Поезд вез нас дальше, навстречу войне. Нам уже попадались беженцы из западных областей Украины, Белоруссии, из Прибалтики, где шли ожесточенные бои. И вот Ленинград. Как быстро изменилось все — и сам город, и люди, живущие в нем. Мешки с песком, укрывшие витрины бывшего Елисеевского гастронома и кафе «Норд» на Невском, заклеенные белыми бумажными крестами окна жилых домов, большие клещи, бочки с водой и ящики с песком в каждом подъезде — для тушения зажигательных авиабомб (зажигалок, как их называли), дежурные с противогазами на боку, воздушные тревоги и сосредоточенные, посерьезневшие лица, на которых не было и тени паники. Чувствовалось, что город готовился к сражению.
В Доме Красной Армии нас аттестовали как добровольно вступивших в ряды Вооруженных Сил и выдали военную форму. Так я стала рядовым Красной Армии, а наш коллектив получил звание Ленинградского фронтового джаз-ансамбля. Командование выделило нам небольшой, видавший виды автобус, который превратился в наш дом на колесах. Но и постоянное наше жилище ничем не напоминало довоенное — мы разместились в подвальных помещениях старинного здания на Литейном — Доме Красной Армии имени Кирова, ставшего нашей базой».
Визитной карточкой Шульженко в годы войны, безусловно, стала песня «Синий платочек», которую написал польский композитор Иржи Петербургский (до этого он сочинил знаменитое танго «Утомленное солнце»). Как эта песня попала в СССР?
После того как гитлеровцы двинулись на Польшу, Петербургский перебрался в нашу страну. Он выступал со своим джаз-оркестром и весной 1940 года попал в Москву. Здесь, в номере гостиницы, он и написал песню-вальс «Синий платочек». Ее первым исполнителем стал певец Станислав Ляндау. В его исполнении ее услышала и Шульженко. Она ей так понравилась, что она тут же включила ее в свой репертуар.
В апреле 1942 года по последнему льду Дороги жизни наша героиня со своим джаз-ансамблем приехала из блокадного Ленинграда в Волхов. Там после концерта она познакомилась с сотрудником газеты 54-й армии Волховского фронта «В решающий бой» лейтенантом Михаилом Максимовым. Узнав, что он увлекается поэтическим творчеством, Шульженко попросила его написать новые слова для «Синего платочка». Тот согласился. В ночь с 8 на 9 апреля и родились знаменитые теперь строчки, которые 12 апреля певица впервые исполнила на концерте в железнодорожном депо станции Волхов. Успех песни был огромным! А 13 января 1943 года в Доме звукозаписи в Москве состоялась запись этой песни на пластинку. Тысячи экземпляров этой пластинки были отправлены на фронт.
В 1943 году состоялись триумфальные гастроли Шульженко по Кавказу и Средней Азии. Вместе с джаз-ансамблем она побывала в Тбилиси, Ереване, Грозном, Баку, Красноводске, Ташкенте и других городах. К концу года было подсчитано, что ансамбль установил своеобразный рекорд — дал 253 с половиной концерта. За эти гастроли певица вскоре была награждена боевым орденом — Красной Звезды.
9 мая 1945 года Шульженко встретила в Ленинграде, куда только что вернулась после гастролей. В тот день она выступала в Выборгском Дворце культуры: первый, утренний, — в зале, второй, дневной, — на его ступеньках у входа и третий, вечерний, — снова в зале.
Как складывалась жизнь Шульженко сразу после войны? По-разному. Например, однажды с ней произошел такой случай, который едва не поломал ей карьеру. 31 декабря 1945 года вместе со своей подругой Шульженко собиралась на встречу Нового года к знакомым. Внезапно в доме раздался телефонный звонок. Когда наша героиня сняла трубку, на другом конце провода она услышала мужской голос: «Говорит Василий Сталин. Мы хотим пригласить вас на нашу вечеринку встретить Новый год». — «Но до Нового года осталось всего несколько часов! — ответила Шульженко. — Я уже дала слово своим друзьям, что буду сегодня у них. Надо было предупреждать заранее». — «Значит, вы не приедете?» — в голосе Василия Сталина она услышала зловещие нотки. Секунду она поколебалась, и затем твердо произнесла: «Не приеду». И повесила трубку. Когда она рассказала подруге, кто ей только что звонил, та в ужасе всплеснула руками: «Что же теперь будет?!» Однако ничего страшного не произошло. На этот раз сын вождя оказался не злопамятным.
В 50-е годы Шульженко продолжала много гастролировать по стране, записывала новые песни. Она была признанным кумиром тогдашней советской эстрады, исполняла как старые свои песни («Синий платочек», «Давай закурим!», «Однополчане»), так и новые: «Студенческая застольная», «Студенческая прощальная» (1959), «К другу», «Срочный поцелуй», «Мой старый парк» (1954). В 1952 году ее пластинка «Голубка» разошлась по стране рекордным тиражом: 2 млн. экземпляров. В 1953 году она снялась в музыкальном фильме-ревю «Веселые звезды», в котором исполнила одну из самых любимых своих песен — «Молчание» И. Дунаевского и М. Матусовского.
В 1955 году распался брак Клавдии Шульженко с В. Коралли. Они разменяли свою жилплощадь. Коралли переехал в соседний дом, а квартира певицы стала коммунальной, и в ней нашей героине уже невозможно было репетировать. Но в одиночестве Шульженко пробыла недолго — в 1957 году она встретила свою новую любовь. Ее 39-летнего избранника звали Георгий Епифанов, в свое время он окончил операторский факультет ВГИКа. В Клавдию Ивановну он заочно влюбился еще до войны, когда в 1940 году случайно купил ее первую пластинку. Через несколько месяцев он попал на ее концерт в Ленинграде, увидел и понял, что влюбился в нее окончательно. Он захотел познакомиться с ней поближе, однако этим планам помешала война. Епифанов ушел на фронт, взяв с собой все пластинки своего кумира (он упаковал их в жестяную коробку из-под кинопленки). После войны он стал регулярно посылать Шульженко открытки к праздникам, подписывая их инициалами «Г. Е.». Таких открыток он отправил несколько сотен. И вот неожиданная встреча.
Г. Епифанов рассказывает: «Мое заочное увлечение этой женщиной ни для кого не было секретом. Как-то режиссер, с которым мы работали, Марианна Семенова, является в студию: «Жорж, твоя Клавочка отдыхает в одном санатории с моим Сережей (муж)». — «Твоя Клавочка!» — «И что?» — «У тебя автомобиль в порядке?» — «В порядке». — «Мне нужно к Сереже отвезти профессора (муж болел)». — «Конечно, поедем». И мы поехали. Въезжаем на территорию санатория имени Артема на Ленинградском шоссе. Марианна была знакома с Клавдией, потому что как режиссер монтировала фильм «Концерт фронту». И вот она бежит к ней в номер и восклицает: «Клавочка, угадай, кого я привезла?» — «Профессора?» — «Нет, человека, который тебя безумно любит!» Клавдия к этому времени уже два года как развелась с мужем, Владимиром Коралли. Вышли на балкон. «Вон, внизу двое мужчин, угадай кто». — «Который моложе?» — «Угадала». — «А как его зовут?» — «Жорж». — «А фамилия?» — «Епифанов». Шульженко задумалась и всплеснула руками: «Господи, так это и есть Г. Е.!»
Потом Марианна впихнула меня в ее комнату. Дрожащим голосом я сказал: «Здрасьте». Клавдия Ивановна спрашивает: «Вы сейчас возвращаетесь в Москву? Можно я поеду с вами?» Еще бы! Не против ли я, чтобы в мой автомобиль села моя мечта?!
Потом попутчики мне рассказывали, что я никогда в жизни так благоговейно не вел автомобиль. Подъезжаю, не спрашивая дороги, ведь знал адрес — дом напротив Министерства иностранных дел. Только подъезд она мне не назвала. И пригласила на следующий день на чай! Прихожу, сижу, пью исключительно чай. Пьем чай в девять часов, в десять, в одиннадцать часов. Она смотрит на меня и говорит: «Слушайте, вы или уходите, или оставайтесь». Такая альтернатива меня необыкновеннейшим образом обрадовала. Но при этом мне стало страшно: справлюсь ли я с той чрезвычайной миссией, которая мне предстоит? Всякое бывает в нашем мужском деле, не правда ли? Испугался, но отчаянно сказал: «Остаюсь!»
Это была брачная ночь, которая длилась в общей сложности восемь лет. Я верю, что был единственным любимым ею человеком. Жили мы каждый у себя, но пропадал я у нее без конца. Матушка моя покойная была возмущена этим обстоятельством, потому что считала, что родила сына для себя. А не для какой-то хоть Шульженко, хоть Фурцевой… Клавдия была мягкая, отзывчивая, отходчивая. Но когда надо, умела быть жесткой. Помню, на концерте в КДС — то ли занавес повесили не так, то ли еще что — выдала со сцены такой текст!
