Изучив нидхагар, Гил принялся рассматривать окрестности.

К северу от поселка пасся табун из ста — ста пятидесяти лошадей. По крутому, глинистому западному склону, ближе к гребню, шел слой серовато-белого камня — он торчал из глины, словно полуразрушенная стена, нависшая над долиной и готовая в любой момент обрушиться вниз. «Как они не боятся! — подумал Гил. — Ведь при первом же сильном землетрясении может произойти обвал». Очевидно, такое уже случалось в прошлом — в западной части долины лежало множество больших сероватых глыб, явно отколовшихся от этой нависшей стены. Противоположный, восточный склон выглядел иначе — только нижняя его часть была глинистая, в основном же он был образован громадной черной каменной плитой, которая хоть и нависала над поселком, но стояла почти вертикально. Верхний край плиты, неровный и зазубренный, находился примерно в трех четвертях мили над долиной, тогда как ее нижний край, точнее, то место, где кончалась глина и начинался камень, — не более чем в двух сотнях локтей.

Тщательно все рассмотрев и запомнив, Гил осторожно вышел из-за камня, где он прятался, взял под узцы нидхагскую лошадь и завел ее обратно в ущелье. Здесь он вскочил в седло и поскакал назад. По дороге он подобрал мертвого нидхага, посадил его перед собой и, придерживая левой рукой обмякшее тело, доехал до Крайнего Пригорка.

Там уже зажигали костер.

— Что я вижу! — вскричал Балг. — Господин Гилли обнимает нидхага как брата родного!

Вся Армия Лунных Гор, оцепенев, смотрела, как лошадь остановилась посреди двора, нидхаг свалился на землю, а Гил, бледный, с остекленевшими глазами, стал медленно заваливаться на бок и упал, раскинув руки, на мертвое тело…

Кровь полилась, теперь ее не остановишь… Небо затянуло красными тучами, шел кровавый дождь… Багровые ручьи бежали по земле…

Гил стоял в долине нидхагов, вся его одежда была пропитана кровью. Кровь текла по лицу, по рукам, во рту был ее соленый привкус.

Дождь полил сильнее. С крутых склонов потекли кровавые потоки. Они выворачивали камни, увлекая за собой целые пласты глины. Ревущий поток обрушился на Гила, сбил с ног, покрыл с головой, навалился чудовищной тяжестью. В нос набилась кровавая глина, нечем стало дышать… Гил отчаянно рванулся и закричал.

…В комнате было светло и чисто. Мирегал стояла рядом с кроватью и испуганно трясла его за плечи.

— Ми! Какой ужас… Мне снилось, что я тону в крови…

— Бедный ты мой! Ты и правда был в крови с головы до ног. Ты знаешь, что потерял сознание и упал с коня? Мы перенесли тебя в комнату, ты сразу заснул, а потом стал кричать. Я так испугалась!

— А где Ки-Энду? Я должен рассказать, что разведал. Я долго спал?

— Нет, совсем недолго. А Ки беседует с нидхагом… у нас же трое пленных, ты знаешь? Сначала их заперли в подвале, а мне стало их жалко, и я тихонечко приоткрыла крышку и поговорила с ними. Один из них оказался совсем неплохим парнем. Я уговорила Ки, чтобы их выпустили, они дали слово не убегать. Хочешь, я тебя познакомлю с Бхаргом?

— Неужели тебе удалось перевоспитать нидхагов? А что это за шум?

Со двора доносился звон, топот, возбужденные возгласы.

— Это военные учения. Наши учат новеньких владеть оружием. К нам сюда приехала куча народу, привезли телеги, разные продукты, все хотят помогать. Твои сестры приехали, и даже наш папочка — он по-прежнему дуется на нас, что мы собрались воевать, но все-таки решил помочь. Он же уверен, что мы погибнем без его мудрых советов… Ну, пойдем вниз!

Во дворе было шумно и многолюдно — мужчины тренировались, женщины готовили еду на больших кострах, все бегали, суетились, кругом стояли пустые повозки. Гил узнал своих сестер — сорокалетнюю Лингал, мать Гилдора и Хайра, и Эалин — красивую серьезную девушку двадцати пяти лет, ездившую на север учиться медицине.

— Смотри, — сказала Мирегал, — вот он, Бхарг!

— Гил увидел нидхага — тот стоял в дальнем конце двора, беседуя с Ки-Энду. Заметив Гила, они направились прямо к нему.

— Наконец-то, — сказал Ки-Энду. — Я уже хотел тебя будить. Пойдем в дом, там потише, расскажешь свои приключения. Тебе удалось что-нибудь разведать? Я уже узнал многое от Бхарга, но тебя мы тоже послушаем.

Нидхаг с любопытством разглядывал Гила. В его маленьких, широко расставленных глазах не было злобы — они выражали удивление, даже восторг.

— Почему упал с конь? — спросил он хрипло, с искреннем интересом.

— Очень хорошо, — сказала Мирегал, — только не с «конь», а «с коня». Скоро будешь совсем правильно говорить.

— Видите ли, господин… Бхарг, я убил нид… человека, то есть… первый раз в жизни…

— Ты убил, то он падает. Так Бхарг понимат. Ты падат — то он тебя убил, нах? — нидхаг осклабился, довольный своей шуткой. — Ру тебя один бросат, меня нах убиват. Ки убил; сестра ругат, омр грустныр. Ты убил, с коня падат, эр сон кричат. Бхарг нах знат, почему?

— Бхарг хитрый, — улыбнулся Ки-Энду, — все он уже знает.

— Он решил стать человеком! — сказала Мирегал. — Он увидел, что мы не любим убивать, и понял, что тоже не хочет быть злым. Правда, Бхарг?

— Значит, вы такие же люди, как мы? Можете быть добрыми? Почему же вы… — начал Гил, но Ки-Энду перебил его.

— Удивительно другое: как непрочно держится в них зло! Впрочем, нидхаги тоже разные: два других пленных не желают нас знать.

— Ашт нах Фенлин. Нытхакр — грубый работа э тунр. Грубый, грязный. Шрак.

— Какая работа? — не понял Гил. — И кто это — Ашт?

— Пойдем, у нас мало времени, — сказал Ки-Энду, — расскажешь, что с тобой приключилось, потом поужинаем — и в бой.

Они прошли в дом, позвав с собой Син-Оглана, Беллана и Энара. Пока Гил описывал ущелье, схватку с нидхагом и горную долину, женщины под руководством Балга приготовили ужин и позвали всех к столу. Стола, собственно, не было — люди расселись прямо на траве, и Балг, Мирегал, Лингал и Эалин стали разносить глиняные миски с аппетитно дымящейся бараниной. Когда все принялись за еду, Ки-Энду попросил тишины и сказал:

— Времени у нас мало, в любой момент могут вернуться нидхаги, поэтому мы пойдем в горы сразу после ужина, чтобы прийти на место засветло. Нужно разделиться на четыре отряда: в первом пойду я, Гил, Ру и еще двенадцать человек — кто захочет. Мы выйдем первыми, потому что нам дальше всего идти — мы обойдем долину нидхагов с севера. Следом за нами выйдут еще два отряда по двадцать человек, они разместятся на западном и восточном склонах, командовать ими будут Беллан и Энар. Остальные, во главе с моим отцом, останутся пока здесь, а на закате подойдут ко входу в ущелье. С ними должен пойти Бхарг. А теперь слушайте, кто что будет делать…

Пока Ки-Энду давал указания, люди покончили с едой. До заката оставалось часа три-четыре. Тучи, с утра затянувшие небо, рассеялись, ночь обещала быть ясной.

Сразу после ужина первый отряд двинулся в путь. Доехали верхом до западного края обрыва, стреножили лошадей и начали взбираться по крутому сыпучему склону. Поднявшись на гребень, двинулись по нему на северо-восток. В двух милях справа от гребня вытянулось глубокое ущелье, ведущее в долину нидхагов. После двух часов тяжелого пути отряд оказался над долиной, на сотню локтей выше похожего на стену каменного слоя. Дальше к северу гребень начал понижаться, склон справа от них становился положе, а каменная стена все меньше выступала из земли, пока не сравнялась с ней. Теперь свернули направо и перешли на пологий склон, ограничивающий долину с севера. Достигнув середины северного гребня, залегли в высокой траве. Внизу паслись лошади нидхагов, еще дальше лежал поселок, а в пяти милях к югу, там, где сходились восточный и западный склоны, темнея узкий провал — вход в ущелье. До заката оставалось полчаса.