— Элиза… Спасибо за помощь.

Она слегка улыбнулась ему через плечо и вошла в дом.

После ужина отец поднялся к себе, как и всегда. Элиза обратилась к Роланду:

— Лестер сказал, что, наверное, заедет к тебе сегодня вечером.

— О, как некстати. Клара сегодня придет.

«Клара, — с горечью подумала она, моя посуду, — должна была быть моей подругой, а не Роланда. Лестер назвал ее «единственный друг, который у тебя был за всю жизнь». Теперь я потеряла не только ее, но и брата. Раньше это было бы для меня не важно. А теперь придется заново учиться переносить свое одиночество».

Пришла Клара и сразу внесла с собой в дом веселость. Глядя на подругу с братом, Элиза поняла, насколько сильно оба влюблены. Вскоре дверной звонок возвестил о прибытии Лестера.

— Привет всем.

Роланд протянул руку;

— Что-то давно тебя не видел, Лестер.

— Ты сам был занят, и весьма приятными делами, так ведь? — Он огляделся в поисках, куда бы сесть, потом направился к креслу.

Элиза, запиравшая за ним дверь, успела занять кресло первой, и он шутливо прижал кулак к ее подбородку. Затем он присел на подлокотник и улыбнулся парочке на кушетке.

— Должен сказать, что очень приятно видеть моего старого друга Роланда в обществе дамы его сердца.

— Одобряешь? — спросила Клара, улыбнувшись.

— Всем сердцем, — последовал убедительный ответ. — Хотя сам я отказался от женщин до конца моих дней, я тем не менее рад видеть другого мужчину, который влюблен в женщину, а та любит его так же сильно, как и он ее.

Элиза шевельнулась рядом с ним, и он посмотрел на нее, однако она решительно отвернула от него лицо.

— Элиза, знаете ли, — сказал он, улыбнувшись, — тоже завела себе приятеля. Она разве не говорила?

— Нет, не говорила! — Клара была поражена до глубины души и выпрямилась на диване, высвободившись из объятий Роланда. — Элиза, почему ты мне ничего не рассказываешь? Кто он? Ты, Лестер?

Он издал короткий сардонический смешок.

— Я? Ты, верно, шутишь! Она ни за что не стала бы со мной встречаться, даже если бы больше мужчин на свете не осталось! Ведь так, Элиза?

Она обдала его яростным взглядом, зная, что он специально переигрывает слова, которые она когда- то сказала ему.

Роланд с Кларой смотрели на них с отстраненным интересом преданной парочки, которые, будучи погружены в собственную любовь, не в состоянии понять, как это остальные могут пребывать не в таком же экстазе, как они сами.

— Ее приятеля зовут… — интригующе начал Лестер, вставая и принимаясь шагать по комнате. — Говард Биль. Он геодезист.

— Вот это новость, Элиза, — сказал Роланд, поудобнее обхватывая при этом талию Клары. — А папа знает?

— Нет, конечно. Там и рассказывать нечего. Мы с ним познакомились только вчера вечером. По милости Лестера.

— Я так понял, что он тебе понравился, да, Элиза?

Она взглянула на Лестера и наткнулась на его циничную усмешку.

— Понравился? С чего это ты взял? Да он просто напыщенный осел!

— Но, Элиза, дорогая моя. — Улыбка Лестера стала невыносимой. — Какое это имеет значение? У него куча денег. Он мог бы дать тебе все, что ты только пожелаешь. Например, самую лучшую на свете аудиоаппаратуру…

— Которую он ненавидит.

— И что с того? Он вполне может позволить себе иметь в доме звуконепроницаемую комнату, чтобы ты могла наслаждаться музыкой, не беспокоя его…

Она обернулась к нему:

— Когда — и если — я выйду замуж, я выберу себе кого-нибудь, с кем у меня были бы схожие вкусы. И вообще, чего ты добиваешься — зачем ты пытаешься меня уговорить выйти за него? Ты считаешь, что мне только это и нужно?! — вскричала она, борясь с подступающими слезами. — Материальная обеспеченность, животные удовольствия?! — Доведенная до состояния невыносимой зависти при виде парочки на кушетке, она вскочила на ноги. Ее голос сорвался на визг: — Вы все считаете, что я только того и хочу, чтобы продаться кому-нибудь подороже?!

Из-за слез она не видела лица Лестера и бросилась вон из комнаты, понимая, что Роланд и Клара смотрят ей вслед, открыв рты от такого непривычного для нее всплеска эмоций.

Ее убежищем была спальня, а утешением — подушка, которую она прижала к щеке. Она сама не знала, почему плачет, просто осознавала, что не может сдержать слез и при этом чувствует, как страшная внутренняя боль отступает. Боль от неразделенной любви. Наконец Элиза затихла. Она лежала ничком, эмоционально выпотрошенная. Вдруг она напряглась — кто-то осторожно поднимался по лестнице. Наверное, это Клара идет ее утешить. Дверь отворилась, и вошел Лестер.

Она приподняла голову и воинственно спросила:

— Что тебе нужно?

Он тихо ответил:

— Посмотреть, как ты.

— Я не больная. Со мной все в порядке. Уходи.

Он молчал, глядя на нее. Уже стемнело, и вечернее небо, озаренное заходящим солнцем, пылало на западе, оттеняя скученные облака, постепенно скрывавшие солнце.

— Включить тебе свет?

— Нет, спасибо.

— Скажи мне… — Он подошел к окну. — Чем тебе не нравится Говард Биль?

Она поколебалась. Зачем он ее спрашивает? Зачем он ее все время проверяет?

— Я… я знаю, что не смогу его никогда полюбить. — Она устало поднялась и спустила ноги на пол, приглаживая волосы и прижимая тыльную сторону ладони к пылающей щеке. — А когда я выйду замуж — если вообще выйду, мне нужна будет любовь, чтобы я могла ее отдавать и получать, такая любовь, какая была у моих родителей.

Он медленно отвернулся от окна и облокотился на подоконник. В темноте она не видела его лица.

— Не обманывай себя, Элиза. Такого нет на свете. Если такой мужчина, как Говард Биль, — надежный, уверенный в себе, цивилизованный — может предложить тебе стабильное будущее без материальных проблем, то с твоей стороны просто глупо отказывать ему. — И он горько закончил: — А любовь? Она у тебя будет!

— Как ты можешь так говорить? — закричала она. — Стоит только посмотреть на Роланда и Клару, чтобы понять, как ты заблуждаешься.

— Им повезло даже больше, чем они думают. — Он подошел и подсел к ней на кровать, засунув руки в карманы. — Я наблюдаю за ними совершенно бесстрастно, и меня это совсем не увлекает. Теперь у меня есть к этому иммунитет, Я просто сижу на обочине и смотрю на других. И ничего не чувствую.

— Ты циник. Ты позволил себе раскиснуть.

— Ну и что, пусть. Зато больше никто не сможет сделать мне больно.

Она отчаялась. Ей так хотелось быть такой, как другие девушки, которые могут дать понять мужчине, что любят его, не говоря этого прямо. Она вынудила себя спорить с ним, потому что знала, что так нужно. Ради любви, которую она к нему испытывала, она должна попытаться убедить его, что не все так плохо и не все еще потеряно.

— Из-за того, что девушка — всего лишь одна девушка — предала тебя, ты позволил себе превратиться в бессердечного, безжалостного…

Однако он неправильно понял ее намерения и сердито прервал:

— Ну вот, ты опять завела свою шарманку. Снова давай монотонно перечислять все мои недостатки и дурные черты. Да я все уже знаю, что ты про меня думаешь, ты мне это говорила уже столько раз, что сейчас можешь заткнуться!

Стало совсем темно. Некоторое время он молча стоял, глядя в окно. Затем он увидел лежавшую на стуле куклу, равнодушную и безжизненную. Он схватил ее и поднес к окну. Ее абрис четко вырисовывался на фоне сумерек. Пожав плечами, он бросил ее обратно на стул и вышел.

На следующее утро Фил Поллард спросил Элизу, как она себя чувствует после экскурсии по территории врага.

— Никаких повреждений? Боевых ран?

Девушка улыбнулась. Она не могла рассказать ему, что те раны, что она получила, невидимы и неизлечимы.

— Пока ты была у Кингсов в офисе, ты не нашла никаких материалов, которые помогли бы нам в наших попытках саботажа?

— Нет, — засмеялась она. — Ничего такого, что могло бы нам помочь. Только всякие сроки поставки материалов, и почему такое-то оборудование не подвезли в условленное время, и как это задерживает график строительства.