Я кивнул, не решаясь открыть рот.

– Мне кажется весьма вероятным, что кто-то в альфредианский период – допустим на секундочку, что Гримбалд, – сочинил отчет о правлении короля, содержавший немало деталей, которые его порочили. Двумя веками позднее Леофранк превратил текст в панегирик королю – ради собственных интересов, которые состояли в том, чтобы привлечь к гробнице святого Вулфлака паломников со всей Европы. Разумная гипотеза, как вы считаете?

– Возможно, – согласился я с отчаянием в душе. Мне не хотелось выдавать свое разочарование. Неужели такова правда об Альфреде: он был убийца, трус и подлец? И мое великое открытие повлечет за собой фундаментальный пересмотр всех взглядов на альфредианский период (на что я, впрочем, надеялся, не предвидя, какие страдания это мне причинит)?

– Латынь, разумеется, испорченная, – продолжал доктор Локард.– Навязчиво повторяется один и тот же стилистический прием – никак не могу сообразить, что он мне напоминает. Может, потом додумаюсь.– Он встал.– Мне нужно найти ризничего и узнать, что сделали с телом Гамбрилла.

– Не Гамбрилла. – Я с радостью воспользовался случаем его поправить.– У трупа оба глаза на месте.

– В самом деле? – Он удивленно на меня уставился.– Это интересно.

– Как по-вашему, чье это может быть тело?

Он на мгновение задумался и снова сел.

– Выбор невелик. Той ночью умерли два человека.

– Бергойн? Но его тело было найдено.

– Так ли? Тело, найденное под рухнувшими лесами, было опознано только по одежде.

– Но если бы оно принадлежало Гамбриллу, его бы опознали по отсутствующему глазу.

– Не думаю: лицо ведь было изуродовано до неузнаваемости. Оба они были высокого роста, примерно одинакового возраста. Оставалось принять более очевидное предположение. Очевидное, но ошибочное, как часто бывает с очевидными предположениями. Этому меня научил мой опыт историка.

Его слова напомнили мне о мистере Стоунексе и породили череду мыслей, следовать которой у меня не было времени. Принудив себя сосредоточиться на предмете обсуждения, я спросил:

– В таком случае, кто убил Бергойна и Гамбрилла? И по какой причине?

– Убийца был не один. Гамбрилл убил Бергойна и решил ради шутки – мрачной, но вполне уместной – поместить тело в семейный мемориал, в это безобразное сооружение, из-за которого у них шли раздоры.

– Доктор Карпентер заверил нас, что тот человек был помещен в стену живым и умер от удушья.

Доктор Локард поднял одну бровь:

– Да уж, шутка поистине варварская. Но вот новый юмористический поворот: немедленно вслед за тем Гамбриллу подстраивают падение лесов, и он тоже гибнет.

– Кто подстраивает? Лимбрик? – предположил я.

– Безусловно, он. И между двумя убийствами существует связь. Гамбрилла мучила совесть за тайное преступление, им совершенное; вспомните, как он повел себя, когда решил, что Бергойн грозит его разоблачить.

– А его тайная вина заключалась в том, что он убил отца Лимбрика?

Доктор Локард удивленно взглянул на меня:

– Вам об этом известно?

– А как, по вашему мнению, Бергойн раскопал секрет Гамбрилла?

– Думаю, Гамбрилл сам ему признался, когда они были дружны. А когда они стали врагами, он испугался, что Бергойн его выдаст.

– И убил его, – кивнул я. – Но он не знал, что Лимбрик – противник еще более опасный. Как же это случилось?

Доктор Локард улыбнулся:

– В день гибели своего отца Лимбрик был еще ребенком, но когда между двумя мужчинами вспыхивает вражда не на жизнь, а на смерть, я вспоминаю старинную французскую поговорку: Cherchez la femme![9] Мне представляется, что мать Лимбрика настраивала его против Гамбрилла, снова и снова повторяя эту историю.

– Итак, все эти годы Лимбрик таил в душе зло и ждал случая убить своего покровителя, – согласился я.

– И такой случай подвернулся в ночь, когда Гамбрилл убил Бергойна.

– Ирония заключается в том, что всей этой череде событий дал толчок Бергойн, когда стал грозить Гамбриллу разоблачением.

Доктор Локард снова улыбнулся:

– Это Гамбрилл, несомненно, считал, что Бергойн ему угрожает.

Я заколебался:

– А по-вашему, он был не прав?

– Участникам событий было известно далеко не все. От них ускользнули другие трагические происшествия. Вам известно, что в ту ночь была страшная буря?

Я кивнул.

– А знаете ли вы, что от бури как будто погиб один из тех, кто спал в старой привратницкой?

– Припоминаю, об этом говорил доктор Систерсон, когда мы обсуждали сочинение доктора Шелдрика.

Доктор Локард мрачно осклабился:

– А, ну да, знаменитая история фонда. Доктор Шелдрик, верно, не упоминает этот случай?

– Как ни странно, нет.

– Рассказал ли вам доктор Систерсон, кто именно погиб?

– Нет.

– Это был один из мальчиков певчих – из колледжа регентов. На него обрушилась крыша. Удивительно было то, что в целом здание не потерпело большого ущерба. Собственно, поговаривали даже, что умерший выглядел так, словно бы не погиб под обломками, а был избит до смерти. На кровати лежали упавшие балки, но, похоже, все они были недостаточно тяжелыми, чтобы убить человека.

– Кто-нибудь видел, как обрушилась крыша?

– Нет. И никто из других мальчиков ничего не слышал. Погибший спал один в комнатушке под крышей.

– И вы усматриваете связь между этим и другими событиями той ночи?

– А вам не кажется, что иначе это было бы странным совпадением? – Несколько секунд он сверлил меня задумчивым взглядом.

– Если связь и существует, признаюсь, мне она непонятна.

– При расследовании преступлений обычно принимается не та гипотеза, которая наилучшим образом увязывает между собой обстоятельства, а та, которая наиболее удобна ведущим расследование.

Я немного поразмышлял над его словами.

– Гипотеза о том, что Гамбрилл убил Бергойна, была в то время всем удобна, но действительности она не соответствует – вы это хотите сказать?

– И хотя имелись люди, знавшие об этой истории еще кое-что, у них были веские причины помалкивать.– Он сделал паузу.– Вчерашняя трагедия – еще один пример. Полиции проще всего принять версию об ограблении и убийстве.

– Вы не верите, что старого джентльмена убил официант?

– Напротив. Я уверен, что убийца он. Но думаю, полиция не понимает его мотивов. Он не мог не знать, что нельзя будет просто ограбить мистера Стоунекса: его придется убить, дабы он не обвинил грабителя. Мыслимо ли решиться на такое тяжкое преступление без расчета на богатую поживу?

– Предположим, он верил, что в доме спрятаны деньги. И думаю, он их нашел.

– Двадцать фунтов, всего-навсего.

– Вы хорошо информированы, доктор Локард. Но для человека в его обстоятельствах это огромная сумма. Заработок за несколько месяцев.

– И все же такой риск она не оправдывает.

– Хорошо, если оставить этот вопрос в стороне, как вы объясняете происшедшее?

– Думаю, ему заплатили за убийство.

– Заплатили? Кто?

– Те, кто рассчитывал получить выгоду от смерти старого джентльмена.

– И кто это?

– Если он не оставил завещание – ближайшие родственники.

– А разве он умер без завещания? Я слышал...– Я прикусил язык. Мне пришло в голову, что не стоит упоминать слова Куитрегарда о завещании в пользу фонда.

– Едва ли он не составил завещание. Тем не менее оно не найдено.

– Не понимаю.

– Мне думается, что Перкинс получил плату не только за то, чтобы убить мистера Стоунекса, но и за то, чтобы найти завещание.

– Тогда оно, вероятно, уже уничтожено.

– Скорее всего. Однако доказать это будет трудно. – Пока я думал над его словами, он добавил: – Надеюсь только на то, что он во всем сознается, когда после дознания его дело передадут в суд.

– Вы уверены, что так оно и будет?

– Если жюри не запутается.

– Запутаться ничего не стоит.

– Но нужно непременно довести до сознания присяжных, что Перкинс, совершив убийство, обыскал дом.