– И что? – поинтересовался он.

– Я забрал все ее документы, – ухмыльнулся «честный человек». – Свидетельство о рождении, о браке, паспорт – все. Все, что имеет какое-либо значение. Даже завещание и свидетельство о смерти тещи прихватил. Всю ее папку с документами, короче. У нее только водительские права остались – в ее сумку я не рискнул лезть у нее на глазах. Это не так быстро – восстановить документы. А без них она на развод не подаст. Хотя бы месяц. – Он достал портфель. – Хотите посмотреть?

– Для нашей работы не нужны никакие документы, – отказался Радий Вадимович.

Но мужчина уже щелкал замками.

– Я знаю, фотографии вам понадобятся. Я фотографии ее взял. – Он протянул какой-то пакет, в котором просвечивало что-то белое, кружевное. – И белье ее прихватил, ведь правильно?

– Нет, неправильно, – брезгливо ответил профессор черной магии. – Вас неправильно информировали. Бельем мы пользуемся, когда делаем приворот или отворот. Можете оставить его себе. На память.

– Так вы беретесь? – Пакет с кружевами исчез в портфеле. – А фотографии?

– Я подумаю, – сказал Хлебников, принимая фирменный кодаковский конверт. – Дайте мне ваши координаты, я вам перезвоню.

– Нет, это я вам перезвоню, – не согласился мужчина. – А лучше подъеду. Завтра, в это же время, здесь. И пожалуйста, подумайте. Я человек слова.

Эвелина Даугуле задумчиво перебирала длинными пальцами с безупречными овалами ногтей глянцевые снимки. Интересная женщина, что и говорить. И сразу видно, что стерва. И почему мужики от таких с ума сходят? И Аля тоже была стервой, и тоже никто мимо не проходил. Даже Радик. Уж она-то знает, все сразу поняла. Правда, это недолго продолжалось, но все же.

– Что ты об этом думаешь?

Он взял фотографии и снова их пересмотрел. Четыре снимка – два в полный рост и два крупным планом. Смеющаяся женщина на горных лыжах. Ослепительное солнце, женщина сняла темные очки – позирует и строит снимающему глазки. Внизу дата – позапрошлый год. Еще одно фото с отдыха, на этот раз летнее. Дама сидит вполоборота в шезлонге, на борту яхты. И снова – солнце и море небывалой синевы. Рядом кто-то отвернулся – виден коротко стриженный затылок. Возможно, обманутый муж. Дата – около года назад. Скорее всего, Красное море. Они с Линой тоже любят ездить в это же время. Еще два фото – с какой-то вечеринки. На одной женщина смеется, запрокинув голову, на другой – смотрит куда-то в сторону. Вечернее платье очень открытое, на белой шее – колье, переливается брызгами в электрическом свете. Задний план слегка размыт. Интерьер ресторана?

– Так что будем делать?

– Не знаю. – Он взял ее ладонь, поцеловал в самую середину, там, где линия жизни почему-то раздваивалась. Надоело все – хочется покоя, уверенности в завтрашнем дне. Уехать бы с Линой к ней на родину – в маленький городок, чистый нездешней чистотой. Просто жить, читать книги, ездить к холодному серому морю, ходить в лес за черникой. Что-то сломалось в нем после Алиной смерти. В самом деле, или это судьба подбросила ему последний шанс, или…

– Это шанс. – Лина как будто услышала его. – Сколько, ты говоришь, он тебе предлагал?

– Триста тысяч.

– Значит, можно взять больше. Увеличь сумму в два раза. Он заплатит.

– А если нет?

– Он скряга. Такие сначала плачут, а потом все равно расстаются с деньгами. А этот привык все считать. Трудоголик и скряга. Прекрасное сочетание.

– Почему ты решила, что он скряга? – удивился Хлебников. – Мне показалось, наоборот…

– И я еще училась у этого человека! Ну, во-первых, мой дорогой учитель, вещи, которые на нем были, далеко не новые и не дорогие. Обычные добротные вещи с рынка. Поверь моему женскому глазу. Я сама много лет одевалась с рынка. Значит, он экономит. Причем экономит совсем как скряга – на мелочах. Потому что стоимость надетого на нем по сравнению со стоимостью того, на чем он приехал, – просто ноль. Машина у него очень дорогая, хотя и не такая уж новая. Внутри, скорее всего, очень чисто.

– Точно, – подтвердил Радий. – Так ты видела его машину?

– Я пошла за вами, – продолжила она. – Но близко подходить не стала. Он меня уже видел.

– Умница.

– Так вот, машина у него дорогая, а вещи на нем очень средние. И туфли, и брюки, и куртка. Я даже уверена, – уголки ее губ поднялись в улыбке, – что и трусы на нем старые. Такие, как он, очень любят экономить на белье.

– Зажигалка и портфель очень солидные.

– Зажигалка и портфель – это, вероятнее всего, подарки, возможно, даже той самой жены, от которой он так жаждет избавиться. – Лина кивнула на фотографии. – Машина – вещь статуса. Знаковая вещь. Кстати, стрижка у него очень стильная и руки ухоженные, но это больше говорит о том, что он не занимается физическим трудом и что его деловые партнеры – люди очень важные, так что вынужден следить за собой, даже если этого и не хочет.

– Да, он проговорился, что собирается уехать отсюда. В Штаты.

– Очень хорошо. Сейчас уезжает столько людей, что это не вызывает никаких вопросов.

– Самое сложное – техническая сторона этого дела, – задумчиво произнес Хлебников, и Лина снова похвалила себя, что угадала, – да, для себя он уже все решил и его решение совпало с ее собственным. – Смерть этой женщины должна быть от естественных причин, иначе он нам не заплатит.

– Да мало ли естественных причин? Умереть от передоза – прекрасная естественная причина.

– Может быть, посоветоваться с Углом?

– Нет. Не будем вмешивать его сюда. Если ты расскажешь об этом деле ему, то все испортишь. У него бывает только одна естественная причина – пуля в голову. Кому об этом знать, как не тебе. – Лина слегка фыркнула, как рассерженная кошка. – Терпеть не могу этого… безголового урода! Он выпотрошит ее, заберет все себе, а тебе в лучшем случае скажет спасибо. Мне не хочется ни с кем делиться, – глядя в глаза любимому человеку, откровенно объяснила она. – Я давно ждала такого подходящего дела. Надоела мелочевка, надоело иметь дело со всякими бандитами, надоело работать на твоего Угла. Я не знаю, как ты, но я бы, получив эти деньги, уехала куда-нибудь. У этой страны нет будущего.

– Ты хочешь вернуться на родину? – с удивлением и странной надеждой спросил Хлебников.

– Только не туда. – Лина брезгливо скривила все еще нежные, по-девичьи розовые губы. – Куда-нибудь, где много солнца. В Испанию, например. На половину этих денег я могла бы открыть маленькую гостиницу, наподобие той, где мы с тобой были в прошлом году.

Он сразу же вспомнил деревушку, где они отдыхали, – испанское захолустье, милое именно тем, что там не бродили толпы туристов, не щелкали без остановки фотоаппараты, не шумела по ночам дискотека. Там был отдых простой и незатейливый – без экскурсий, без докучливых соотечественников, беспрерывно жалующихся на высокие цены и низкий уровень обслуги, без их тупых жен и крикливых детей. Туда приезжали только те, кто действительно устал, и даже на пейзаже отдыхал глаз – сожженная солнцем почти дотла трава, серебристые древние оливы, серо-желтый камень. Изысканные цветники при этой маленькой гостинице состояли почти сплошь из причудливого камня, карликовых хвойников и каких-то неярких ползучих растений – серо-голубых, пурпурных, темно-зеленых с белым, которые вызывали у Эвелины какой-то непонятный восторг. Ну что ж… Хотя он сам предпочел бы более живую и яркую Францию.

– Половина всегда меньше целого, – заметил он. – Ты поехала бы со мной?

– С тобой?

Она подошла и, сев верхом ему на колени, расстегнула кофточку и прижалась к нему всем своим гибким телом – так, как он любил. Ее волосы щекотали его ухо, ее губы целовали его шею, спускаясь к вороту рубашки; потом она сползла с его колен на пол, целуя его в живот, и все ниже, ниже…

– С тобой – хоть на край света, – шептала она.

Она уже давно уснула, свернувшись калачиком на своей половине огромной кровати, а он все лежал, думая о том, почему у него возникла эта мысль – уехать отсюда. Да еще и вместе с Линой. Должно быть, это желание давно подспудно лежало где-то и только теперь… Да, давно пора. Слишком здесь все завязано, слишком он не свободен – он, который всегда во главу угла ставил свой собственный выбор.