Волны белой пены, сорвавшиеся с моря и застывшие на его прозрачной голубой поверхности, – вот чем был Алжир. Блистающий великолепием куполов и золотых крыш. Грозный своими неприступными бастионами и зубчатыми стенами. Увенчанный мощным величием Касбы.

Алжир оказался именно таким, каким представляла его себе Каролина. Город света и тьмы, с кипенно-белыми домами и по-ночному темными ущельями переулков. Палящий зной, безжалостный свет, оглушительный шум, людская сутолока, запахи, доносящиеся из дворов, – весь этот сумбур смешался в голове Каролины, приправленный мерным рокотом прибоя. Перед ней мелькали картины: цветущие сады, павильоны из цветного камня, бьющие фонтаны, мраморные дворцы, минареты, построенные, казалось, только затем, чтобы нести на своих шпилях полумесяцы, мечети и бесконечно повторяющиеся аркады с зелеными и синими колоннами.

Алманзор расстался с ними, чтобы продать животных и товары, а потом с нанятыми ослами ждать их у городских ворот. Сайда тоже не было. Он уже сидел на своем маленьком коврике в тени стен мечети за письменной доской.

Чистый, вибрирующий звук разнесся над городской суетой. Каролина остановилась.

– Колокола Нотр-Дама де Виктуар, – сказал Стерн. – Как раз рядом с этим собором находится дом французского консула.

Каролина сразу представила себе кабинет консула: сумрачная прохладная комната, бюро, обтянутое зеленой кожей, запах чернил, сургуча и табака. На стенах – портреты Бурбонов, в углу – пустой мраморный цоколь, на котором раньше стоял бюст Наполеона. Имеет ли консул какие-либо сведения о герцоге – об этом она сейчас старалась не думать. Ее мысли были направлены на более простые вещи: разговор, ведущийся на изысканном французском; манеры великосветского льва; обаяние мужчины, состоящего на королевской службе, который, даже работая, распространяет вокруг себя атмосферу праздности; его галантность по отношению к дамам; мелочи, придающие конторскому окружению налет интимности – собственный чайный прибор, прелестная ковровая вышивка, миниатюра, стоящая на письменном столе. Здесь, в чужой земле, все это казалось Каролине кусочком родины.

Голос Стерна оторвал ее от этих мыслей:

– Боюсь, мы напрасно проделали весь этот путь. Взгляните!

Больше, чем его слова, испугало Каролину чувство удовлетворения, прозвучавшее в них. Консул жил в узком двухэтажном здании европейского стиля. Стекла окон были разбиты, эмблема над входной дверью сорвана. Сама дверь опечатана, а на ней гвоздями прибита табличка с надписью арабской вязью.

– Что это значит?

– Ничего хорошего. Бумага на двери – это, похоже, документ конфискации.

В это время из пристройки вышел араб с двумя большими корзинами в руках. Увидев двух незнакомцев перед домом, он остановился:

– Вы к мсье Лакре Теллеру?

Стерн кивнул:

– Но, по-моему, мы пришли слишком поздно.

Выражение недоверия на лице араба смягчилось.

– Вам он тоже что-то должен? – спросил он. – Мне он не платил ничего уже полгода. Должен сказать, он многих облапошил – если это вас успокоит. Все, что получал, он рассматривал как подарки или взятки, как вам угодно. Сколько он задолжал вам? – Они промолчали. – Вы нездешние, – продолжал араб, – это сразу видно. Позвольте мне дать вам совет! Судя по пыли на вашей одежде, вы пришли из Телль-Атласа. За что он задолжал вам? За ковры? Лошадей?

– За лошадей, – ответил Стерн наобум.

– Я так и знал! Белые кобылы, на которых он в последнее время совершал променад! Я видел их! Вот как он пользовался властью своего короля! Но теперь все позади. Четыре белые кобылы стоят в конюшнях дея. Обратитесь к нему. Возможно, вы получите их назад.

Рамон обратился к арабу:

– А что же с ним случилось? Когда он покинул Алжир?

– Они отвели его в Касбу, и я надеюсь, он томится там в глубоком подземелье, – араб злорадно усмехнулся. – А покинет он Алжир, скорее всего, через ствол пушки. Пусть они только явятся, христиане на своих судах, – дей пошлет им их консула в качестве приветствия. Выстрелит им навстречу, как проделал это раньше с Ля Вайером.

Стерн испугался, что Каролина может выдать себя каким-нибудь непроизвольным замечанием, но его волнение было беспочвенным. Разговор мужчин, казалось, нисколько не интересовал ее.

– Мы только что спустились с гор в город, – сказал Рамон и продолжил, понизив голос: – О каких кораблях вы говорите?

– Никто точно не знает. Весь Алжир полнится слухами. Разве вы не видели солдат городской милиции? И повозки, которые едут к форту и везут порох и ядра? Говорят, там день и ночь готовят боеприпасы. Так бывает всегда, когда приходят суда. Христиане завидуют власти дея над Средиземным морем. И при этом сами они настоящие пираты. Пусть только явятся! Они много раз уже пытались установить свое господство, но дей все еще сидит в Касбе, а Алжир все еще принадлежит нам, арабам, и так будет всегда. Возвращайтесь назад, в свои горы, чужеземцы! – Он взял свои корзины и пошел прочь.

– Что же нам делать? – спросила Каролина.

Несколько мгновений Стерн стоял молча. Он знал, что ее нелегко лишить самообладания, но то, что она никак не выдала своего беспокойства, почти разочаровало его. Каждый раз Каролина поражала его, реагируя совсем не так, как он ожидал.

– При сложившихся обстоятельствах христианам находиться в городе не безопасно. Предлагаю поехать за город к Гоунандросу. Вы знаете, это мой друг, греческий врач.

Слышит ли она его? Ее взгляд обратился к порту. Белые корабли качались на голубых волнах. На всех судах развевались зеленые флаги дея. По молу патрулировала городская милиция в красной униформе. Стерн снова задумался над словами араба. Ему необходимо было поговорить с Гоунандросом, узнать от него, что ему известно о судах, направляющихся к Алжиру.

– У вас еще есть деньги, полученные от Измаила? – неожиданно спросила Каролина.

– Да, – ответил Стерн. – Но зачем вам? У Гоунандроса...

– Я хочу пойти на базар. – В глазах Каролины появилась улыбка. – Хочу сделать некоторые покупки. Я обожаю транжирить деньги, понимаете?

Ее способность совершенно игнорировать опасность одновременно восхищала и раздражала его. Наверное, именно так вели себя дамы высшего света во время революции, наряжаясь и прихорашиваясь перед казнью, будто собираясь на бал.

– Я провожу вас, – сказал он угрюмо.

Они все дальше углублялись в городские улочки, сопровождаемые музыкой, доносящейся из маленьких кафе, ароматом сладостей и сухофруктов, призывами проституток из полуоткрытых дверей. Они шли, пока сумрак торгового квартала не поглотил их. Ах, этот город с длинными, укрытыми навесом улицами, похожими на подземные своды, с галереями, набитыми сокровищами!

У Каролины было такое чувство, что она очутилась в волшебной стране. Как ребенку, первый раз попавшему на ярмарку, все, даже самое обыденное, казалось ей сказочным. Узкие переулки превращались для нее в фантастические лабиринты, нищие оборванцы казались заколдованными принцами, ждущими только волшебного слова, которое снимет злые чары. Ковры, медная посуда, тюки шелка, серебро, кожаные товары, зеркала, благовония – все это были колдовские предметы, а зазывные крики торговцев звучали как магические заклинания. Она совсем забыла, что все эти вещи разложены для продажи, что их можно коснуться руками и стать их владельцем.

В той части базара, где торговали благовониями, ее страстное желание купить что-либо стало непреодолимым.

Одно место особенно притягивало ее. Торговец, молодой человек, сидел окруженный свечами, свисающими на подсвечниках с потолка. Узкими, унизанными кольцами пальцами он открыл флакон, на который указала ему Каролина.

– Десять капель – три пиастра.

– Позвольте мне купить их для вас, – прошептал Стерн. – Двадцать пиастров – за сто капель, – предложил он торговцу.

– Двадцать пять, – хладнокровно ответил тот.