Тамара Зибунова:

Мы с Сережей познакомились в Ленинграде незадолго до его приезда в Таллинн. Случайно встретились в какой-то компании, я даже толком его не запомнила… Через два-три месяца звонок: «Здравствуйте, Тамара! Может быть, вы меня не помните, я Сергей Довлатов. Приехал в Таллинн, звоню знакомым, и никто не отвечает. Мне негде ночевать». Как можно было ему отказать? Он сказал, что находится на Балтийском вокзале. Я ответила, что встречу его, и спросила, как его можно узнать. «Я похож на торговца урюком», — говорит. Так Сережа поселился в моем доме. Он просто остался и не думал уходить. Рогинский его уговаривал: «Ты что, Тамарка нищая! Я тебе богатую найду». Прошел месяц… Мы подружились — так возник странный, дружеский роман.

Сергей Боговский:

Атмосфера русского Таллинна тогда, как и сейчас, была довольно убогой. Здесь, в отличие, например, от Риги, никогда не было критической массы интеллигентных людей. Были, конечно, отдельные интересные люди, была определенная окололитературная публика, но никакие серьезные выдающиеся писатели здесь не жили.

Существует миф об Эстонии как о своеобразном советском центре интеллектуальной мысли, который прежде всего связывают с городом Тарту. На самом деле, там была такая же ситуация, как и в Таллинне, если не хуже. Конечно, в Тарту преподавал Лотман, а вокруг него был некий круг талантливых филологов, но этим продвинутость этого города и ограничивалась.

Хотя есть в эстонской ментальности одна чудесная черта, которую живущие здесь русские постепенно перенимают. Это тяга к приватности. Здесь никто никого не учит жить. Всем на всех наплевать, если хотите. Каждый живет сам по себе. Идешь по городу и точно знаешь, что никто к тебе не пристанет по поводу нелепой шляпы или очков, никто не будет комментировать то, что ты куришь. В России тогда это было сплошь и рядом. Я думаю, Сергей очень устал от этого, от того, что постоянно кто-то вмешивается в его личную жизнь. Многим москвичам и ленинградцам импонировала наша внутренняя приватность. Они приезжали пожить спокойно.

Тамара Зибунова:

Первое Сережино официальное место работы — кочегарка. Там он продержался полтора месяца, а потом его пригласили в газету Эстонского морского пароходства «Моряк Эстонии». Месяцев девять, наверное, Сережа проработал ответственным секретарем, получил прописку. Его друзья-журналисты, Миша Рогинский и Виталий Репецкий, помогли получить внештатную работу. Через некоторое время Довлатова пригласили в «Советскую Эстонию» в отдел информации.

Михаил Рогинский:

Когда Сережу брали на работу в нашу газету, Генрих Францевич меня вызвал и спросил, могу ли я за него поручиться. Я сразу ответил: «Бесспорно». И дело даже не в том, что Сережа был мой друг: в тот момент я был с Туронком честен. Я был совершенно уверен, что Сережа будет работать в соответствии с ситуацией и играть по правилам. Я знал, что ему хватит ума не пропагандировать какие-то антиправительственные идеи в республиканской партийной газете. Если бы кто-то принес в редакцию антисоветскую статью, ему бы даже ничего за это не было. Вероятнее всего, над ним бы просто посмеялись.

Борис Ройтблат:

Про идеологию — применительно к Довлатову — говорить нет смысла. Он был от этого безнадежно далек. Однако не могу сказать, что в редакции он работал только ради денег. Это не так. Репортерскую работу, в лучшем смысле этого слова, он любил. Он писал о том, как нашли старинный клад, как лечили простуженного тигра, и все такое. С таким же успехом он мог писать это и для «Нью-Йорк таймс» — и там опубликовали бы. В пропаганду бессмертных идей Довлатова не вмешивали. Знали, все равно бесполезно. В редакции тогда было по-своему золотое время. Штатных бездарей, как и нештатных стукачей, терпели. Писать крамолу, конечно, не давали, да никто и не порывался. Но и оргвыводов за крамольные анекдоты не делали. Гати говорила так: «Тут, в редакции, можно болтать про что угодно. Но — только тут!» Довлатов этим редко пользовался. Довлатов относился к властям как аристократ — с брезгливостью. Это был не страх. Это была именно брезгливость.

(Ройтблат Б. Ноктюрн. (Памяти Сергея Довлатова) // «Новое русское слово», 22–23 августа 1998)

Елена Скульская:

Газета «Советская Эстония» содержала огромный штат — сто человек. При этом делать в редакции было решительно нечего, так что все эти люди с десяти утра до шести вечера рассказывали всякие истории и развлекали друг друга, как могли, с маленькими перерывами на работу. Одни писали крохотные заметки раз в неделю, другие раз в неделю их проверяли на наличие скользких мест.

Сергей Боговский:

Работа в эстонских газетах была для Довлатова циничным зарабатыванием денег, и ничем больше. Он действительно часто писал всякие очерки о несуществующих людях или — того хуже — о своих приятелях. Кстати, и обо мне он однажды написал статью, высосанную из пальца. В общем, он, как мог, зарабатывал деньги. И при этом направо и налево всем объявлял, что журналистика — презренное занятие.