Постучав в дверь к отцу, она вошла.

— Пап, — сказала она и запнулась. На краю стола сидел Лестер и что-то говорил.

Увидев ее, он приподнял бровь:

— Ты ведь не меня здесь ищешь?

— Конечно, не тебя.

— Я так и подумал. Я тебе никогда не нравился до такой степени, чтобы ты стала меня преследовать, правда ведь?

Гарольд Леннан засмеялся:

— Никогда не суди по первому впечатлению слова или поступки женщины, Лестер. Когда она говорит «нет», это значит «да», когда она говорит «уходи», это значит «иди ко мне».

Элиза нахмурилась. Отец слишком близко подобрался к истине, и ей стало не по себе.

Но Лестер только покачал головой:

— Только не эта девушка. Она что думает, то и говорит, разве не так, Элиза?

— А вот тут ты ошибаешься, мой мальчик. И моя дочка ничем не отличается от остальных женщин.

— Папа, — Элиза поспешила поменять тему, — тебя хотят видеть внизу. Там собираются пить за здоровье Роланда и Клары.

— Хорошо, — схватившись обеими руками за край стола, он тяжело поднялся на ноги. — Видит бог, я долго ждал, чтобы мой сын наконец обручился.

Они все спустились вниз, впереди шла Элиза.

— Только надеюсь, — проворчал Гарольд, — что хотя бы дочка не заставит меня так долго ждать, прежде чем найдет парня по своему вкусу.

За счастливую чету был провозглашен тост, но этого, очевидно, было недостаточно. Начав поднимать бокалы, гости, казалось, никак не хотели угомониться и требовали все новых тостов.

— Кто следующий? За хозяйку дома?

Клара поддержала предложение:

— Да, давайте выпьем за Элизу.

— Кто этот счастливчик? — спросил Роб, хитро подмигивая Элизе и указывая глазами на Говарда.

— Давайте, — сказала Клара, намеренно глядя на Лестера, — кто готов произнести тост? Вот у нас тут стоит симпатичная добрая юная леди и ждет. Кто выступит?

Говард стал совершенно буйным в своих попытках занять место рядом с ней, которое принадлежало ему по праву, но давление со стороны толпящихся гостей все еще держало его в плену.

Лестер злобно смерил его взглядом и усмехнулся, глянув сверху вниз на Элизу.

— На нас все смотрят, дорогая, так что улыбайся повеселее.

Сзади раздался взрыв смеха, и кто-то сказал, давясь от хохота:

— Наконец и Казанову прибрали к рукам. Давайте же выпьем за него и за ту умницу, которой это удалось.

И все выпили за Лестера и Элизу. Но она не хотела уступать им.

— Лестер, скажи им правду, — поднимаясь на цыпочки, умоляюще шептала она ему в ухо.

— Пей, девочка, — шепнул он в ответ. — Не порти всем веселья.

И она нехотя выпила. Затем кто-то предложил тост за отца будущего жениха, и Гарольд улыбнулся, терпеливо и добродушно перенося интерес к собственной скромной персоне. Когда все кончилось, Элиза немного отодвинулась от Лестера. Он не пытался удержать ее.

— Я пошел к себе, милая, — сказал Гарольд на ухо дочери. — Ты не против?

Она ласково подтолкнула его, и он с благодарностью вернулся в уединение своей комнаты.

Весь остаток вечера Элиза ходила среди гостей, разыгрывая радушную хозяйку, что, по крайней мере, держало ее вдали от Говарда, хотя он преследовал ее почти все время. Когда она временами все же позволяла себе мельком глянуть на Лестера, он каждый раз смотрел на нее и сардонически улыбался, видя ее тщетные попытки избавиться от своего преследователя.

Собственно говоря, выходка Лестера, направленная на то, чтобы отпугнуть Говарда от Элизы, сбить его со следа, не попала в цель. Он только стал еще настойчивее. Элиза не могла этого понять, но получилось так, что намеки Лестера на их связь заставили Говарда еще больше почувствовать себя собственником в отношении ее.

Когда вечеринка подходила к концу, он все еще лип к ней, как мокрый лист к забору. Остальные уже начали расходиться, а он явно не торопился. Элиза ушла на кухню мыть посуду, но он маячил в дверях. Она вытерла руки, выдумала какой-то предлог, что-то насчет того, что ей нужно переговорить с Роландом, протиснулась мимо него в коридор, но он прыгнул вперед, схватил ее и втолкнул обратно на кухню.

Его руки сцепились у нее за спиной.

— Теперь ты попалась, — прорычал он. — На этот раз не улизнешь. — Он стал неразборчиво что-то бормотать в ее волосы. — Значит, ты не такая уж невинная малышка, какой притворялась, а? Ты ведь пыталась меня провести, строила из себя такую скромницу, а? Я тебя отучу играть со мной!

Он безуспешно пытался прикоснуться губами к ее рту, но ее тактика уверток распалила его еще больше. Он начал бешено ласкать ее. Он был неловок, у него ничего не получалось, и, когда он прижал ее силой к столу, она вся скорчилась и стала выворачиваться, и умудрилась единственно своей настойчивостью высвободить одну руку, и воспользовалась этим, чтобы залепить ему оглушительную оплеуху.

Он тут же отпустил ее, лицо у него было красным, грудь тяжело вздымалась. Он не мог связно говорить от гнева. Прижав руку к пылающей пунцовой щеке, он вылетел из кухни, тяжело протопал по коридору и выскочил из дома, громко хлопнув дверью.

Элиза сползла в кресло и закрыла лицо. Ее колотила дрожь. Когда кто-то вошел, она даже не подняла глаз.

— Что случилось? — спросил Лестер.

Она невнятно пробормотала, все еще пряча лицо:

— Это все твоя вина. Все, что ты наговорил про нас, как будто у нас с тобой роман…

— Но ты же сама хотела от него избавиться. Роланд мне сказал.

Она вздернула голову:

— Избавиться от него — да. Но все получилось наоборот. Он затащил меня сюда и… и хотел надругаться надо мной!

Лестер нахмурился, но, когда она сказала с явным оттенком гордости о том, что влепила ему пощечину, он усмехнулся:

— А, значит, маленькая мышка снова превратись в тигрицу! Вот, это глубоко спрятанная в тебе агрессивность. Держу пари, — и в глазах его появился азартный охотничий огонек, — какой-нибудь мужчина в один прекрасный день приручит тебя.

Элиза встала, пошатываясь.

— Все равно. — Она смягчила тон и посмотрела на него. — Спасибо, что пытался помочь мне. Это правда. Я на самом деле хотела от него избавиться.

В его взгляде, который стремился встретиться с ее глазами, возникло озадаченное выражение, и теперь уже была его очередь расшифровывать послание без слов, направленное ею. Он поднял руки, прикоснулся к се лицу и прошептал:

— Ты так на меня смотришь, как будто хочешь, чтобы я поцеловал тебя. Ты об этом знаешь?

Она покачала головой и ждала. Он обнял ее, склонил к ней голову, и поцелуй, который он подарил ей, затронул драгоценный ларец чувств в ее груди — он резко раскрылся, и все содержимое высыпалось. Она ответила на прикосновение его губ, как любая другая девушка, которая любит. Она приникла к нему, уступая, и в ответ на ее страсть он прижал ее ближе к себе и обнимал так нежно, как никогда до этого. Она не отпрянула, не отшатнулась от него, как сделала бы раньше. Она целиком отдалась наконец-то экстазу наслаждения быть в объятиях мужчины, которого она любит, и мысли плыли в ее мозгу, как обрывки облаков в ясном небе: «Если он так меня обнимает, значит, он должен, должен любить меня».

Но он поднял голову, освободился из ее объятий и отстранил ее от себя.

— Спокойной ночи, Элиза, — тихо произнес он и пошел домой.

Она упала на стул, чувствуя свое поражение. Вот, она попыталась сказать ему, что любит его, об этом говорили ее губы и руки. Но он предпочел не обращать на это внимания. В безысходной тьме ее отчаяния возник тонкий лучик света, как солнце, когда оно пробивается сквозь густую завесу туч. Она не холодная. В ней были тепло и страсть, как во всякой женщине, потому что в объятиях Лестера она ожила. Но солнечный свет превратился в тень, когда она вспомнила, с чувством унижения, твердость и окончательность его отказа.

Через несколько дней после вечеринки Элиза спросила у брата:

— Когда Лестер ездил к родителям, ты не знаешь, он виделся с Ниной?