– Сейчас бутербродов сделаю, поедим и будем думать, что делать дальше.

В хлебнице сиротливо обретался сухарь, бывший когда-то половинкой французского багета. Его уже невозможно было нарезать даже на ломтики для тостов. Дашка беспомощно оглянулась. Спуститься в магазин? Но как оставить подругу одну?.. Магазин рядом, в соседнем дворе. Однако Ольге что угодно может в голову взбрести. Все-таки восьмой этаж… Дашка, поежившись, сказала:

– Оль, я выйду на пять минут.

– Куда?

– Куплю хлеба и сейчас же обратно.

– Не оставляй меня одну, Даш. – Губы у Ольги дрожали. – Черт с ним, с хлебом. Я не голодная. Если хочешь, давай торт съедим, только не уходи. Я больше не могу одна, понимаешь? Понимаешь? Я! Больше! Не! Могу! Одна!!! – Она кричала так, что звякали хрустальные рюмки на полке. – Он! От! Меня! Ушел! Я три дня жду, не выхожу никуда. Сижу под дверью, как собака. – Она закрыла глаза и стала мерно стучать затылком в стену.

– Оля! Оля! – Дашка встряхнула подругу, и ей это удалось – весу в Дашке всегда было в полтора раза больше. – Оля, возьми себя в руки! Он вернется! Вернется!

– Он не вернется. – Ольга наконец открыла глаза. – Он не вернется, Дашка.

В прихожей резко прозвучал звонок, и Даша метнулась туда: неужели Андрей?

– Я открою! – Она распахнула дверь.

Какая-то женщина лет пятидесяти, в халате, фартуке и домашних шлепанцах стояла на пороге. В руках у нее была большая эмалированная кружка.

– Извините, я ваша соседка с шестого этажа, – представилась она. – У вас не найдется полкружечки сахара?

– Это соседка! – прокричала Дашка, чувствуя спиной страшное Ольгино молчание. – Вы подождите, пожалуйста, – попросила она женщину. Та переступила через порог и вежливо встала на коврик у двери.

– Оля, у тебя сахар есть? – шепотом спросила она, входя в кухню.

Ольга сидела с закрытыми глазами и никак не реагировала. Дашка наугад распахнула дверцу и в первой же банке увидела сахар. Быстро отсыпав требуемое количество, она заспешила обратно. Женщина все так же терпеливо стояла на коврике.

– Вот. – Дашка протянула ей кружку.

– Спасибо огромное. Вы меня так выручили! Я завтра же верну. Нет сил в такую погоду идти в магазин. Как говорится, и сеет, и веет, и рвет, и метет, и сверху льет… – Голос у нее был мягкий, руки полные, как-то по-особенному чистые, и от халата ее пахло не то ванилью, не то корицей.

– Извините, – обратилась к ней Дашка. А что тут такого? Ведь пришла же эта женщина запросто, по-соседски. – Не нужно возвращать сахар. У вас, случайно, не найдется хлеба? Подруга… приболела, и мне не хотелось бы оставлять ее одну, – добавила она, глядя на полные руки соседки, сжимавшие кружку.

– Конечно! – обрадовалась та. – Хлеба у меня, так сказать, в избытке. Сейчас я вам занесу. А что с подругой? – участливо поинтересовалась она. – Может, я могу чем-нибудь помочь? Я врач.

Ну конечно, детский врач. Вот на кого она была похожа, эта соседка, – на врача из поликлиники их детства. Та была такая же полная и теплая, и пахло от нее тоже почему-то домашними булочками.

– Если можно, что-нибудь успокоительное, – попросила Дашка, понизив голос.

– Валерьяночки?

– Если есть, то что-нибудь более… серьезное. Она три дня уже плачет. И не ела ничего…

– Извините, у вашей подруги что-то случилось? Кто-то умер?

– Она с мужем поругалась. Он ушел. Она переживает очень.

– Сейчас я вам все занесу.

«Хорошо, что она не стала расспрашивать, – подумала Дашка. – Сразу видно, что хороший врач. И человек деликатный. Повезло Ольге с соседкой».

Дарья Серегина, незамужняя и склонная к полноте, дружила с Ольгой с незапамятных времен. Еще с тех, когда, играя в песочнице, они подрались за обладание новеньким красным совком. За время своей дружбы они много раз ссорились и мирились, но самая обидная стычка случилась все же из-за красного совка. Правда, пять лет назад, когда Ольга выходила замуж, они снова чуть было не рассорились навсегда. В тот день они мирно листали журнал, обсуждая, какой букет лучше выбрать к Ольгиному платью, и Дашка неожиданно сказала:

– А все-таки, Оль, я бы с работы не спешила уходить. Заскучаешь ты дома сидеть.

– Даш, знаешь, где у меня уже эта работа? И должность оч-чень важная: подай-принеси. И деньги мизерные.

– Да понимаю я. У меня то же самое. А что ты хотела сразу после института? Я думаю, главное сейчас – начать хоть как-нибудь, а потом бить в одну точку, и все будет в порядке. Знаешь, я давно поняла, – Дашка небрежно отбросила журнал, – мы – цивилизация статуса. Можно всякой фигней заниматься – выяснять влияние айсбергов на течение предменструального синдрома у аборигенов Новой Гвинеи или проводить сравнительный анализ жилкования капустных листьев в зависимости от аппетита гусениц, – но пока работаешь, у тебя есть статус. Статус. Понимаешь? У тебя, между прочим, высшее образование. Вы с ним сейчас на равных. Он со своим бизнесом, а ты…

– Даш, ну что ты сравнила, – перебила подругу Ольга. – Какие у него дела, какие у меня…

– А какие бы ни были! Ты же станешь зависеть от него, если дома засядешь. Это первые два месяца будет весело, а потом сама увидишь. Начнешь все делать так, как он захочет. Твое слово будет последнее, и не потому, что он больше денег в дом приносит, а потому, что он вообще перестанет тебя слушать. Он тебе уже сейчас диктует: платье такое, туфли такие… Спасибо, хоть букетик разрешил выбрать…

– Слушай, Дашуня, давай я сама буду решать, а? – холодно перебила подругу Ольга. – Ты хочешь, чтобы я на этой занюханной работе всю жизнь просидела? Сижу, бумажечки из стопочки в стопочку перекладываю. В перерыве – чай с колбасой. Спасибо, наелась. И бумажек, и колбасы. Начальница – дура, а я обязана ей в рот смотреть. Перерыв сорок пять минут, и не дай бог на минуту опоздать – объяснительных десяток напишешь…

– Оль, ну не сердись. – Даша мягко накрыла своей ладонью руку подруги. – Я ведь совсем не то имела в виду. Ты можешь и полдня работать. Хотя бы на булавки себе зарабатывать. Как только он почувствует, что ты от него зависишь…

Но Ольга сердито стряхнула ее руку.

– А по-моему, ты просто завидуешь. Платье, туфли! Да у меня никогда в жизни не было такого платья и таких туфель! И у тебя тоже! И вообще, мне кажется, что тебе плевать и на мою работу, и на свою. Вот если бы тебе завтра предложили замуж выйти и дома сидеть, ты бы ни минуты не сомневалась. Ты бы бегом побежала, не то что дома сидеть, а просто замуж… – Ольга осеклась, поняв, что в запале наговорила лишнего.

У Даши ярко пылали щеки, а в глазах стояли готовые пролиться слезы. Она медленно встала, слепым движением нашарила свою видавшую виды сумку.

– Я, наверно, пойду…

Даша Серегина, миловидная, но не более того, подруга первой красавицы курса Ольги Онацкой, шла к двери, чтобы больше никогда не переступать этот порог. Ольга догнала ее, повисла на шее.

– Дашка, Дашка, ну прости меня! Прости меня, я не хотела! Просто все это очень сложно, но ты же видишь, я люблю его, и он любит меня, и я хочу сделать так, как он хочет…

Дашка видела только, что Ольга заговаривает ей зубы, пытаясь как-то сгладить нанесенную обиду. Конечно, они помирились, и пили чай, и смеялись, и вспоминали все ссоры, и особенно красный совок, и выбрали наконец-то букет. И больше никогда не возвращались к этому разговору.

Однако сейчас красавица Ольга, так удачно вышедшая замуж, сидит пьяная, заплаканная, потому что ее муж ушел от нее к какой-то бабе. И Ольга почти слово в слово повторяет то, что Дашка сама пыталась ей втолковать пять лет назад. Как это она говорила? Уютная клуша? Ольга, разумеется, никакая не клуша – ухоженная, еще более расцветшая в замужестве молодая женщина, со вкусом и стильно одетая, не то что она, Дашка. Вот Дашка действительно имеет все шансы со временем превратиться в «уютную клушу» – семьдесят килограммов живого веса, слишком простое лицо, склонность к просторным свитерам собственной вязки и старым джинсам… И практически никакой личной жизни. Да, конечно, она тогда все-таки немного завидо вала Ольке…