– Так его под шубой не видно будет, – недоуменно пожала мощными плечами Камышева.

– Ты надень, Маш, – уговаривал капитан, увлекая ее к вешалке, на которой виднелась знаменитая шуба. – Надень. Две красивые вещи – это не одна красивая вещь. Представляешь, идешь ты по Сумской, шуба распахнута, мех на солнце играет, а на груди – еще и телефон. А грудь… – Лысенко прикрыл глаза, как бы в ослеплении от неземной камышевской красоты.

– Ну как? – осведомился он у стоящего позади Банникова. – Как, Коль?

– Ничего, – сдержанно ответил Банников. – По-моему, неплохо.

– Чего неплохо? – повернулась к нему фасадом Камышева.

– Говорит, что сзади вообще отпад. Фигурка – закачаешься. Маш, а ты нам шубку на полчасика не одолжишь?

– Это зачем еще? – насторожилась Камышева.

– Да Бармалей своей жене шубу купить хочет, так мы ему покажем, какая у тебя шуба классная. И пошита хорошо…

– И сидит замечательно, – подхватил Банников.

– Так формы какие! Фемина! Нимфа! – Лысенко поцеловал кончики пальцев. – Дай, Маш. Мы тебе сейчас же вернем в целости, так сказать, и сохранности. И пирожком угостим.

– Пирожком я тебя сегодня и сама угощу. У нас девки полный стол пирожков нанесли…

– Ну, тогда конфеткой.

– Ой, Лысенко, да бери так, без конфетки. Только чтоб через полчаса принес. А то знаю я тебя, домой соберешься – и иди голая.

– Если ты голая идти соберешься, то только свистни. Такого ни в одном стриптизе не увидишь. Маш, я ж в лучшем смысле… Памела Андерсон отдыхает…

– Язык что помело, – нежно произнесла Камышева, сбрасывая шубу на подставленные руки.

– Да, – горестно констатировал капитан через десять минут. – Дерьмовая шубейка. Никуда не годится. Тут вот вообще лысая. Рукав пришит криво. Подкладка вся уже полезла…

– А по-моему, вполне ничего, – сказал Шатлыгин. – Издали так вообще хорошо. – Он отошел в самый конец комнаты и оттуда созерцал камышевскую шубу. – Ну-ка, Катюш, повернись!

Лейтенант Скрипковская покорно, как первоклассница на примерке школьной формы, повернулась.

– Нет, никуда не годится, – вынес вердикт Банников. – Плечи не на месте, рукава висят, спереди тоже все черт знает как…

– А зеркала нет? – жалобно спросила Катя. – Я же себя не вижу.

– Вот и хорошо, что не видишь, – утешил Лысенко. – Такого лучше и не видеть. Подол по полу волочится, плечи на локти сползли, а там, где у Камышевой грудь… Чтобы эта доха хоть как-то на Катерине сидела, ее всю надо распороть и перекроить. После чего Камышева найдет киллера – и конец моей молодой жизни. А поскольку денег у Камышевой на приличную вещь нет, то и на хорошего киллера тоже не найдется. И буду я умирать долго и мучительно. Или останусь инвалидом. Впрочем, она меня сама инвалидом сделает. Безо всякого киллера. Снимай!

– Ничего, Кать, снимай. У меня идея получше, – сообщил Банников. – Сейчас переговорю кое с кем, – загадочно произнес он, – и, я думаю, шуба будет. И не только шуба, но и дельный совет…

– …и не только шуба! Что ты думаешь, Коля, какая-то там шуба враз все изменит? Не-ет, дорогой мой, так не бывает. Нужно все менять, от нижнего белья до макияжа! До выражения лица и, извини меня, до жеста, которым она будет прикуривать сигарету!

– Я не курю, – тоненьким голоском пропищала Катя.

– Очень плохо! Такая женщина просто обязана курить. Если уж лепить образ, то с начала и до конца. Нельзя делать что-либо наполовину! А уж тем более ограничиваться деталями. Ну что толку, что мы просто напялим на Катеньку шубу? Ничего ведь не изменится.

– Как что толку? Да ты гляди, Наташ, уже и сейчас совсем другая девушка получилась!

Катя Скрипковская, огорченная тем, что ей, видимо, придется научиться курить, стояла посреди комнаты в действительно роскошной шубе. Даже она, не искушенная в мехах, понимала, что эта шуба – невесомая, сшитая в виде длинного английского пальто с капюшоном и большими накладными карманами – ни в какое сравнение не идет с тем, что надевали на нее днем.

– А что это? – спросила она, украдкой поглаживая подбородком нежный мех.

– Стриженая норка, – отрывисто бросила женщина, еще не остыв от спора.

– А с виду и не поймешь, – изрек Банников. – То ли мех, то ли бархат, то ли кошка…

– Много ты понимаешь в кошках. – Лысенко, вальяжно развалившийся в кресле, с видом знатока разглядывал шубу. – В этом-то весь шик. Знающий человек, как я, например, с одного взгляда разберется, норка это или кошка. И, пардон, сколько это чудо стоит, Наташенька?

– Что?! – Лысенко выпучил глаза. – Это в долларах? Или в гривнах?

– В английских фунтах.

– Ничего себе! – Капитан даже присвистнул и приподнялся в кресле. – Фунт – это ж полтора доллара!.. на полтора… о-о-о!

Катя осторожно, как стеклянную, сняла с себя бесценную норку и пристроила ее на ручку кресла.

– Николай Андреич, – шепотом позвала она, – а если мы ее испортим?

– Катенька, – веско сказала Наталья Антипенко, парикмахер-модельер экстра-класса, бывшая одноклассница Николая Банникова, а теперь владелица сети престижных косметических салонов, сауны, бассейна и прочая, прочая, прочая и, кроме всего, еще и женщина с большим вкусом. – Катенька! Я Кольке по гроб жизни обязана. Он мне самое дорогое вернул, что у меня только в жизни есть… Ладно, пустой треп. И если вдруг раз в сто лет он является и говорит, что нужно помочь, то я все сделаю, и даже то, чего он не хочет и от меня не требует. Вот так. А шуба – что шуба! Шуба – тьфу. Сегодня есть, а завтра моль съела или Гринпис краской облил. Тем более что эта мне не нравится. И велика, и цвет совершенно не мой. Год уже висит, не ношу. Вон, даже бирка магазинная. Можешь посмотреть, Лысенко, а то от любопытства скоро задымишься. Антошка в Лондоне без меня купил – польстился, что распродажа.

– Я не понял, это что – вообще дешевка? – протянул Лысенко, сделав обиженную мину. – Не-е-т, граждане, так не пойдет, нам уцененки всякой не надо. Нам шуба нужна дорогая, хорошая…

– Привет, Коля! – В комнату не спеша вошел сам хозяин дома. – Привет, Игорек! – Он за руку поздоровался с мужчинами. – Здравствуйте, девушка. – Галантно поцеловав ручку Кате, он представился: – Антон Борисыч!

– Катя! – зарделась Катерина.

– Очень приятно! Наташка вам что, шубу нелюбимую спихнуть хочет? За полцены? Не любит она моих подарков, ох, не любит! – Он завертел крупной круглой головой.

– Антоша! – состроила милую гримаску жена. – Во-первых, она мне большая…

– Щас, большая стала! – хмыкнул Антон Антипенко. – Если б ты не худела все время, как дура, на своих диетах! Стоит только мне за дверь, как она жрать перестает! А в последний раз – так вообще! Насколько ты похудела? На двенадцать?

– На тринадцать, – с гордостью ответила Наталья Антипенко. – Два размера.

– Ну и дура. Здоровье свое гробишь. За писюшками восемнадцатилетними угнаться хочешь? Чтоб в гробу красивей всех лежать? Что ты только с собой сделала…

– Антоша!

– Что – Антоша? Вот, девушка к нам в гости пришла. Все на месте, приятно глянуть. Ну-ка, прикиньте. – Он любезно подал Кате норковое пальто. – Ну вот! Как сидит! Фигура просто сказка!

Катя, которая в последний раз по какой-то таблице в женском журнале насчитала у себя лишних как раз около тринадцати килограммов, тихо вздохнула. Вот у человека сила воли!

– Это за сколько вы сбросили? – шепотом поинтересовалась она у хозяйки.

– За два месяца, – так же шепотом ответила Наталья.

– На диете какой-нибудь сидели?

Наталья покрутила темноволосой, коротко остриженной головой.

– Тренажерный зал каждый день по два часа. И фруктовая диета.

Катерина горько вздохнула. Где ж их взять, эти два часа на тренажерный зал, да еще каждый день?

– А я читала, что тайские таблетки такие есть, – заинтересованно подвигаясь поближе, сообщила она, – с глистом внутри, очень здорово помогают…

– Гадость все, – отрезала Наталья. – Особенно эти самые тайские таблетки. Не знаю, чего там в них, но чувствуешь себя хуже некуда. Никаких глистов не надо – просто помираешь каждую минуту, и все. Голова кружится, сердце останавливается… Я их все перепробовала. Ужас, что со мной творилось, – и желудок, и почки чуть не угробила…