Оказывается, Джайлс догадался, что это было трудное для Робина время. Робин посмотрел на свою искалеченную руку и вспомнил Мэгги, — Да, ты почти угадал.

— Хорошо, что только почти. — Джайлс тронул брата за плечо. — Ты много проехал и, наверное, устал. Хочешь отдохнуть и умыться перед обедом?

Робин кивнул и, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, сказал:

— Все-таки хорошо вернуться домой.

За обедом и потом весь вечер, пока за окнами беззвучно росли сугробы, они говорили почти без умолку. Уровень бренди в графине постепенно опускался, а маркиз все внимательнее вглядывался в лицо брата. Признаки внутреннего напряжения, которые так напугали его три года тому назад, стали еще более явными и свидетельствовали о том, что душевные и физические силы Робина на исходе.

Джайлс хотел помочь брату — хотя бы словом утешения, — но понимал, что не знает, какие вопросы ему задать. Единственное, что пришло ему в голову, — это спросить, когда в разговоре наступила минутная пауза:

— Я понимаю, что об этом еще рано говорить, но есть ли у тебя какие-нибудь планы на будущее?

— Уже пытаешься от меня избавиться? — слегка улыбнувшись, сказал Робин, но глаза его не улыбались.

— Вовсе нет, но боюсь, что после твоих приключений жизнь в Йоркшире покажется тебе чересчур пресной.

Робин откинул золотистую голову в угол вольтеровского кресла. В мерцающем свете камина он казался очень хрупким, словно не от мира сего.

— Я устал от приключений. А также от вечной опасности и прочих неприятностей.

— Ты жалеешь, что занимался таким делом?

— Нет, это было нужно. — Робин побарабанил пальцами по подлокотнику. — Но я не хочу прожить остаток своей жизни так, как прожил первые тридцать два года.

— У тебя есть огромный выбор: Можешь заняться науками, охотой, политикой, можешь просто жить рассеянной светской жизнью в Лондоне. Не у всех есть такие богатые возможности.

— Это правда, — вздохнул Робин и прикрыл глаза. — Проблема не в возможностях, а в желании. Наступило неловкое молчание. Потом Джайлс сказал:

— С тобой трудно было связаться, и я не смог тебя известить, что отец завещал тебе Ракстон.

— Что? — Робин подскочил в кресле. — Я считал, что в лучшем случае он завещает мне шиллинг на церковные свечи. После Вулверхемптона Ракстон — лучшее из наших родовых поместий. С чего это он вдруг вздумал мне его завещать?

— Ему ни разу не удалось заставить тебя делать то, чего ты не хотел, и это вызывало у него восхищение.

— То, как он со мной обращался, называется восхищением? — резко спросил Робин. — Странный способ выражать восхищение. Мы не могли провести с ним и десяти минут в одной комнате, не поссорившись, и не всегда по моей вине.

— Однако отец хвастался тобой своим приятелям, а не мной, — иронично усмехнувшись, ответил Джайлс. — А про меня он говорил, что во мне нет подлинного духа Андервиллей. Ему, дескать, страшно не повезло, что его наследник оказался таким занудой.

Робин нахмурился.

— Чего я не могу понять, так это как у тебя хватало терпения выносить этого старого брюзгу.

Джайлс пожал плечами.

— Я его выносил, потому что в противном случае мне пришлось бы уехать из Вулверхемптона, а этого я делать не хотел, что бы он ни вытворял.

Робин тихо выругался, встал с кресла и подошел к камину, чтобы пошевелить кочергой угли, в чем они совершенно не нуждались. Окончив Оксфорд, Джайлс взял на себя управление огромными владениями Андервиллей. В отличие от него самого, Джайлс был надежным человеком, который делал самую трудную работу и не слышал за это даже доброго слова.

— Узнаю отца: за то, что ты облегчил его жизнь, он тебя же и оскорблял.

— Я не считал это оскорблением, — спокойно сказал Джайлс. — Я действительно зануда. Мне больше нравится заниматься сельским хозяйством, чем играть в карты, жить в деревне, а не в Лондоне, мне интереснее читать книжки, чем заниматься пересудами. Наверное, отец утешался тем, что на меня можно положиться, но я ему все-таки не очень нравился.

Робин всматривался в лицо брата: неужели он в самом деле был безразличен к тому, что о нем думал отец? Но спросить Джайлса об этом прямо он не мог: их дружба была ограничена определенными рамками. Поэтому он просто сказал:

— Люди интересны тем, что собой представляют, а не тем, чем занимаются. Я никогда не считал тебя занудой.

На лице Джайлса отразилось сомнение, и он переменил тему разговора:

.. — Тебе, наверное, захочется посетить Ракстон. Я присматривал за домом и хозяйством, и там все в порядке.

— Спасибо. — Робин глянул в камин, где в эту минуту полено разломилось пополам, подняв столб искр, которые понеслись в трубу. — Оказывается, я богатый человек: дядя мне оставил наследство, а теперь еще и Ракстон. Просто не представляю, что делать с такими деньгами.

— Женись. Жены умеют избавлять мужей от лишних денег. — Впервые в голосе Джайлса прозвучала горечь. После короткой паузы он добавил:

— Кроме того, Вулверхемптону нужен наследник.

— Нет уж, — усмехнулся Робин. — Это твой долг — дать Вулверхемптону наследника, а не мой.

— Я попробовал жениться, но ничего хорошего из этого не вышло. Может быть, тебе больше повезет.

Эти бесстрастно произнесенные слова давали понять, что брак Джайлса был неудачен, но выражение его лица не располагало к расспросам.

— К сожалению, я за всю жизнь встретил лишь одну женщину, которую мог представить своей женой, но у нее хватило ума мне отказать.

— Ты имеешь в виду герцогиню Кандовер?

Робин бросил на брата суровый взгляд.

— Похоже, не у одного меня в нашей семье есть шпионские таланты.

— Шпионство здесь ни при чем. Кандовер — мой старый друг, и когда он вернулся в Англию, то счел нужным рассказать мне о твоих делах. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что он рассказал не все. — И Джайлс добавил потеплевшим голосом:

— Он познакомил меня с женой. Замечательная женщина.

— Да, замечательная, — сухо согласился Робин. Потом вздохнул и запустил руку в волосы. Хотя они с братом никогда не были так близки, как хотелось бы, он знал, что ему можно довериться.

— Раз ты знаком с Мэгги, ты должен понять, почему меня не привлекает мысль жениться на пресной английской девице.

— Да, это понятно. Другой такой, наверное, нет. — Джайлс улыбнулся. — Ну раз ни ты, ни я не хотим выполнить свой долг по отношению к семейству, предоставим это кузену Джеральду. Он уже произвел на свет кучу маленьких Андервиллей.

Зная Джеральда, Робин был уверен, что его дети наверняка окажутся людьми прескучными, но достойными. А вот дети Мэгги никогда не будут скучными. У него привычно защемило сердце, но он приказал себе выбросить из головы мысли о Мэгги. Что толку сыпать соль на старые раны?

Тут Джайлс прервал его горькие размышления:

— И долго ты собираешься пробыть в Вулверхемптоне?

— Да, вообще-то я хотел провести здесь Рождество, — осторожно начал Робин, опасаясь, что брат не одобрит его намерения. — А может быть, если ты не возражаешь, поживу и подольше.

— Живи хоть до конца своих дней, — тихо произнес Джайлс.

Лорд Роберт Андервилль, непокорный младший сын, профессиональный шпион, паршивая овца и человек, выживший лишь чудом, на секунду закрыл глаза, чтобы не показать, как его растрогали добрые слова брата. Он снова сел в кресло. Покой, царивший в Вулверхемптоне, постепенно снимал застарелое внутреннее напряжение, от которого, как ему казалось, уже не избавиться.

Джайлс был прав: вряд ли он сможет до конца своих дней прожить в йоркширской деревне. Но Робин понятия не имел, чем ему захочется заняться.

А пока он радовался, что снова дома.