– Ох, матушка, мне стыдно становится, как подумаю, сколько народу узнает об этом деле.

– Вот глупышка! Да завтра о похищении узнает весь Мехико. Что же за беда, если сегодня несколько человек увидят тебя?

– Но весь Мехико меня не увидит, а эти люди будут присутствовать…

– Если боишься – еще не поздно.

– Нет, – решительно ответила донья Ана и, распахнув двери, вышла на улицу.

Дон Хусто запер дверь изнутри. В тот же миг раздался крик доньи Аны и какой-то шум, похожий на борьбу.

– Слышите? – в испуге сказала донья Фернанда. – Выйдем на улицу.

– Успокойтесь. Должна же она для виду оказать сопротивление.

Оба замолчали, снаружи тоже все утихло. Они уже собирались выйти, как снова раздался шум и звон шпаг.

– Скорее, скорее! Кто знает, что там происходит! – воскликнула донья Фернанда.

– Да, теперь пора, – ответил дон Хусто, открывая дверь, и оба в сопровождении слуг выбежали из дома.

На углу улицы какой-то человек со шпагой в руке отбивался от яростно нападавших на него троих или четверых неизвестных. Он едва успевал отражать удары и постепенно отступал. Еще немного – и он упал бы, но тут подоспели дон Хусто, донья Фернанда и слуги. Нападавшие убежали, а донья Фернанда и дон Хусто узнали в спасенном ими человеке дона Энрике.

– Где моя дочь? – в ужасе спросила мать доньи Аны.

– Не знаю, сеньора, – ответил дон Энрике.

– Не знаете?! – позабыв об осторожности, воскликнула донья Фернанда.

– Да как же вы можете не знать, если она ушла из дому, чтобы бежать с вами?

– Честью клянусь вам, это правда, – отвечал дон Энрике, не заметив, что эта женщина говорит о том, чего не должна была знать. – Она сказала мне, чтобы я ждал ее на углу, а вместо нее появились четверо убийц.

– Но где же моя дочь? Дон Хусто, моя дочь! Ищите ее! Эти крики, эта борьба!.. О, недаром я говорила, что нам следует выйти!

– Скорее, бегом по всем ближним улицам! – крикнул слугам дон Хусто. – Не возвращайтесь, пока не найдете след.

Слуги разбежались в разные стороны, разнося весть о происшествии по всему городу.

Донья Фернанда, опираясь на руку дона Хусто, в отчаянии вернулась домой, а дон Энрике, не зная, что ему и думать, завернулся в плащ и отправился куда глаза глядят, надеясь найти ключ к этой загадке.

Перед рассветом один за другим начали возвращаться слуги. Никому не удалось ничего узнать. Но зато весть о бегстве доньи Аны и о ночном скандале, неизвестно каким образом, мгновенно распространилась на балу, устроенном по случаю праздника в муниципалитете, где собралась вся высшая знать города.

Для того чтобы объяснить непонятное исчезновение Аны, нам придется вернуться на несколько часов назад.

В день святого Ипполита дон Хусто встал после дневного сна в четыре часа и, одевшись с величайшим тщанием, вышел на улицу, положив прежде всего навестить Индиано, в котором надеялся найти могучего союзника. Благодаря своему богатству Индиано пользовался в Мехико большой известностью, и дону Хусто нетрудно было отыскать его жилище. Великолепный дом дона Диего стоял справа от дворца вице-короля, на продолжении улицы Икстапалапа в сторону церкви Гуадалупской богоматери.

Дон Хусто явился туда, спросил у слуги, дома ли его хозяин, и узнал, что тот собирается на прогулку верхом. В самом деле, перед домом конюх держал в поводу горячего буланого жеребца с черной гривой и черным хвостом. Гордый конь в богатой сбруе беспокойно поднимал голову, бил копытом и жевал удила, как бы стремясь поскорее вырваться на простор и блеснуть своей резвостью и красотой.

Дон Хусто поднялся по лестнице и в галерее столкнулся с Индиано, который уже направлялся к выходу.

– Да хранит вас бог на долгие годы, – произнес дон Хусто.

– Рад служить вам.

– Мне необходимо поговорить с вами о важном деле, если вы расположены уделить мне несколько минут.

– Для меня это будет только честью. Прошу вас.

– Честь оказываете мне вы своей благосклонностью.

Индиано пригласил дона Хусто в небольшой, убранный с изысканным вкусом покой.

– Сделайте милость, садитесь, – сказал он, указывая на одно из кресел сандалового дерева, обитых златотканой парчой.

– После вас. Не могу я сидеть, если стоит столь почтенный кабальеро.

– Что ж, сядем оба.

Они уселись, и дон Хусто, сам не зная, с чего начать, заговорил несколько неуверенным тоном:

– Кабальеро, должно быть, вас удивляет мой приход. Ведь до сегодняшнего дня я не имел чести быть с вами знаком.

– Знакомство с вами – честь для меня.

Оба привстали и церемонно поклонились.

Дон Хусто продолжал:

– Однако бывают случаи, когда два человека, сами того не зная, заинтересованы в одном и том же деле. И тогда им обоим крайне выгодно объединиться. Вы согласны?

– Вполне согласен, – ответил дон Диего, подумав про себя: «Куда это он клонит?»

– Вам еще неизвестно мое имя: ваш покорный слуга дон Хусто Салинас де Саламанка-и-Баус…

– Рад служить вам, сеньор мой, – ответил Индиано, и оба снова привстали с полупоклоном.

«Впервые слышу это имя», – подумал Дон Диего.

– Брат, – добавил дон Хусто, – доньи Гаудалупе Салинас де Саламанка-и-Баус, графини де Торре-Леаль, супруги графа дона Карлоса Руиса де Мендилуэта – отца дона Энрике.

Новый поклон.

– Быть может, вы пришли по поручению дона Энрике? – спросил дон Диего, изменившись в лице при имени своего врага.

– Избави бог. Но я пришел по делу, которое его касается.

– И в котором я могу быть вам полезен?

– Мне-то нет. Но я мог бы оказать услугу вам.

– Не понимаю.

– Будем откровенны, если вы разрешите…

– Разумеется.

– Отлично, перехожу к делу. Вы, как утверждает молва, заклятый враг дона Энрике.

– Да нет, пустое… Просто неприязнь, довольно частая среди мужчин…

– Разрешите мне продолжать. Вас разделяет нечто большее, чем просто неприязнь; пожалуй, настоящая ненависть.

– Это он сказал вам?

– Нет. Я с ним не имею ничего общего.

– Как же вы можете это утверждать?..

– Но все говорят об этом.

– Быть может, все ошибаются?

– Прошу прощения, но полагаю, что нет. Так говорит народ, а вы знаете: vox populi vox Dei.[6]

– И, однако же, народ ошибается.

– Дон Диего, вы не доверяете мне, потому что моя сестра – супруга графа. А я хочу доказать, что вы неправы и что, быть может, ни с кем вы не можете быть столь откровенны, как со мной.

– Но…

– Я хочу предложить вам союз: вы ненавидите дона Энрике, я тоже. Он стоит у вас на пути и у меня тоже. Мы идем разными дорогами, но помеха у нас одна. Оба мы должны избавиться от этого человека. Объединимся! Я отдаю себя в ваше распоряжение.

Дон Хусто умолк и с довольным видом поглядел на собеседника. Но дон Диего резко поднялся, смертельно бледный, сжав кулаки и стиснув зубы, с глазами, сверкающими от ярости. Увидев его лицо, дон Хусто перепугался и тоже вскочил с кресла. Индиано шагнул вперед и, задыхаясь от гнева, с трудом сдерживая себя, проговорил хриплым голосом:

– Счастье ваше, кабальеро, что вы находитесь у меня в доме, где ваша особа для меня священна. Не то я научил бы вас обращаться со мной, как подобает!.. Да как только пришло вам в голову придумывать планы мести против моих врагов и предлагать мне поддержку, которой я никогда у вас не просил. Небо наделило меня могучей рукой и бесстрашным сердцем, и я сам могу ответить на оскорбление, не обращаясь за помощью к чужой силе. Сделайте милость, кабальеро, удалитесь, пока я не вышел из себя… и впредь прошу вас, советую вам для вашей же пользы, никогда не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются, особенно в мои…

Дон Хусто, не дожидаясь конца грозы, вышел из комнаты и бегом спустился по лестнице, бормоча сквозь зубы: