Капитан Петру Хэрман стоял неподвижно, не смея молвить слова. В это время из сеней малой палаты вышли бояре в пышном одеянии, во главе с. владыкой Феоктистом. На лицах их можно было прочесть следы того страха, который таится в глубине души каждого человека. Голос вечности и смерти поднялся из недр земных к недвижным, мирным небесам. Князю удалось скрыть язвительной усмешкой свое волнение. Глядя в молчании на своих бояр, он пытался унять тревогу и подавить предчувствия, обуревавшие его при мысли о том, что это бедствие связано с кровавыми делами прошлых лег. Рок подстерегает нас в тени. В любое мгновенье мы можем угаснуть, как этот далекий зов в небесах. В вышине действительно слышались голоса. Это протяжно перекликались незнакомые птицы, пролетавшие в высоком полуденном небе над крепостью.

— Это кобчики, — заметил кто-то. Князь повернул голову, чтобы узнать, кто говорил. То был один из могучих сыновей старшины Некифора Кэлимана. Густой его голос, в котором не было и следа страха, вызвал кривые улыбки у придворных.

— Святой отец, — обратился господарь к старому митрополиту, извольте вернуться в часовню, куда я велел идти княгине Кяжне с детьми. Успокой их и заверь, что милость божья над нами. Небесные знамения, ниспосланные нам, возвещают о гибели врагов. С божьей помощью так же, как рухнула стена башни Небуйсы, рухнет и сила изменника Раду-водэ Валашского, покорившегося измаильтянам. Недра земные всколыхнулись, и звон раздался в вышине в знак того, что князья и кесари не должны более медлить, предаваясь греховному безделью. Пойти им надо ратью против антихриста за истинную веру. Ступайте, бояре, молитесь господу, чтоб ниспослал вам добрые мысли и простил вам грехи. А то спешите допить вино, оставшееся в кубках. А я хочу узнать, крепко ли струсили мои верные, надежные воины.

Пока господарь это говорил, стараясь унять тревогу разума и сердца, капитан Петру Хэрман, повернувшись к наемным ратникам и лучникам, хмуро поглядел на них. Затем, подойдя к ратным службам, бросил короткий приказ и погрозил шестопером. Прошло несколько мгновений, и ратники похватав с лавок и из ниш доспехи и копья, вышли и выстроились вдоль галереи. Латники в железных шлемах по одну сторону, наемники в панцирях из турьей кожи, с высокими луками — по другую. Пушкари в красных кафтанах с лядунками на боку, в шапках с журавлиными перьями поднялись на стены. Когда господарь, отвернувшись от бояр, взглянул на своих воинов, он увидел недвижный строй восьмисот ратников, окаменевших в ожидании его повеления.

Один капитан Петру был без лат и без шлема, даже сабля не висела у него на боку. В руке он держал шестопер и, ожидая княжеского слова, стоял с непокрытой головой, как и его господин.

Князь Штефан прошелся перед шеренгами воинов, придирчиво оглядывая их. Сотники были на своих местах. Кое-кто из старых албанских воинов, которые служили ему с самого начала, с той поры, как он вступил на княжеский престол, смотрели на башню замка, где на ветру заплескалось знамя. Под взглядом господаря у них вздрагивали седые усы Наконец князь Штефан улыбнулся и дважды хлопнул по плечу напитана Петру.

— Все небесные знаменья хороши для того, кто верит во всевышнего, — проговорил он. — Капитан Петру, передай пивничеру Андронику наше повеление почать бочку вина для ратников. Пусть каждый поднимет чашу за наше здоровье и за победу креста.

— Здравствуй на многие лета, государь! — откликнулись ратники.

Штефан вернулся в малую палату, за ним последовали придворные. Капитан Петру Хэрман поднял шестопер, и наемники тут же разбрелись кто куда. Только дозорные остались стоять на четырех башнях крепости. Ветер с гор заколыхал над дворцом голубое атласное знамя.

Прежде чем войти в сени малой палаты, князь остановился и, повернув голову, сказал что-то отроку-служителю. Торопливо пробравшись сквозь строй придворных, тот подошел к людям, толпившимся вдоль галереи. Все узнали, что господарь зовет к себе сыновей старшины Кэлимана. Молодые охотники, выпрямившись во весь свой исполинский рост, широкими шагами направились к господарю.

Они были на голову выше всех окружающих. Приблизившись к господарю, они обнажили кудлатые головы. Князь поманил их пальцем, приветливо улыбаясь, что случалось с ним не часто. Некоторые придворные переглянулись, укоризненно покачав головой: вот они, мирские слабости, от коих не свободен и сам владыка Молдовы, хотя он и мнит, что слеплен из другого теста, чем простые люди. Теперь, когда опасность миновала, ему угодно пошутить. А ведь сперва изрядно струхнул: дойти до того места крепостной стены, где обвалилась стена башни, побоялся, а теперь изволит толковать с простыми охотниками. Ишь, расспрашивает — как их звать, поклон посылает старшине Некифору Кэлиману, уведомляет, что намерен, как в былое время, поохотиться в горах на зубров, ибо теперь сентябрь месяц, — а в эту пору зверьми овладевает любовная горячка и они ищут друг друга. Быки с могучим ревом сталкиваются лбами, бьют противника рогами, добиваясь власти над полянами, где пасутся коровы. Рев зубров глубже и страшнее, чем у благородных оленей, которые в это время тоже дерутся за своих подруг.

Сыны Кэлимана отвечали с робостью, подобающей в разговоре с князем. Затем вернулись к крыльцу капитана Петру, между тем как лучинки и немецкие наемники, успокоившись, расходились по своим помещениям. Капитан отправил гонца к пивничеру Андронику уведомить его о благосклонном распоряжении князя. Как только Штефан-водэ со своей свитой скрылся в тени галереи, появилась тощая, высокая и костлявая фигура архимандрита Амфилохие. Он медленно шагал вдоль стен и, казалось, был всецело погружен в свои мысли и далек от сумятицы, происходившей всего лишь четверть часа тому назад. Солнце стояло в зените. Преосвященный остановился, задумчиво перебирая иссохшими пальцами четки, и не увидел у ног своих тени. Повернувшись, он не обнаружил ее и позади себя. Тогда он ощутил легкое беспокойство и подумал, не обретет ли он душевного равновесия среди собравшихся у крыльца капитана Петру. Сначала он колебался, прислушиваясь к перезвону колоколов в Сучаве, извещавшему о том, что опасность миновала. Затем сделал еще несколько шагов. Сквозь черное одеяние проступали острые углы его тощего тела. Лицо, обрамленное клобуком, было цвета старой слоновой кости. Внезапно, словно хромой паук, подстерегавший в тени неосторожную жертву, перед ним появился Стратионик.

Тщедушный монах с некоторых пор бродил по стране, останавливаясь в городах и боярских подворьях. На короткий срок он останавливался и в крепости Сучаве и тогда помогал преподобному Амфилохие Шендре совершать богослужения в часовне. Порой его допускали в трапезную господаря, и князь смеялся, слушая его странные речи.

Подняв локти выше плеч, монах шевелил черными пальцами у глаз, словно собирался впиться когтями в архимандрита. Люди, сидевшие у крыльца, удивленно следили за ним, хотя знали, что ничего дурного он не сделает. В трех шагах от своего пастыря Стратоник опустился на колени и, опершись руками о землю, склонил голову, ожидая благословения. Отец Амфилохие коснулся его четками. Стратоник вздрогнул, вскочил и, схватив руку пастыря, приложился к ней. Со стороны казалось, что он кусает ее, оскалив зубы, на самом же дело он так выражал свою великую радость.

— Благочестивый брат Стратоник, — мягко проговорил архимандрит, — насколько помнится, сегодня тебе поручено было одно дело.

— Святой отец, — ответил монах, — как только выйдут бояре из господаревой трапезной, я последую за ними в город. На крещение внучки великого логофета пожалует и преосвященный владыка митрополит.

— Это известно, брат Стратоник. Однако живут на свете не только бояре, есть еще и боярыни, великие охотницы чесать языки. Если и замолкают они, так только для того, чтобы выслушать советы такого искусного лекаря, как ты, и получить разные травяные настойки, полезные для врачевания, как телесных, так и сердечных недугов. А получив целебные снадобья, они опять развязывают язычки. Все бояре, которые соберутся на праздник… Сколько их?