Мороз делает человека выносливее. Но только если он, человек, идёт вперёд. Только если не падает.

Взобравшись на очередной вал, Рысцов, хрипло дыша, выскреб из-за шиворота ком снега. Следом, из последних сил сражаясь с остервеневшей метелью, поднялась Оля. Её щеки были покрыты ледяной корочкой из размазанных слез.

— Это конец? — с отчаянной надеждой спросила она, обессилено заваливаясь в сугроб.

Валера, рыча от напряжения и зверского холода, поднял девушку на ноги. Не говоря ни слова, перебросил её руку через плечо и стал спускаться.

Они уже больше часа плутали среди бесконечно одинаковых горных нагромождений, контуры которых терялись в мареве вьюги. Кое-где на молочно-светлом фоне заносов встречались тёмные пятна заметённых деревьев и острых скалистых шипов. Из-за неровностей местности и снежной мглы нельзя было разглядеть ничего дальше тридцати-сорока метров. Свет исходил от мутной кляксы луны, изредка проглядывающей сквозь бешено несущиеся по небу лиловые тучи.

Связи здесь не было, поэтому Ольга по мобильнику не могла даже вызвать спасателей. Ей уже стало все равно, посадят ли её в тюрьму, только бы выжить…

Выжить.

Хорошо, когда в подобной ситуации для людей это слово становится навязчивой идеей. Идти вперёд, проваливаясь по пояс в рыхлый, предательски шелковистый на вид снег, не останавливаться. Стараться не падать, потому что можно просто-напросто не встать. А нужно — выжить.

Обязательно нужно! Это — смысл борьбы. В этом — человек…

Ещё один вал покорён. За ним — овраг. Ни Ольга, ни Валера уже давно не чувствовали ног. Пальцы рук тоже перестали слушаться…

— Давай отдохнём… — прошептала Панкратова непослушными губами.

То ли Рысцов не услышал её слов, сорванных вбок порывом вьюги, то ли проигнорировал. Он, не снимая руки девушки с плеча, вновь принялся неуклюже вытаскивать одну ногу из снега, чтобы переставить её на полметра вперёд. Потом — следующую. И опять левую… Вот так. Шаг за шагом. Без оглядки, не рассчитывая на привал. И ещё шажок…

Упали…

Облокачиваемся на заиндевевшие ладони, распрямляем негнущиеся локти. Теперь медленно поднимаемся, чтобы не оступиться и не сорваться в пропасть десятиметровой глубины, неожиданно возникшую справа. Отодвигаемся от опасного провала… И шагаем. Раз — левой… Два — правой…

Чтобы выжить.

Когда они очутились наконец на вершине очередного вала, Рысцову показалось, что прошло часа три. На самом деле — двадцать минут. Ольга к этому моменту почти всем весом опиралась на его плечо. Но старалась идти.

— Смотри! — заорал Валера, не в силах поднять руку, чтобы показать на огоньки заправки у шоссе. Точнее, это ему казалось, что он заорал. В действительности с белых губ сорвался лишь неразборчивый хрип.

Она тоже увидела и постаралась даже шагнуть вперёд без его помощи. Споткнулась и бесшумно исчезла в мутно-снежном мареве. Рысцов бросился вслед, царапая колено о камень и хватая раззявленным ртом снег…

Через несколько минут он сумел найти её распластанное тело. Девчонке неслыханно повезло: капюшон зацепился за мёрзлый корень. Если бы не эта счастливая случайность, вовек бы ему не сыскать бедняжку на дне оврага.

Расчистив снег, Валера упёрся каблуком в более-менее надёжный выступ и, хрипя, вытянул на ровное место потерявшую сознание девушку.

Дальше он нёс её на руках… Сознание то и дело плыло, искажая спасительные искорки светлячков, бреющих где-то впереди… так далеко впереди. За бесцветным полотном вьюги… Шаг. Ещё. Вытаскиваем ногу, ставим, переносим на неё вес двух тел… Теперь следующую… Опять шаг… Вытаскиваем, ставим, переносим… Не путать!.. Вытаскиваем, ставим, переносим…

…Он ехал в машине. Волнистая кромка леса выделялась чёрной полоской на аппликации близящегося рассвета. Изредка то тут, то там мелькали деревушки, обозначенные маленькими россыпями огоньков. Наступало холодное утро. Стылый воздух врывался шипящей струёй сквозь приоткрытое стекло, напоминая, что вот-вот придёт зима. Справа и слева расстилались поля. Безбрежные, пустынные, молчаливые… И казалось, что можно остановиться, вылезти наружу, до рези наполнить лёгкие свежестью ледяного безветрия и, забыв обо всем на свете, беспечно сунуть коченеющие руки в карманы, занести ногу и шагнуть. И просто идти куда-нибудь. Идти, куда хочется, долго-долго, спокойно, не думая ни о чем. Неторопливо идти… До самого горизонта…

Рысцов встряхнул головой. Вьюга хлобыстнула его по заиндевевшей щеке. Наваждение?.. Да, да. Конечно!.. Нельзя отвлекаться на посторонние мысли. Вытаскиваем ногу, ставим, переносим на неё вес двух таких тяжёлых тел…

Это правильно, когда сама жизнь становится для человека навязчивой идеей.

И снова маленький шажок… И ещё… хотя бы один…

Очнулся Валера очень вовремя. Старый адыгеец — по-видимому, управляющий АЗС — уже снял со старомодного телефона громоздкую трубку и два раза крутанул кривым пальцем диск. Один раз длинно, а второй раз коротко.

«Скорую» вызывает», — подумал Рысцов.

— Не надо… кхр-р-кхе… — прохрипел он, сухо закашлявшись.

— Помереть, что ли, решил? — удивлённо поинтересовался морщинистый адыгеец с характерным южным акцентом, но трубку вернул на место. — Откуда вы, такие красавцы, нарисовались?

— Девушка цела? — шёпотом спросил Валера.

— Да цела, цела твоя клуша… — улыбнулся старик, демонстрируя жёлто-чёрный налёт на плохих зубах. — Спиртом надо растереть. Сам справишься?

— Да, — устало прикрыв глаза, откликнулся Рысцов.

Значит — донёс-таки. Дошагал…

Все тело ныло. Беспощадная ломота буквально молотками колотила по суставам, саднило ушибленное колено, нестерпимо болела шея, омерзительное покалывание чувствовалось во всех пяти конечностях… Как — в пяти?!

Он рывком сел, застонав от перемены положения, и все ещё слабо гнущимися пальцами ощупал пятую… конечность. Адыгеец, наблюдая за Валерой, порывисто и немного обидно расхохотался. Пыхнул самокруткой и, щурясь от вонючего дыма, добродушно подбодрил: