Девушка говорила гладко, чуточку нараспев. Видно было, что в этой старой легенде давно уже отстоялось почти каждое слово, что девушка рассказывает тем же тоном и почти теми же словами, какими ей самой рассказывали когда-то эту легенду.

— В те времена, — продолжала девушка, — часто нападали на карелов враги. То ли это шведские шайки были, то ли какие-нибудь другие — точно не знаю. Может, и немецкие псы-рыцари добирались. Старики просто «сотонами» их называли. А «сотон» — это все равно, что по-русски сатана: злое, бессовестное существо, нечистая сила. Одним словом, всем честным людям — враг.

И вот однажды напали эти бандиты на Кумм-Порог. Было их всего двенадцать человек, но и деревенька-то состояла тогда только из четырех изб. Жили в этих избах мирные, безоружные рыбаки со своими семьями. А у бандитов были большие стальные мечи.

Целый день пьянствовали сотоны, заставляли карельских девушек прислуживать за столом. Потом набили мешки награбленным добром и стали выбирать женщин покрепче да помоложе, чтобы взвалить на них мешки и угнать с собой. Главарь шайки выбрал себе в рабыни жену молодого рыбака Кирилла Камаева. Тогда Кирилл говорит ему:

— Рыбака ценят по улову, а охотника — по добыче. Что вы уносите от нас? Немного сушеной рыбы да оленьих шкур. Разве это добыча для таких рыцарей, как вы?

Бандит спрашивает:

— К чему ты клонишь, рыбак? Не хочешь ли ты предложить нам мешок золота?

Кирилл говорит:

— Именно так. За рекой есть богатая деревня. Там вы могли бы набрать много золота и дорогих соболиных мехов. Если хотите, я перевезу вас туда.

Карелы были поражены: они хорошо знали Кирилла, он вырос у них на глазах, они считали его честным и смелым человеком. Им не верилось, что Кирилл на предательство способен. И даже бандит, заподозрив недоброе, спрашивает:

— А какая тебе выгода от того, что мы ограбим соседнюю деревню?

Но Кирилл не отвел глаз от недобрых взглядов своих друзей, а бандиту ответил так:

— Во-первых, я зол на одного человека, живущего в той деревне. Он продал мне сети, которые не были, наверно, просушены после лова. Они разлезаются теперь, будто их из гнилых ниток плели. А во-вторых, я надеюсь, что в уплату за услугу вы оставите мне мою жену и дадите мне хоть часть имущества моего врага.

Это показалось бандитам убедительным. Подлым людям только добрые намерения непонятны, а в чужую подлость они быстро верят. Чувство мести да жажда корысти — это им было понятно вполне. Главарь шайки говорит:

— Хорошо, если ты не обманешь нас, мы оставим тебе жену. Из добычи тебе тоже что-нибудь перепадет. И мы накажем твоего обидчика такой казнью, какую ты сам для него придумаешь. Если хочешь, мы туго запеленаем его в эти гнилые сети и бросим в Кумма-йоки. Хочешь?

— Именно так. Но было бы еще лучше, если бы кончить таким образом и с его сыном, и с его братом, чтобы никто не мог отомстить мне. Ведь вы уйдете, и некому будет заступиться за меня.

Бандит усмехается:

— Ишь ты! Ну ладно, будь по-твоему. Вези. И они зашагали к реке вслед за Кириллом.

Жена Кирилла пыталась остановить его. Она бежала вслед и кричала:

— Ты сошел с ума! Остановись, мне и жизнь не нужна, если за нее такой ценой платить надо. Я все равно уйду от тебя, я не буду с предателем жить. Тебя твой сын проклянет!

Сначала Кирилл ничего не отвечал, а когда она схватила его за руку, он грубо оттолкнул ее и крикнул:

— Отвяжись от меня, глупая баба! Неужели ты не понимаешь, как щедро я буду награжден?! Обидчик будет наказан, и мы заживем богато и счастливо.

Тогда она кинулась в ноги к главарю шайки:

— Не верьте этому сумасшедшему! Горе помрачило его рассудок. За рекой живут такие же бедные рыбаки, как и мы. У них нет ни золота, ни соболей.

Но бандит был так опьянен предвкушением разбоя, что ничего больше не хотел слышать. Он прыгнул в лодку, где уже сидели остальные. А Кирилл в последний раз посмотрел на жену, посмотрел так спокойно и ласково, что проклятие застыло на ее губах.

Все же она была слишком рассержена, чтобы совсем остановиться. Да и соседи могли бы подумать, что за один ласковый взгляд этого негодяя она готова простить ему любое преступление. Поэтому она справилась с собой и продолжала проклинать мужа и изо всей силы колотила его по спине кулаками все время, пока он отвязывал лодочную цепь.

А Кирилл отвязал цепь, столкнул глубоко осевшую лодку с прибрежной отмели, ловко прыгнул на скамью, сел и взмахнул веслами. Только направил он лодку не вверх, где находилась ближайшая деревня, а вниз по течению.

Тут все жители Кумм-Порога поняли его замысел, поняли слова Кирилла про обидчика, который будет наказан. Поняла этот смелый замысел и жена Кирилла. Но никто из стоявших на берегу не проронил ни слова, чтобы не помешать герою. Только когда лодка скрылась за поворотом реки, рыбаки молча обнажили головы.

Скоро Кирилл достиг такого места, откуда никто никогда не мог выплыть. Поток, стремившийся к водопаду, подхватил лодку, но было уже так темно, что бандиты не замечали, с какой скоростью они несутся. Их немного встревожил приближавшийся шум, но Кирилл хитро обманул их. Он сказал:

— На ручье, впадающем в эту реку, есть небольшой водопад. Это он ревет. Жаль, что мы проезжаем ночью и вы не сможете полюбоваться прекрасным видом. Водопад находится почти у самого впадения ручья в реку, утром его будет очень хорошо видно отсюда. Вы сможете полюбоваться им на обратном пути.

Все это было обманом, никакого ручья там нет, а водопад находится на самой Кумма-йоки. Когда до него оставалось лишь несколько метров, Кирилл встал во весь рост и крикнул:

— Ну, матушка Кумма, принимай сотонов!

А сам выпрыгнул из лодки, чтобы принять смерть отдельно от врагов. Река поглотила его, а в следующий миг обрушилась в водяную пропасть лодка. И предсмертные крики бандитов смешались с ревом водопада…

Девушка замолчала и стала подкладывать дрова в огонь. Я заметил, что все — даже те, которые вначале показались мне спящими, — внимательно слушали ее. То ли от волнения, то ли от близости огня лицо ее разрумянилось. Тоном, совсем непохожим на тот, каким рассказывала она свою старинную легенду, девушка сказала:

— Что же вы дверцу к печке не приладите? А еще шофера, мастера!

Девушка расстегнула лыжную куртку, под которой обнаружилась веселая, белая в красную горошинку блузка, сняла ушанку со светлых своих волос и, постепенно возвращаясь к прежнему тону, продолжала:

— Наутро — это, конечно, выдумка, но так уж старики сказывают, — наутро в том самом месте, где Кирилл Камаев свою смерть принял, появилась светлая скала. А внизу, под водопадом, — двенадцать черных камней. Не знаю, когда и как они появились там, но я эти камни сама видела. Да и каждый из вас, кто на Куммастрое будет, может их повидать: они до сих пор стоят. Один — большой, светлый — стоит посреди реки, над самым водопадом. Называют его у нас Кирилл-киви. По-русски это значит «Кирилл-камень». А внизу, действительно, торчат из воды двенадцать черных камней. Сотни лет моет их поток, а они по-прежнему черные, как нечистая совесть. И называются эти камни «Двенадцать сотонов».

Дверь из соседней комнаты приоткрылась, и оттуда раздался голос диспетчера:

— Кому на Петрозаводск? Машины на Петрозаводск отправляю. Есть кто-нибудь?

— Ну! — крикнула рассказчица. — Есть, есть! Сейчас.

Как многие в Карелии, она говорила «ну» вместо «да».

Она торопливо застегнула куртку, надела ушанку. Один из шоферов подал ей пальтишко и с явным сожалением спросил (хотя об этом можно было уже и не спрашивать):

— Уезжаете?

— Пора. И так три часа машину ожидала. Счастливо вам! До свидания!

Подхватив одной рукой чемоданчик, на котором сидела, а другой — вещевой мешок, девушка выбежала из дежурки.

Косарский сел на нарах, отыскал в полушубке папиросы, потом встал, нашарил на полу щепку, достал ею из печки огонька и прикурил. Когда он снова лёг рядом со мной на примятый лапник, я спросил: