…И медленно опустил занесенную для нового удара кайлу. Кровь бросилась ему в лицо.

— Пошли, — сказал старик. — В чем дело, пошли.

И кивком показал на остальных, сидевших на камнях и шпалах. Лот посмотрел на них — все расплывалось у него перед глазами; словно сквозь водяную завесу, сквозь завесу проливного дождя, он увидел еще, прежде чем все вокруг него погасло, как все лица обратились к ним. Медленно и ничего уже больше не видя и не слыша, он поплелся в обратную сторону.

Нет, тогда вы, конечно, ничего не могли знать про все это, про прежнюю жизнь Лота и про то, как случилось, что он стал немым. Даже у Ферро тогда и мысли такой не мелькнуло, а если что и мелькнуло, то разве лишь смутное воспоминание, что когда-то давно, в те прежние скверные времена, он видел вот так же застывшее вдруг мальчишечье лицо. Но Ферро ничего не сказал, да он и не успел бы, слишком быстро все завертелось: Немой заковылял прочь, остановился на склоне; к нему подскочили младший Филиппис, и Гримм, и все остальные, а Кальман сказал:

— Давайте помогите ему. Слышите? Ему же дурно. Ведите его сюда, тут сухо.

Почти машинально Ферро вытащил бутылку.

— Это водка, — сказал он и сам не заметил, и никто не заметил, как вдруг осип его голос; кто-то взял фляжку и поднес ко рту Немого, но Немой не стал пить, и тогда Гримм и младший Филиппис увели его вниз, к бараку.

А тут уже и время истекло. Кальман еще немного постоял, а потом сказал:

— Давайте работать.

Они вернулись на свои места, и вскоре пневматический бур заглушил хлопанье парусины.

Вблизи можно было с полной отчетливостью различить в шуме буров три отдельных громких звука. Однако уже на расстоянии двадцати метров не было слышно, как стреляет сжатый воздух, чем дальше, тем больше заглушался лязг, а с расстояния в пятьдесят метров слышалось только глухое монотонное тарахтенье. Наверное, так получалось из-за рева ветра, а может, из-за клубов тумана, которые уже сейчас, в начале пятого, нависли так низко, что как будто волочились по земле среди деревьев, вернее сказать, плавали среди деревьев; по крайней мере, первому из двоих, шагавших друг за другом по направлению к красным столбам наверху, они вдруг показались похожими на рыб, на огромных рыб, которые, чуть заметно шевеля плавниками, косяком шли между деревьями. Особая порода рыб, сотворенных из тумана, и они заглатывали выхлопы сжатого воздуха и лязг. Этот первый из двоих был Кальман. За ним шел Ферро; теперь они достигли края крутого склона, и Кальман остановился. Прислушался. Но сейчас он прислушивался не к шуму пневматических буров. Слегка повернув голову, он прислушивался к свисту.

Да, кто-то свистел. Ферро тоже остановился. Перед ними была скала, и ничего не было видно, кроме макушки там, в вышине, макушки с выступом, подобно башне, вздымавшейся над крутой стеной; а под ней — широкий, покрытый валунами откос, старый район оползней, усеянный этим предательским, ломким замшелым известняком, между камнями пробивался вялый папоротник и высокие, сухие стебли кукурузы. На откосе — выкрашенные красной краской столбы. Один за другим они уходили вверх, в направлении перевала, и исчезали в тумане.

— Кто-то свистел, — сказал Кальман.

Они настороженно прислушались. Потом пошли дальше, и еще метров через пятнадцать Кальман снова остановился и посмотрел на макушку.

— Ну, как думаешь? — спросил он.

Кальман правильно выбрал себе советчика. Ферро был самый старший. Он разбирался в камне, и у него был безошибочно верный глаз на все, что связано со взрывными работами. Впрочем, сейчас он сказал: «Не знаю», и зашагал дальше вверх.

Снова свист. На этот раз ближе. Долгий, горестный свист. Он вроде бы шел справа и снизу. Оглянувшись, Кальман увидел мальчика. Фигурка мальчика вынырнула из клубов тумана, далеко-далеко. Вот он остановился и снова свистнул, до них донесся резкий, пронзительный звук. Насколько можно было различить отсюда, мальчик был в коричневом плаще с капюшоном. Он снова засунул пальцы в рот, но на этот раз его свист отсюда, сверху, был почти не слышен, потому что ветер снова с громким воем обрушился на лес. Мальчик быстро поднимался, взобрался на каменную глыбу, — его короткий плащ с силой взвился на ветру, — потом он исчез из виду, вынырнул уже выше, повернул в другую сторону, двинулся дальше, что-то высматривая.

— Он что-то ищет, — пробормотал Ферро.

Он шел все дальше, останавливался, как видно, прислушиваясь к отголоскам своего свиста, мимо струился туман, свиста больше не было слышно, мальчик медленно удалялся, уменьшался, исчез.

— Да — сказал ты, Кальман, — он кого-то ищет.

Ты не знал, подумал ли Ферро о том же, о чем и ты.

Уже у самого подножия макушки Ферро сказал:

— У нас слишком мало запального шнура.

А ты ему на это:

— Я заказал еще. Вчера. Самуэль слышал, что шнур будет дня через два или три; тогда нам дадут десять мотков.

Ферро пощупал мокрую отвесную стену.

— Чем больше, тем лучше, — сказал он.

Выломав из скалы кусок породы, он оглядел его со всех сторон, невнятно пробормотал что-то и бросил камень вниз.

Минут через двадцать у тебя в голове созрел план. Дорогу следует проложить наискосок через склон, и для этого необходимо уничтожить свес. Это ясно. Ликвидировать всю макушку целиком вовсе не обязательно. Ну а взорвать свес, наверное, будет совсем нетрудно: у скалы слоистая структура, и вряд ли даже понадобится бурить шпуры. В глубокие расселины и щели прямо под свесом, которые видишь невооруженным глазом, наверняка можно вставить заряды. Это будет нетрудно. Но опасно. Потому что нельзя предусмотреть, только ли выступ будет разрушен взрывом, или еще и часть склона, и какая именно. Правда, если стоять там, где сейчас стоите вы, это неважно: в самом низу по склону идут валы из камней, принесенных старыми оползнями; они — надежная защита. Но это будет очень важно для того, кому придется производить взрыв.

— Кого ты пошлешь? — спросил вдруг Ферро. Он резко остановился (вы уже спускались) и, прищурясь, посмотрел на тебя.

«Вот тебя бы и послать», — подумал ты. Ферро отлично справился бы с этой работой. Без всякого сомнения. Ты сказал:

— Не обязательно кого-нибудь из взрывников.

— Я спрашиваю, — сказал Ферро, — кого, стало быть, ты пошлешь?

А ты, помолчав:

— В крайнем случае можно бросить жребий.

Ферро снова отвернулся. Продолжал спускаться. Пряча голову от ветра, он втянул ее в плечи. Иногда он останавливался. Возможно, у него уже появилась небольшая одышка; а может быть, он, так же как и ты, хотел посмотреть, нет ли какого движения в той стороне, где исчез мальчик. Ничего не было видно; но, вероятно, Ферро вовсе и не думал про мальчика, потому что, продолжая спускаться впереди тебя, он сказал:

— Шава ты не заставишь. И Муральта. И Брайтенштайна. И Борера.

Вы снова дошли до столбов, еще раз свернули и направились к стройплощадке, Ферро впереди, а ты за ним. Когда вы снова вошли в лес, ты опять оглянулся. Итак, мальчика больше не видно. Зато видно кое-что другое. Ты остановился.

Клубы тумана поднялись. Теперь они скользили к перевалу метрах в тридцати над тобой. Рыбы, сотворенные из тумана. Скала — вот что вдруг приковало твой взгляд, но теперь это была не просто голая скала: она выглядела гораздо более голой, чем ты ее себе представлял, ее окружала атмосфера заматерелой злобы, и этой злобой она вдруг дохнула на тебя.

Ты совсем недолго смотрел на нее, потом пошел за Ферро. Господи, подумал ты, это же чистейшее безумие. Надо уходить. Собираться. Ничего не выйдет, уже поздно. Весной — да, но не сейчас. Нет, правда, это ведь безумие. Я не имею права. Еще случится что-нибудь. И ты решил отдать приказ собираться и завтра же вернуться в город. Надо бы только попытаться внушить рабочим…