и зазвонили скитские колокола. Служители, вышедшие навстречу, криками указывали охотникам дорогу. Князь был в обители и стоял на вечерне.
В скиту у водопада Дуруитоаря жило всего лишь трое иноков: одни — постигший книжные премудрости, остальные — простые чернецы. Обитель была обнесена крепким тыном, ворота окованы железом. Рядом с церковкой стояли кельи святых отцов. Там же была трапезная и даже гостиная палата, дождавшаяся наконец высокого гостя.
Все охотники видели белого зубра, но никто не знал, куда он исчез. Это исчезновение всех поражало, казалось чудом.
Симион и старый Кэлиман, подробно расспросив четырех охотников о том что они видели и узнали, пришли в еще большее удивление. Расположив служителей и воинов во дворе обители и у входа в долину, Симион пошел в церковку — поведать господарю все, что он узнал.
Деревянная церковь была высотой в два человеческих роста, но все образа и украшения — только малых размеров и плотнее расставленные — находились на своих местах.
Господарь сидел в княжьем кресле. Отец иеромонах Иоил один служил вечерю. Казалось, что в полумраке церкви, озаренной лишь редкими огоньками лампад и свечей, молча присутствует дух самого бога и высоких гор.
Пропев стихиру во славу господаря, отец Иоил поклонился ему и скрылся в таинственную сень алтаря. Князь в сопровождении постельничего вышел во двор.
Выслушав рассказ Маленького Ждера, он велел призвать к себе отца Иоила. Седобородый иеромонах в черной скуфье послушно предстал перед господарем и дал ему все пояснения, смиренно склонившись к его креслу.
— Истинно так, пресветлый государь, — говорил иеромонах. — Тому тринадцать лет, как в пещере около Белого источника поселился святой отшельник, пришедший из-за гор с этим белым зубром, которого увидели твои охотники. Зубр этот, государь, приручен и никому не причиняет зла. И служил он верно схимнику до самой его кончины. Был обычаи у местных чабанов оставлять дары для святого старца в тайнике позади скита. А мы, привязав сии даяния к рогам зубра, отправляли их в пещеру. По повелению старца зубр приходил сюда, мы нагружали его, после чего он возвращался к пещере. Дозволено было нам являться на поклон к святому старцу лишь раз в год, после светлого Христова воскресения. И в тот день мы, неся свечи, спускались к нему с благою вестью. А ежели в это время стояла стужа, то мы тогда совсем не видели его. Так что отшельник жил один. Никому не разрешалось тревожить его, ибо он дал обет молчания и уединения. То был увечный и древний человек, хилый телом и помраченный разумом, как нам казалось. Зрение и слух были у него не такие, как у всех, ибо служили ему не только наяву, но и во сне. Несколько лет подряд весной после пасхи я видел, как он на восходе солнца выходил из пещеры, становился на колени и припадал ухом к горе — слушал голос земли. Только это он и мог объяснить нам в святой праздник, когда дозволено ему было говорить. И еще поведал нам старец, что ему указано было дойти до господаря. Да вот ослабел он и осел тут: придется уж самому господарю прийти к нему. «Ибо мы — пророки великих князей», — прибавил он. Тому два года, как только сошли снега в заговенье, белый зубр воротился к нам с припасами, и тогда мы поняли, что затворник отошел в мир иной. Спустились мы к нему, чтобы принести сюда святые останки. А был он худ и бесплотен, точно призрак. Но мы так и не нашли его. Может, шел он за водой и поток унес его. Может, вознесся к небесам вместе с земными испареньями, когда приник, по своему обыкновению, к горе, чтобы услышать голос недр. Ничего мы не смогли узнать. Остался зубр без хозяина. А начнут ему докучать пастушьи псы либо охотники, так он прибегает в наш скит, стучится лбом в задние ворота, и мы впускаем его. А потом, как попросится, опять выпускаем на волю.
Выслушав его, князь долго молча в задумчивости. Казалось, его гнетет горькое сожаление.
— И ничего больше не узнали?
— Ничего, князь. Ничего.
— А что за голоса он слушал?
— И этого мы не смогли узнать, государь. Может быть, ему и было кое-что ведомо, но мы не понимали его слова. Знал он тайную науку движения звезд и солнца; читал на небе знаки зодиака, в точности определял на каждый год сроки, когда наступит пасха. Однажды старец сказал, что прислушивается, чтобы узнать по гулу земли, когда поднимется против Змия святой великомученик Георгий. Но мне почудилось, что это речь слабоумного.
Иеромонах Иоил вышел похлопотать об ужине и ночлеге князя. Штефан по-прежнему сидел печальный, погрузившись в свои мысли. Преподобный Амфилохие раскрыл складень и развернул книги. Господарь в глубокой задумчивости слушал священные стихи, постепенно проникаясь их сладостью.
Немного погодя он заметил у дверей среди охотников Маленького Ждера и, подозвав его, подробно расспросил обо всем, что Ионуц видел у Белого источника. Больше всего удивил его рассказ о землянике — на некоторых стеблях висят крупные, словно коралловые ягоды, а иные еще только цветут.
— Растут они прямо против двери, там, где он стоял на коленях и бил земные поклоны, — высказал свое мнение Ионуц. — И еще увидели мы, государь, у ручья вечнозеленую траву, называемую листом пустынника. Растет она там, чтобы люди помнили о том, кто посеял ее.
Князь слушал и думал о чем-то своем.
— Он бил поклоны у самого входа в пещеру?
— Там, государь. У каменного порога. И оттого что он год за годом склонял колени в этом месте, в каменной плите образовалась впадина.
— Завтра, прежде чем двинуться в обратный путь, я должен спуститься туда и увидеть это место, — сказал со вздохом господарь.
Старшине Кэлиману не понравилась печаль князя.
— А я, князь-батюшка, полагаю, что все это выдумки, — вмешался он.
Князь вздрогнул.
— Что именно, честной старшина?
— Чур тебя, нечистая сила! Выдумки, что схимник-де помер. Чабаны сказывают, что он жив и где-то скрывается вместе с зубром.
Князь покачал головой.
— Где же ключ к разгадке, отец Амфилохие?
— Преславный государь, — ответил архимандрит, — мы не можем верить в колдовство. Святой старец умер. Пророчество, которое он хотел поведать тебе, сбудется волею владыки небесного, когда настанет час и поднимутся князья и кесари и Венеция вышлет в море суда, набитые золотом, а святой наместник апостола Петра в Риме благословит народы тех стран встать на защиту истины. Тогда поднимутся и все жители нашей земли.
Князь размышлял, нахмурив брови. Внутренний голос шептал ему: «Недра всколыхнулись, а мы еще не готовы к великому делу».
— Я хочу остаться наедине с тобой, святой отец, — сказал он. — Ужина мне сегодня подавать не надо.
В ту ночь Штефан заснул поздно, после долгих молитв. И привиделся ему тот же сон, что и накануне. Схимник благословлял с вершины высокой горы огромный пожар, охвативший города и села Молдовы. А князь, стоя рядом со святым старцем, в великом волнении открывал для себя значение вещего сна.
ГЛАВА X
О княжеской свадьбе и горестях житничера Никулэеша Албу
Вернувшись в Сучавскую крепость, князь стал готовиться к встрече царевны Марии. Решение его было твердо: сразу после свадьбы двинуть полки на юг, к рубежам турецкого царства.
Первым предстал перед государем по возвращении его с охотничьей потехи новый спэтар, боярин Михаил Врынчану. Именно его и снарядил Штефан с боярами и конниками из Верхней Молдовы встретить в Яссах царевну-невесту. Верным и усердным показал себя новый спэтар. Седин он еще не нажил, бороды не отрастил и ростом не вышел. В этом сухощавом чернявом боярине жила великая любовь к своему господину, отражавшаяся во взгляде больших выпуклых глаз. Господарь неустанно возвышал новых людей, подобных спэтару Михаилу, ценя их не за родовитость, а по достоинствам. Иные времена — иные люди. Для искупительных битв, которые снились господарю в его тревожные ночи, нужны были сердца, пылающее верой.