– Кладбищенские цветы ребенку на голову – фу! – возмущались они.

Поэтому я была единственной в своей группе (все долгие детсадовские годы), у кого цветы на венке сооружались из атласных разноцветных лент. Выглядело шикарно, но меня немного смущало, что это не как у всех. Однако – никуда не денешься: искусственные цветы – фу!

Больше всего меня поражали всегда Новогодние праздники. В зале стояла нарядная настоящая душистая елка до самого потолка. Наш Кремль подсвечивался. Мы водили хороводы вокруг елки, пели песни – одну за одной. В конце выходил Дед Мороз. Мы знали: сейчас он раздаст нам подарки. Он знал всех по именам! Но главное в другом: каждый год Дед Мороз придумывал что-то новое. Мы никогда не знали, в чем он принесет свои подарки. Однажды он выкатил к елке сани, на которых стоял огромный зеленый полосатый арбуз. Я таких никогда не видела. Огромный!

Я была уверена, что нам сейчас дадут по куску этого арбуза. В нем уже виднелся заранее вырезанный треугольник, в котором торчал нож, вернее, рукоятка ножа.

– Ну, дети! – обратился к нам Дед Мороз. – Что это я вам привез?

– Арбуз! – крикнули мы.

И тут Дед Мороз взялся за рукоятку, вынул из арбуза треугольник, – показалась даже красная арбузная мякоть, – и провозгласил:

– Я подарки вам привез!

Внутри арбуза оказались подарки!

Я была сражена изобретательностью Деда Мороза наповал.

Нами действительно много занимались в детском саду: учили читать, считать, даже – в старшей группе – иностранному языку, музыке. Нас учили аккуратности: перед сном каждый ребенок складывал свои вещи на стульчик в определенном порядке. В самом низу оказывалась одежда, которая понадобится при одевании в последнюю очередь. Наверху конечно же всегда оказывался лифчик. Необходимость четкого порядка в вещах нам объясняли тем, что мы – будущие солдаты.

– Вот, представьте: сигнал тревоги! Началась война. А вы все спите. Солдат должен подняться и одеться за 20 секунд! Это получится только у того, кто правильно и аккуратно сложил свои вещи перед сном. Иначе – какие из вас солдаты? Так голыми, в ночных рубахах и побежите, – втолковывала воспитательница.

Звучало очень доходчиво. С тех пор я одеваюсь быстро. Солдат – всегда солдат…

Самые неприятные вещи в саду: поход в туалет строем, хочешь – не хочешь, никому не интересно. Иди, садись на горшок, мальчики с девочками, стыдно, неудобно – это во внимание не принималось. Вы – маленькие, вам стесняться не положено. Ишь, чего удумали.

Еще противная штука – тихий час. Даже если спать не хочешь, лежи и молчи. Невыносимо.

И самое ужасное: ночной сон. В нашей детской спальне никогда не выключают свет совсем. Там горит синяя лампа. От этого все выглядит просто ужасным, как в страшнейшей сказке. С нами в спальне ночует нянечка. И когда она ночью подходит поправить одеяло, кажется, что она превратилась в Чудо-Юдо заморское.

Кроме того, в саду все время так или иначе тебе давали понять, что ты в чем-то виноват. Каждый день возникало несколько поводов, чтобы чувствовать себя виноватыми. Или не чувствовать, но слыть.

Нас с детства загоняли в вину, как в тюрьму. Виноватыми людьми – и маленькими, и большими – управлять легче. Виноватому – лишь бы спрятаться. Лишь бы его не трогали. И еще: виноватый любви не знает. Любви в широком смысле слова: к жизни, к другим людям, к делу, к себе. Вот это, пожалуй, и оказалось самой большой нашей проблемой какое-то время спустя. Но кто ж об этом думал…

А самое хорошее в саду: у меня появилась подружка. Лучшая во всем свете – Оля Бокова. Она черненькая, я – беленькая, мы дружно играем. Мы и живем на одном этаже в нашем доме номер два, катаемся на велосипедах, приходим друг к другу в гости. Мы всегда вместе. Это настоящая дружба.

Когда после первого моего детсадовского сезона нас вывезли на дачу, я поняла, что все плохое и хорошее познается в сравнении.

В Москве у нас шесть дней проходили в ожидании субботы. Уже пятница ощущалась как праздник. В субботу никаких занятий с нами не проводили – свобода! Играй как хочешь. Меня даже не заставляли есть ненавистный суп. Не хочешь – не надо.

Нам предстояли счастливые выходные: вечер субботы и целый воскресный день. Это два счастливых домашних дня хороши еще были и тем, что не надо было пить на ночь кефир с ватками. Кефир в детсад доставляли из детской специальной фабрики-кухни. Там делали молочные продукты особой чистоты и лучшего качества. Разливали их по бутылочкам. Вообще-то это были обычные бутылочки для младенцев – надень соску и готово, можно давать сосать эту полезную пищу хоть самому крошечному малышу.

Нам в детсад кефир привозили конечно же без сосок. Бутылочки просто затыкали ватками. Наши няни вынимали ватки из бутылочек и разливали нам по стаканам. Все хорошо. Я даже любила кефир. Но! Няньки спешили. Им было вообще наплевать на все. Они ватки из горлышек бутылок вынимали частично. И остервенело вытряхивали содержимое бутылок – скорей, скорей… И в стаканы попадали остатки ватных затычек. Это было ужасно, поверьте! Некоторых детей рвало. Я наловчилась выуживать ватку из своего стакана. Она, пропитавшаяся кефиром, выглядела как клок мокрых седых волос… Фуууу… Но выудить получалось не всегда… Отвратительное воспоминание.

Долгий детский день делился на радости и ужасы. Не знаю, чего было больше. Или ужасы помнятся дольше?

Как бы там ни было, в выходные мы оказывались дома. И переводили дух. На даче же нам предстояло проводить почти три летних месяца. Свидания с родителями разрешались, конечно. Но очень ненадолго. Час-полтора в воскресенье и все… Ты на долгий срок оказываешься полностью во власти чужих и равнодушных людей. И надо претерпевать.

Я наловчилась терпеть. Я даже не представляла, что это может когда-нибудь закончиться. Разве что – когда стану совсем большой. Но это когда еще будет! Вот – жизнь идет, а я все маленькая и маленькая…

Накануне отъезда на дачу на всю мою одежду ставили метки: имя, фамилия, группа. Это чтоб ничего не потерялось. Тети занимались метками вместе. Стелла вышивала – у нее руки были золотые. А Танюся с Анечкой ставили метки марганцовкой. Разводили ее в воде, окунали в фиолетово-черную жидкость спички с намотанной на кончик ваткой и выводили все, что положено, с изнанки. Эти метки оставались навеки.

Потом все вещички складывались в большой холщовый мешок, на котором Стелла вышивала красными нитками всю нужную информацию.

В назначенный день к Академии Фрунзе подъезжали автобусы. Это были трофейные «опели». В один автобус загружали все детские мешки. А нас разводили по группам. Родители махали нам, прощаясь. Мы в ответ махали из окошек. Жизнеутверждающая картинка.

И вот вереница автобусов мчится по Киевскому шоссе в Нарофоминск, на дачу академического детсада.

Мы жадно смотрим по сторонам: деревья, деревья, деревья по обеим сторонам дороги. Дремучий лес. Вот в такой лес и тащила Лиса Петушка…

…Несет меня Лиса

В далекие леса

За высокие горы…

Приезжаем. Строимся. Расходимся по домикам. У каждой группы свой дачный домик. На веранде мы будем спать, чтоб дышать свежим воздухом. В большой комнате будем есть. В другой – играть… Еще играть можно на улице: там, у домика все есть – большая беседка, песочница, качели, домик, чтоб дочки-матери устраивать…

Воспитательница знакомит нас с новыми условиями существования.

– Слушаем все внимательно! – велит она. – Мы уехали из Москвы, чтобы набраться здоровья и увидеть много нового, чего в городе не увидишь. Мы будем гулять в лесу, искать грибы. Вы узнаете названия цветов, ягод, деревьев. И это пригодится вам на всю оставшуюся жизнь. Но помните! В этих местах шли тяжелые бои. В земле осталось много мин. Не убегайте от меня, идите за мной по тропинке, иначе можно наступить на мину и взорваться.