Когда твари начали проникать в Верхнюю Комморру и затронули окраины Горы Скорби, их продвижение начало замедляться. Мерцающие энергетические преграды заблокировали улицы, проспекты и даже целые районы. Потоки ур-гулей разделялись на части, перенаправлялись, загонялись в рамки и перегораживались, и они оказались в сбивающем с толку лабиринте, который из ниоткуда создал Вект со своего престола на далеком Центральном пике.

Такие фокусы не могли задержать сумрачные чумные орды навечно. Некоторые преграды завели стаи ур-гулей в искусственные ущелья и тупики, над которыми размещалось достаточно много орудий, чтобы мгновенно их истребить. Другие выводили их на открытые дворы и площади, где те становились добычей мародерствующих банд разбойников, геллионов или бичевателей.

Однако большая часть захватчиков из Аэлиндраха постепенно перенаправлялась в одну конкретную область Верхней Комморры — на широкий простор разоренной пустоши, что окружал крепость Белого Пламени. Терпеливые наблюдатели из осадных войск Валоссиана Ситрака отметили, каково вооружение крепости, когда его высокоэнергетические залпы устроили бойню среди подкрадывающихся ур-гулей. Выжившие твари забились в туннели фундаментального слоя, где они представляли собой еще одну, совершенно новую проблему для защитников крепости Белого Пламени.

Тьма поднималась, однако уже достигла предела — так, по крайней мере, казалось. Ур-гули, так и не произведя впечатления на верхние башни Комморры, ускользнули обратно в тени. Для тысяч оплотов выживших, что устояли в Нижней Комморре, это выглядело как победа, момент передышки в изобильное на катастрофы время Разобщения.

Так им казалось, пока не пришли мандрагоры.

— Я помню, как увидел это место в первый раз, — задумчиво прогремел Ксхакоруах. — Тот, кто породил меня и моего брата, показал нам его давным-давно. Он пообещал, что оно станет источником будущего величия для Аэлиндраха. Поистине, оно мало изменилось под властью Азоруаха. Его царствование померкнет перед моим.

— В этом твоем теплом воспоминании твой брат, я полагаю, еще не был безголовым? — резко, с примесью раздражения, спросил Беллатонис. Он и в лучшие времена не любил, когда окружающие потакали своим эмоциям.

Они стояли в тронном зале и смотрели, как безжизненное тело Азоруаха спускают с висячих цепей и уносят в сторону. Недавние события убедили гемункула в том, что загадки ему не нравятся, а загадочно обезглавленные тела тем более. Ксхакоруах теперь выглядел даже еще более распухшим, чем раньше, а уродливая ржавая коса в его руках источала тошнотворно-сладковатый запах гниющей плоти. В свой миг триумфа король теней, казалось, погрузился в собственные мысли.

Ксхакоруах продолжил, словно Беллатонис ничего не говорил.

— Тогда мы были юны, едва вскормлены сосцами Аэлиндраха, но уже тогда мы знали, что однажды станем соперниками — что настанет этот момент. Я думаю, что наш создатель этого и хотел.

— Тебя не смущает, что ты нашел брата в таком состоянии? — настойчиво продолжал Беллатонис. — Что кто-то вошел в комнату, снял с него голову, а потом ушел с ней, пока мы стояли прямо под дверью?

Беллатониса беспокоило то, как приспешники Ксхакоруаха отреагировали на смерть Азоруаха. Он ожидал увидеть шок и страх. Вместо этого они активно перешептывались и понимающе кивали, как будто это событие было совершенно предсказуемым или даже предопределенным.

— За ним пришел Обезглавливатель, — пожал плечами Ксхакоруах, как будто это все объясняло. Прежде чем Беллатонис успел ответить, к нему подбежал Ксагор, закончивший детальный осмотр тела.

— Одна резаная рана, нанесенная слева направо. Большое силовое оружие с прямым лезвием. Очень чисто, очень точно, — нервно протараторил Ксагор. — Череп полностью отсутствует. Предположительно, унесен нападавшим.

Беллатонис рассеянно кивнул, по-прежнему размышляя над заявлением Ксхакоруаха. В своих исследованиях царства теней он время от времени натыкался на отсылки к легендарной фигуре по имени Обезглавливатель, Кхерадруах — что буквально означало «Тот, кто охотится за головами». Он считал, что Обезглавливатель — мифический персонаж, идеал мандрагор, вроде того, как Отец Скорпионов был идеалом для инкубов — первый и величайший из них и тому подобная чушь. Его тревожила мысль, что в реальности действительно существует неуловимый убийца, настолько сведущий в своем деле, что мандрагоры его одновременно боятся и уважают.

— Хозяин, этот сделал еще одно наблюдение, — Ксагор наклонился ближе к Беллатонису и прошипел театральным шепотом: — На теле отметки Хаоса! Быстрая мутация!

Беллатонис сузил глаза и украдкой бросил еще один взгляд на труп, пока тот бесцеремонно выволакивали из комнаты. Развалина был прав: слишком много пальцев на одной руке, одна стопа скрючена в когтистую лапу, как у птицы. Азоруаха исказило демоническое влияние из-за пелены, как произошло и с Ксхакоруахом.

От этого зрелища Беллатонис на миг испытал любопытное сдавливающее ощущение в груди и лбу. Это был автономный ответ организма, который, как он помнил по собственным подопытным субъектам, означал появление страха. Интересно было отметить, как тело, в котором он обитал, проявляло реакцию без какого-либо сознательного воздействия своего нынешнего жителя. Похоже, что страх перед пустотой или, по крайней мере, страх заражения ее непредсказуемыми энергиями, очень глубоко засел в юном Харбире. Впрочем, ведь настоящий Харбир лично побывал в проклятом Шаа-Доме. Можно было сказать, что он имел куда больший опыт близких отношений с неограниченной мощью пустоты, чем мог похвастаться сам Беллатонис.

Может быть, до Разобщения в царстве теней имелись семена порчи, а может быть, и нет, но катаклизм наверняка заставил их прорасти и придал им ужасающей силы. После того, как Беллатонис спасся от покушений Черного Схождения, Аэлиндрах виделся ему безопасным убежищем. Теперь же он начинал казаться весьма похожим на ловушку или тюрьму с особенно неприятными заключенными.

— Так что же ждет твое королевство теперь, когда ты по праву овладел троном? — спросил Ксхакоруаха Беллатонис.

Десятилетия, проведенные во взаимодействиях с архонтами-комморритами, как высокопоставленными, так и не очень, научили гемункула держать все свои опасения и предположения тщательно скрытыми за бледной маской надменности. Траурно-черный гигант наконец отвел взгляд от висячих цепей и обратил его на Беллатониса с таким видом, будто потакал домашнему питомцу, требующему внимания.

— Аэлиндрах объединился под моим началом. Может быть, есть несколько отступников, которые предпочтут спрятаться и откажутся служить мне, но после этого… — Ксхакоруах сделал почтительный жест в сторону висячих цепей, — …этого благословения Обезглавливателя никто не посмеет отрицать мою власть.

— Его вмешательство, определенно, расчистило тебе путь в неожиданной манере, — несколько скептично отметил Беллатонис. — Никакого кульминационного смертного боя меж двумя соперниками. Никакой королевской битвы, в которой вы оба могли бы поистине испытать свою силу — и благосклонность своих покровителей…

Ксхакоруах медленно покачал огромной головой и гулко произнес:

— Нет. Никакого финального поединка. Мой брат пытался сбежать, когда его забрал Обезглавливатель. В конце концов Азоруах решил покинуть Аэлиндрах — он до последнего остался трусом и предателем.

— Сбежать? Как это? — удивился Беллатонис. — Из этого зала нет выхода, кроме того, через который мы вошли — хотя, надо признать, сей факт не помешал этому вашему Обезглавливателю.

Король теней рассмеялся. Это был неприятный смех, похожий на стук, с каким дубинки врезаются в плоть. Раздутый великан все еще ухмылялся, когда повернулся, вразвалку подошел к трону и довольно неуклюже уселся на нем, положив железную косу на колени.

— Ты так много знаешь, но при этом так мало понимаешь, — прогремел Ксхакоруах. — Ты видишь только комнату с креслом и называешь ее тронным залом. Это место важно не только из-за его символического значения. Здесь есть портал. Никто не может сказать, насколько он стар, но он не менее древний, чем другие порталы Аэлиндраха. Некоторые считают, что это самый первый, который открылся в этом царстве, что это пуп нашего мира.