Донья Ана повернула глаза к двери, ожидая увидеть дона Энрике и собираясь встретить его – смотря по обстоятельствам – притворным или подлинным гневом. Но неожиданно перед ней появился дон Кристобаль, и донья Ана замерла, теряясь в догадках.
– Да хранит вас бог, прекрасная сеньора, – сказал Эстрада.
Донья Ана не ответила.
– Поговорите же со мной, красавица, – продолжал Эстрада. – Боюсь, что вам не удалось отдохнуть. Это помещение недостойно вас, но, что поделаешь, я не успел подготовить вам должный прием. Поверьте, дальше все будет по-другому.
– Кабальеро, – высокомерно произнесла донья Ана, – извольте объяснить, что все это значит? Где я?
– Нет ничего проще. Вы находитесь в моем доме, в доме вашего покорного слуги, Кристобаля де Эстрады, с сегодняшнего дня – в вашем доме.
– Дон Энрике велел привести меня сюда?..
– Простите, дон Энрике не имеет к этому никакого отношения.
– Объясните же мне эту загадку.
– С величайшим удовольствием, ибо теперь мне терять больше нечего. Ночью я увидел, как вы вышли из своего дома, несомненно собираясь бежать с доном Энрике. И тут я подумал: сам бог посылает мне эту добычу; чем оставлять ее маврам, путь лучше достанется христианам. Я захватил вас, и вот вы со мной и в моей власти.
– Но это недостойно настоящего кабальеро!
– Донья Ана, я хочу обратиться к вашей памяти. Я вас увидел, я полюбил вас, вы подали мне надежду. Больше того, в иные дни вы давали мне понять, – как, впрочем, еще многим, – что любите меня. Но вскоре другой завладел вашим вниманием, и вы обо мне забыли. Напрасно я просил, рыдал, умолял; напрасно дни и ночи бродил вокруг вашего дома. Все было кончено, я умер для вас… А это разве достойно дамы?
– Дон Кристобаль! Вы избрали подлую месть!
– Сеньора, клянусь вам, я не думал о мести. Вы встретились на моем пути, что же, по-вашему, оставалось мне делать? Нужно обладать каменным сердцем, чтобы не воспользоваться таким случаем. Вы – в моей власти. Неужто вы думаете, что человек, завладевший такой прекрасной дамой, как вы, может легко отказаться от нее? При чем же тут месть? Я поступил бы так же, даже если бы нас ничто не связывало.
– Другими словами, вы решили не выпускать меня отсюда?
– А это уж зависит от вашего поведения.
– Как это понять?
– Очень просто. Согласны вы быть моей? Тогда вы можете свободно уходить и возвращаться…
– Дон Кристобаль!
– К чему обманывать друг друга? Я решил, что добром или силой, а вы будете моей.
– Никогда!
– Выслушайте меня и будьте благоразумны. Однажды вы сказали, что любите меня.
– Я солгала.
– Нет, тогда вы меня любили.
– Пусть так. И что же из того?
– А то, что вам будет не так уж неприятно принадлежать мне.
– После вашего низкого поступка?
– В этом обвиняйте не меня, а судьбу.
– И вы полагаете, что я соглашусь быть чьей бы то ни было возлюбленной?
– А кем вы собирались быть для дона Энрике?
– Супругой!
Эстрада весело расхохотался.
– И для этого вы бежали с ним? Полно, не будьте ребенком! Вы стали бы его возлюбленной и, если вам этого так уж хочется, сможете стать ею и теперь, потому что ради такой женщины, как вы, охотно забывают былые грехи.
– Вы от меня ничего не добьетесь!
– Подумайте хорошенько. Вы – в моей власти, никто не может помочь вам, хотя вас и ищут повсюду. На меня не падет и тени подозрения, я принял все меры предосторожности. Соглашайтесь, вы знаете, что я люблю вас. Вы можете быть счастливы со мной. Сопротивление бесполезно, все равно конец будет один… Разрешите прислать вам завтрак? Простите, что за разговором я позабыл об этом.
– Я ничего не хочу, – сказала донья Ана.
– Полно, уж не хотите ли вы уморить себя голодом, как принцесса из сказки.
Донья Ана, несмотря на весь свой гнев, улыбнулась. В конце концов, этот человек ей был не так уж противен.
Всякая другая женщина, попав в такое положение, пришла бы в отчаяние. Но донья Ана привыкла к дерзким ухаживаниям столичных молодых людей и достаточно наслышалась от приятельниц об их любовных приключениях, чтобы не отнестись к ночному происшествию столь трагично, как отнеслась бы какая-нибудь наивная простушка. Если говорить правду, донья Ана начала без особого неудовольствия мириться со своей судьбой. Волновала ее только мысль, что же могло приключиться с доном Энрике?
От Эстрады не укрылось все, что происходило в сердце пленницы. С каждой минутой он чувствовал себя тверже, победа казалась ему не столь уж трудной и далекой, и он понял, что благодаря случайности может добиться того, чего никогда не добился бы любовью и постоянством.
– Донья Ана, – сказал он, – я пойду распоряжусь, чтобы вам подали завтрак и приготовили лучшее помещение. Здесь вам неудобно, а вы нуждаетесь в отдыхе, ведь ночь вам выпала беспокойная.
Донья Ана взглянула на него, не отвечая. Но в этом взгляде уже не было вражды. «Как знать, – подумала она, – быть может, мягкостью я добьюсь свободы».
Дон Кристобаль вышел, и вскоре два раба принесли донье Ане завтрак. Она несколько раз пробовала с ними заговорить, но не получала ответа. То ли они были немые, то ли получили строгий наказ молчать.
Прошел час, и снова появился дон Кристобаль.
– Сеньора, – сказал он, – предназначенные вам покои готовы. Соблаговолите следовать за мной.
Они прошли через ряд комнат, поднялись по лестнице, свернули по узкому коридору и попали в просторный покой.
– Здесь вы можете отдохнуть, – сказал Эстрада.
Донья Ана огляделась. В глубине комнаты она увидела окно, но, увы, оно было расположено слишком высоко и забрано частой решеткой.
Эстрада понял ее мысль.
– Бесполезно искать выхода, пока я сам не укажу его, – сказал он. – Это окно выходит на высокие стены монастыря. Монахи не придут на ваш зов, да и у вас слишком хороший вкус, чтобы сменять меня на одного из них. Отдыхайте и подумайте над тем, что я сказал: моя – добром или силой. Больше я не произнесу ни слова.
– Ваша дерзость начинает мне нравиться. Пожалуй, вы скоро покажетесь мне достойным любви.
– Дай-то бог. Это избавит вас от неприятностей, а мне принесет счастье. Отдыхайте.
И дон Кристобаль, выйдя из комнаты, запер тяжелую дверь на ключ.
– Пусть решает бог! – воскликнула донья Ана и одетая бросилась в постель. Вскоре она спокойно спала.
Донья Фернанда потратила немало сил, чтобы отыскать убежище доньи Аны. Однако все поиски оказались тщетными, и в конце концов достойная сеньора решила, что похитителем был дон Энрике. Таинственный ночной бой она сочла чистой комедией, полагая, что юноша разгадал расставленную ему ловушку и, как говорится в народе, отплатил с лихвой.
Дон Энрике, со своей стороны, тоже пытался раскрыть тайну, но, убедившись в тщете своих попыток, вообразил, будто похищение разыграно нарочно, а свидание назначено с тем, чтобы заманить его в засаду и убить. Поверив, что донья Ана действовала заодно с Индиано, он решил забыть эту женщину и ждать разгадки событий от будущего.
Дон Энрике без труда покорился судьбе; сердце его уже было занято таинственной красавицей с улицы Такуба. Стремясь рассеять мрачные мысли и снова увидеть прекрасную даму, дон Энрике прогуливался по тем местам, где впервые увидел незнакомку, подолгу стоял перед домом, расспрашивал соседей и в конце концов выведал ее имя и звание.
Впрочем, узнать ему удалось немного: женщина эта недавно приехала издалека, откуда именно – неизвестно, очевидно, она очень богата, все слуги у нее индейцы и не говорят по-кастильски, поэтому у них ничего не выспросишь, а главное, эта дама ведет столь замкнутый образ жизни, что соседи впервые увидели юную красавицу лишь в день святого Ипполита на балконе дома. Дон Энрике был близок к отчаянию, дни проходили один за другим, а прекрасная незнакомка словно испарилась.
Донья Ана не появлялась в обществе, история с похищением постепенно забывалась, и никто больше не говорил о ней.