– А про меня не спросил?

– Нет.

Паулита подавила вздох, чувствуя, как печаль переполняет ее сердце.

«Если бы Хулия любила так сильно, как люблю я!» – подумала про себя молодая женщина.

Наконец дочь и мать заговорили.

– Успокойся, дочурка, не плачь, – сказала мать, утирая слезы, – едем домой, и прости мне все. Ты не знаешь, что такое ревность, и не дай тебе бог когда-нибудь узнать это чувство. Едем домой. – И мать взяла Хулию за руку.

Хулия покорно поднялась.

– Прощайте, Паулита, – сказала она, обнимая молодую женщину.

– Прощайте, – ответила та и разрыдалась, не в силах долее сдерживать свое волнение.

– Паулита, приходите завтра же к нам, – сказала Хулия, – я жду вас.

– Да, да, непременно приду, – ответила Паулита, – нам нужно еще закончить наш разговор.

Хулия и сеньора Магдалена сели в экипаж и в окружении пеших слуг с фонарями отправились домой.

Переступив порог жилища, покинутого после такого тягостного объяснения с матерью, Хулия разом вспомнила все рассудительные советы Паулиты; казалось, из глубины сердца звучит чей-то голос и повторяет все сызнова. Да, Паулита несомненно права.

Сеньора Магдалена хмурилась и бросала по сторонам встревоженные взгляды. Угадав, что творится в сердце матери, Хулия мгновенно приняла решение принести себя в жертву ради ее счастья.

– Матушка, – не колеблясь долее, начала она, – вы говорили, что кто-то просил моей руки?

– Да, дон Хусто, брат графини Торре-Леаль, – ответила удивленная сеньора Магдалена.

– Так скажите ему, что я согласна. Только пусть не вздумает медлить и откладывать.

– Благодарю тебя, дочурка, благодарю. Да благословит тебя бог! – воскликнула, заливаясь слезами, сеньора Магдалена и бросилась в объятия дочери.

– Ради вас, матушка, – прошептала Хулия.

И обе умолкли.

Шестого августа 1669 года в одиннадцать часов ночи в дом к донье Ане постучался закутанный в плащ человек. То был дон Диего, который пришел увидеться с ней впервые после описанной нами в свое время сцены.

Донья Ана грустила; дон Диего вырвался из ее объятий и, признавшись ей в любви, больше не приходил. Тщетно молодая женщина поджидала его каждый вечер; шли дни, дон Диего не появлялся. Смертельная тревога охватила донью Ану.

«Он пренебрег моей любовью, – думала она, – что мне делать дальше в этом уединении?.. Нет, нет, он еще придет, придет, я буду ждать».

В эту минуту в прихожей раздался стук в дверь.

– Это он! – воскликнула донья Ана, поспешно расправляя складки платья и приглаживая волосы.

Послышались шаги на лестнице, потом в коридоре, и, наконец, дверь отворилась.

– Дон Диего! – воскликнула молодая женщина, поднимаясь к нему навстречу.

– Донья Ана!

– Я боялась, что вы больше не придете.

– И вы не ошибались, донья Ана, я и впрямь решил больше не видеться с вами.

– Неблагодарный!

– Совесть мучила меня. Но я непрестанно думал о вас, вспоминал каждое ваше слово, и мне вдруг стало невыносимо грустно в моем одиночестве. Тогда я решил прийти и сказать вам…

– Что? Что?

– Что я люблю вас, что мне нужна ваша любовь, вы…

– Дон Диего! – воскликнула донья Ана, бросаясь в его объятия, – как я счастлива!

– И я счастлив, донья Ана. Я понял, что Марина безвозвратно потеряна для меня. Я, как и вы, одинок в этом мире. Вы любите меня и достойны моей любви. Я виноват перед вами и должен загладить свою вину.

– Загладить вину? Но какую вину, дон Диего?

– Я был причиной всех ваших бед, Ана, это я посоветовал Эстраде похитить вас. В ту ночь он пришел ко мне и предложил, что откажется от вас, уступит вас мне, но в своем ослеплении я пренебрег этим счастливым случаем и причинил нам обоим незабываемое горе.

– Не надо больше говорить об этом, если вы в самом деле считаете меня достойной вашей любви.

– Да, вы достойны ее, Ана, я, и только я, виновен в том, что вы стали возлюбленной дона Кристобаля де Эстрады. Теперь бог посылает мне возможность загладить мою вину перед вами, и я это сделаю. Вы будете моей женой, Ана.

– О, это слишком большое счастье! – воскликнула взволнованная донья Ана. – Этого я не заслужила. Снова подняться в ваших глазах – какая радость для меня!

– Ана, я люблю вас, вы стоите моей любви, я сделаю вас счастливой; вы утешите меня в одиночестве, замените мать моей бедной дочери, мы уедем далеко-далеко, туда, где нас никто не знает. К счастью, я еще молод и богат, мы можем начать новую жизнь.

– Дон Диего! Вы – ангел!

– Завтра утром уложите ваши вещи, после полудня мы покинем город.

– О, какое счастье, какое счастье!

– Завтра в два часа дня я заеду за вами в коляске.

– Боже мой, ночь покажется мне вечностью! Настал счастливейший день моей жизни. Какое сегодня число? Я хочу навсегда сохранить его в памяти.

– Право, не помню.

– А я помню, сегодня шестое августа.

– Шестое августа? – проговорил ошеломленный дон Диего, вспоминая, что именно в этот день назначена его встреча с доном Энрике.

– Да, шестое августа! Но что с вами?

– Ничего, – ответил дон Диего, вынимая из кармана золотые часы, осыпанные драгоценными каменьями. – Без четверти двенадцать, – сказал он про себя.

– Но почему вы вдруг помрачнели? Этот день связан для вас с тягостными воспоминаниями?

– Да, Ана. Я должен немедленно уйти.

– Объясните же, в чем дело, дон Диего.

– Теперь некогда, оставим до завтра. Прощайте, моя прекрасная дама, – сказал он, целуя ее.

– Прощайте, любовь моя.

Дон Диего поспешно удалился.

– Тут скрыта тайна, – сказала донья Ана, оставшись одна. – Но все же он мой.

Дон Диего направился на ближайшую улицу, туда, где была назначена встреча. Впрочем, он не верил в нее. Дон Энрике был в его глазах обманщиком, – он обещал ему вызволить из плена жену, а вместо доньи Марины ему передали донью Ану. Юный пират, несомненно, скитается где-то вдали от Мексики, и все же дон Диего сдержит данное слово.

Была полночь, когда дон Диего, свернув на улицу Такуба, подошел к тому дому, где некогда жила донья Марина. Из комнат через балконы просачивался свет – необычное явление для столь позднего часа.

Едва дон Диего остановился напротив дома, как из дверей показалась человеческая фигура.

– Кто идет? – спросил Индиано.

– Тот, кто вам назначил встречу.

– Дон Энрике!

– Да, это я, дон Диего. Как вы знаете, не в моих обычаях нарушать данное слово.

– И несмотря на это, вы позволили себе низко обмануть меня.

– Замолчите или, клянусь, вы раскаетесь в своих словах.

– В добрый час, – ответил дон Диего, хватаясь за шпагу, – защищайтесь, и пусть бог нас рассудит.

– Еще не пришло время, – сдержанно ответил дон Энрике, не дотронувшись до своего оружия, – но оно скоро настанет. А пока что будьте добры последовать за мной.

– Куда?

– Вы боитесь?

– Нисколько. Ведите.

Дон Энрике сделал пол-оборота и очутился против входа в дом; отворив дверь, он пересек патио, Индиано последовал за ним. Дон Энрике одним духом поднялся по лестнице, Индиано не отставал от него.

Печальные и мучительные воспоминания теснились в душе дона Диего: перед ним возник прекрасный образ доньи Марины, ее лицо, оживленное первой любовью, вереница проведенных здесь вместе блаженных дней… К этим воспоминаниям присоединились память о горестных событиях в Портобело, страх за судьбу бедной Марины и угрызения совести из-за любви к донье Ане, которую он обещал увезти завтра из Мехико.

Противоречивые мысли сменяли одна другую. Внезапно ему пришло на ум, что, пожалуй, для полноты мщения дон Энрике задумал убить своего врага именно здесь, ведь здесь, в этом доме, ему было нанесено столь тяжкое оскорбление.

Дон Диего был человек отважный, но порой темные предчувствия сжимают и леденят сердце даже самого безрассудного смельчака.

Дойдя до главного зала, дон Диего невольно остановился и опустил руку на эфес шпаги.