Андрей Арьев:

Однажды Сережу просто забрали на улице в милицию, избили и дали пятнадцать суток. Он действительно эти две недели в тюрьме просидел. После этого за ним все время вели милицейский надзор, приходили к Сереже на квартиру. Что касается формального обвинения, то в его деле написали, что Сережа милиционера, который пришел проверить у него документы, спустил с лестницы. Ничего этого, конечно, не было и не могло быть. Когда мы с Борей Довлатовым пошли разбираться и все выяснять, нам начальник милиции цинично сказал: «Если бы ваш друг действительно это сделал, ему бы дали шесть лет. А так всего пятнадцать суток». Было ясно, что все это было дело рук КГБ или Обкома, милиция не будет просто так ловить человека, который не является уголовником. Сережа попал под пресс.

Николай Шлиппенбах:

Тогда Сережа работал сторожем на барже Адмиралтейского завода. За ним уже очень активно следило КГБ. Сережа, кажется, захворал и несколько дней прогулял, не взяв бюллетеня. Он сказал, что отработает, но против него уже возбудили дело. Сережу вызвали в КГБ и сказали: либо по следам Бродского отправим, либо езжай за границу. Он подумал и решил ехать, хотя изначально такого намерения у него не было. Мы с ним об этом много говорили. Языка английского он не знал и очень переживал по этому поводу.

Тамара Зибунова:

Сережу, наверное, очень хотели посадить, потому что даже меня пытались привлечь к этому делу. Однажды ко мне на работу пришел некий сотрудник, и меня вызвали на разговор в кабинет директора. Я, женщина с ребенком, не получающая алиментов, могла бы стать очень выгодным свидетелем против Сережи. Меня стали расспрашивать, а я им начала объяснять, что я больше всех заинтересована в его отъезде. Если он останется здесь, то всю жизнь будет вмешиваться в мои отношения с дочерью, а мне это совершенно не нужно. Тем более мне не нужно, чтобы у моей дочери отец сидел. Поэтому я ему никаких препятствий чинить не буду.

Валерий Попов:

Тогда все разъехались: кто отправился в Америку, кто в Москву. А я лично уехал в Купчино. И это было хорошо. Среди этих пустырей, среди грязи я впервые увидел русский народ. Если бы я всю жизнь прожил среди друзей-гениев, это было бы бесплодно. Там я впервые написал рассказ, который напечатали в «Новом мире», — «Боря-боец». Это была моя командировка в жизнь.

Для всех нас наступило безвременье. Пора дружеского веселья закончилась. Начались годы уединения, несчастья и проверки на прочность. Каждый из нас нуждался в одиноком вызревании.

Довлатов понял, что здесь он не вызреет, его задушит собственный материал. Пьяная удаль, основа его прозы, должна была быть трезво осмыслена в Америке. Сережа понимал, что нужно не только набираться соков, но и отдавать их. Он и свой сжатый стиль в Америке изобрел. Роскошный кружевной слог «горожан» нужно было разрушить и создать новый.

Наталья Антонова:

После такого потрясения Сережа, разумеется, испугался. Конечно, он никогда не сочувствовал режиму, но и активным диссидентом, правозащитником назвать его нельзя. У него не было соответствующей закалки и смелости. Сережа хотел быть самим собой, он говорил честно: «Я боюсь, я трусливый». С другой стороны, действительно, когда уехали Лена с Катей, им с мамой стало очень одиноко. И вот он принял это решение об отъезде, которое ему очень тяжело далось.

Людмила Штерн:

Из Сережиных писем я узнала, что Лена с Катей уехали в начале 1978 года, а о том, что 18 июля 1978 года Довлатов арестован и получил 10 суток за хулиганство, мы услышали по «Голосу Америки». Мы очень боялись, что «в процессе отсидки за хулиганство» ему подкинут вдобавок какую-нибудь антисоветчину и закатают далеко и надолго. Многие сразу же бросились на его защиту. И не только литературные знаменитости. Наш общий друг, ныне покойный Яша Виньковецкий, связался с Андреем Амальриком, и они подняли на ноги и «Голос Америки», и «Би-би-си», и «Свободу». Мы с Витей названивали в Ленинград, поддерживая и обнадеживая Нору Сергеевну. У меня был доступ к таким известным журналистам, как Роберт Кайзер из «Вашингтон пост» и Патриция Блэйк из журнала «Тайм», коих я и задействовала. Думаю, что и наши усилия не пропали даром. Довлатова выпустили без добавочного срока, и 24 августа они с Норой Сергеевной вылетели в Вену. Уже через несколько дней в разных, как сейчас принято говорить, средствах массовой информации появились его статьи с выражением признательности тем, кто принял участие в его судьбе.

(Штерн Л. Довлатов — добрый мой приятель. СПб., 2005. С. 218)