Он будто бы бродил возле реки там, где когда-то ему встретился вепрь Черный Клык. Ноги утопали в мягкой траве, легкий ветерок был полон летними ароматами. На берегу стоял отец, высокий и могучий, и щеголял отменной железной кольчугой. Над бровями отца сияла бронзовая корона короля — солнечные лучи вспыхивали на металле, и казалось, что на голове Бьёрна одета огненная лента.

От отца веяло уверенностью и силой. Он повернулся к сыну, снял с головы корону и протянул ему.

Дрожащими руками принял Зигмар корону. Как только его пальцы коснулись металла, отец исчез, а Зигмар ощутил на голове вес целого царства.

Послышался смех. Зигмар обернулся и радостно улыбнулся при виде кружащей по траве Равенны. На ней было платье изумрудного цвета, которое так ему нравилось, и плащ матери Зигмара, скрепленный золотой булавкой работы мастера Аларика. Ветерок играл с ее прекрасными волосами цвета ночи.

Зигмар не мог припомнить о чем, но они проговорили целую вечность, а потом любили друг друга совсем как тогда, когда он впервые привел Равенну на берег.

Как ни странно, Зигмар не испытывал страданий, а чувствовал лишь любовь и безмерную благодарность за то, что ему посчастливилось узнать такое. Для него Равенна останется навсегда юной. Не состарится, не озлобится, никогда не увянет.

Навеки будет молодой и любимой.

Зигмар открыл глаза и впервые за долгие недели почувствовал себя отдохнувшим, глаза у него сделались яркими и ясными, а руки и ноги — сильными и гибкими. Он глубоко вздохнул и занялся разминкой, думая о значении ночного видения. Обычно ему было больно видеть отца и Равенну во сне, но на этот раз все вышло по-другому.

Священнослужители говорили, что сны посылал Морр. Видения дают возможность счастливцам заглянуть за преходящую пелену бытия и увидеть царство богов. Такой сон означает предвестие огромной важности и благоприятное время для новых начинаний.

Был ли приснившийся ему сон последним даром богов, перед тем как он начнет ковать Империю людей?

Зигмар закончил упражнения, ополоснулся из кадки с водой, стоявшей в углу Большой палаты, вытерся льняным полотенцем, натянул штаны и тунику. Снаружи доносились крики, и ему было известно, что они означают.

Он надел кольчугу и пошевелил плечами, пока она не легла должным образом. Пробежал пальцами по волосам и тонким кожаным ремешком связал их на затылке в короткий хвост.

Крики на улице сделались громче, и Зигмар взял в одну руку стоявшее возле его трона алое знамя, а в другую — Гхал-мараз. И пошел к толстым дубовым дверям Большой палаты в сопровождении королевских псов, которые бежали за ним. «Теперь они мои», — подумал Зигмар.

Он распахнул дверь и увидел процессию воинов, идущую сквозь дождь. На носилках из щитов они несли тело. Вокруг толпились сотни жителей Рейкдорфа, а на холмах вокруг города, провожая короля в последний путь, застыла армия унберогенов.

Перед носилками ожидал Альвгейр, в потускневших бронзовых доспехах с многочисленными вмятинами и зазубринами. Голова его была понуро опущена, но, когда открылись двери королевской Большой палаты, он поднял глаза.

Взгляд маршала Рейка сказал Зигмару то, что он уже давно знал.

Дождь промочил все вокруг, с доспехов Альвгейра срывались капли воды, стекали с длинных волос. Маршал Рейка упал на одно колено. Зигмару никогда не доводилось видеть Королевского Защитника столь несчастным и пристыженным.

— Мой господин, — произнес Альвгейр, достал меч из ножен и протянул его Зигмару, — твой отец мертв. Он погиб, сражаясь с северянами.

— Я знаю, Альвгейр, — сказал Зигмар.

— Знаешь? Откуда?

— Многое изменилось с тех пор, как отец ушел на войну. Я больше не тот мальчик, которого ты знал прежде, и ты тоже стал другим.

— Верно, — согласился Альвгейр. — Я не выполнил свой долг, и король мертв.

— Ты выполнил свой долг, — заверил маршала Зигмар. — И оставь себе меч, друг мой. Он тебе пригодится, если ты хочешь стать моим Рыцарем-Защитником и остаться маршалом Рейка.

— Твоим Защитником? — переспросил Альвгейр. — Нет… Я не могу…

— Ты ни в чем не виноват, — объяснил Зигмар. — Отец отдал жизнь за меня, и никакое, даже самое лучшее, искусство владения оружием не могло бы ему помочь.

— Я не понимаю.

— Мне не до конца все ясно самому, — признался Зигмар. — Но я сочту за честь, если ты станешь служить мне так, как служил отцу.

Альвгейр поднялся. Капли дождя блестели на лице Защитника, словно слезы. Он вложил меч в ножны.

— Я буду служить тебе верой и правдой, — обещал Альвгейр.

— Знаю, так и будет, — сказал Зигмар и подошел к носилкам из щитов.

Отец лежал, прижимая к груди могучий боевой топор по прозванию Похититель душ. Ярко сияли его вычищенные и отполированные доспехи. Благородные черты лица были спокойны, и теперь, когда душа его отлетела, сгладился даже страшный шрам.

Зигмар приказал воинам:

— Внесите короля в его палату.

Когда процессия прошествовала по лужам и внесла короля внутрь, Зигмар обратился к скорбящим, собравшимся перед ним. В толпе было много друзей, и каждое лицо ему было знакомо.

Теперь это был его народ.

Зигмар опустил древко стяга прямо в грязь перед дверями Большой палаты — словно среди штормовых облаков мелькнул солнечный луч, осветив все вокруг. На ветру колыхалась алая ткань, и Зигмар взмахнул молотом Гхал-мараз над головой и крикнул так, что голос его услышали даже собравшиеся на холмах за городом воины:

— Народ унберогенов! Король Бьёрн ушел в мир иной и сейчас размахивает могучим топором, Похитителем душ, в чертогах Ульрика вместе со своими братьями — Дрегором Рыжая Грива и великим Беронгунданом. Он умер так, как хотел, — в сражении, сжимая в руках боевой топор и сокрушая врагов. — Зигмар опустил Гхал-мараз и воскликнул: — Я пошлю гонцов во все концы земли с вестью о том, что в новолуние следующего месяца мой отец будет похоронен на Холме воинов!

В честь вернувшихся в Рейкдорф воинов и для поминовения погибших устроили великий пир. Не только в пивных, но и на каждом углу скальды восхищали публику сагами о сражениях с жестокими норсами и повествовали о славной гибели короля Бьёрна. Сказания эти были весьма эпичны и мрачны, и Зигмар знал, что в них ни слова не говорилось о благородстве и искупительной жертве последнего сражения отца, когда он сошел в подземный мир ради спасения сына.

Он счел, что не стоит раскрывать эту тайну, — пусть лучше в веках сохранится отчаянный героизм и трагическая неизбежность смерти Бьёрна, чем семейная драма, разыгравшаяся в сумрачном царстве Серых земель.

Дни после возвращения армии были радостными, ибо жены и матери снова обрели мужей и сыновей, но также глубоко печальными, потому что многие семьи недосчитались своих отцов и братьев. А гибель короля Бьёрна стала для всего племени унберогенов сокрушительным ударом.

Павших воинов почтили тысячей погребальных костров, которые зажглись среди окружающих Рейкдорф холмов на следующий день после захода солнца. Северян прогнали обратно в их стылые земли, но Зигмар знал, что через некоторое время придет другой вождь, который воспламенит тлеющие угли их воинственных сердец.

Однако унберогены не предавались унынию, народ верил в Зигмара. Он ощущал это столь же точно, как и землю под ногами. Зигмар прославился воинским искусством, благородством и честностью; он чувствовал, что народ им гордится, и знал, что это чувство усилено печалью из-за гибели Равенны. Никто не смел упоминать о Герреоне, имя его предали забвению, и вскоре оно должно было изгладиться из памяти.

Куда бы ни шел Зигмар, всюду его встречали улыбки тех, кто знал и верил в него.

Он готов был стать королем, а народ — принять его правление.

За день до новолуния в Рейкдорф прибыли короли. Одним из последних прибыл король эндалов Марбад в сопровождении отряда Вороновых шлемов, и знамя его в память о павшем Бьёрне было обагрено кровью. Зигмар стоял вместе с Пендрагом и смотрел, как под музыку волынок подъезжает король, и вновь его поразила военная выправка королевских воинов.