Появились первые признаки жизни — или чего-то вроде жизни — с тех пор, как они попали в Аэлиндрах; что-то быстро кралось, что-то едва заметно шевелилось, мелькая между глубокими полосами теней. У Ксагора зашевелились волосы на загривке, когда он осознал, что на том, что он считал землей под своими ногами и стенами вокруг, появляются какие-то призрачные отметины. Когда Ксагор поворачивал голову, чтобы посмотреть на них, они как будто исчезали и появлялись снова, когда он отворачивался. Он решил рискнуть и ненадолго остановиться, чтобы изучить один из этих наборов знаков. Прочесть их он не смог — это было просто множество загадочных выцарапанных линий, похожих на какие-то руны. Если посмотреть на них под единственно верным углом, царапины светились бледным колдовским огнем, что делало их весьма заметными на теневом веществе Аэлиндраха. Ксагор поднял голову, чтобы позвать Беллатониса, но гемункул уже парил неподалеку и сам рассматривал символы.

— Это метки, оставленные мандрагорами для своих сородичей, — шепотом объяснил Беллатонис, — вызовы, насмешки, похвальба. Все они различаются и указывают на разные группировки мандрагор… самым близким переводом будет «клан» или «род», но более точно будет назвать это охотничьей стаей. Мы, должно быть, пришли в те края, по которым они обыкновенно странствуют.

— Этот видел… нет! Этот почувствовал движение, — прошептал в ответ Ксагор.

— Очень хорошо, Ксагор. Пока что это всего лишь животные, сумракрылы и тому подобное, хотя я не сомневаюсь, что за нами прямо сейчас наблюдают и уже какое-то время идут по нашим следам. Нам пора показать зубы и выступить против них.

— Хозяин?

— В Аэлиндрах можно войти либо хищником, либо добычей, и никак иначе. Кем хочешь быть ты, Ксагор?

— Хищником, — незамедлительно ответил Ксагор.

— Ну что ж, тогда мы должны вести себя, как хищники, и сами бросим вызов. В противном случае на нас будут охотиться, как на добычу.

Беллатонис вынул изогнутый, похожий на коготь клинок. Во тьме его лезвия как будто слабо источали собственный внутренний свет, пока гемункул выцарапывал им ряд угловатых силуэтов. Один за другим знаки на миг вспыхивали холодным светом, а затем затухали.

— Идем, — сказал Беллатонис, когда закончил. — Пусть те, кто идет за нами, увидят наш знак, а мы подождем результатов. После этого станет достаточно просто объяснить, чего нам надо.

— Этот хотел бы спросить, что написано в сообщении? — прошептал Ксагор, торопливо следуя за хозяином.

— Ответ на этот вопрос несколько сложен, но я могу его для тебя упростить. Хотя Аэлиндрах и анархичен, в нем есть правители. Короли, принцы, выскочки, дорвавшиеся до власти. Двое правителей, которые внушают наибольший страх — то есть обладают наибольшим могуществом — братья. По крайней мере, в том смысле, что они появились из одного и того же источника в одно и то же время. Один из братьев в долгу передо мной, что, естественно, делает второго брата моим заклятым врагом.

— В сообщении говорилось именно это? — нервно спросил Ксагор.

— Примерно. Либо нам повезет, и оно быстро достигнет ушей Ксхакоруаха, либо не повезет, и о нем первым узнает его брат.

— Эта вероятность звучит скверно.

Беллатонис снова начал уплывать в сторону. Его шепот донесся до Ксагора как легчайшее дуновение звука.

— Да, очень и очень скверно, — вздохнул гемункул.

Харбир проснулся от чувства жжения. Сначала он подумал про потерпевший крушение «Рейдер», что он попал под взрыв его топливной ячейки. Он отчаянно задергался, но в тот же миг осознал, что если б это произошло, он был бы не в том состоянии, чтоб дергаться. Странно, его ноги снова двигались, но казались какими-то не такими. Все его тело казалось неправильным, измененным, как будто его натянули на слишком большой каркас. Он понял, что ощущение жжения вызвано ручейком расплавленной породы, который медленно подползал к его лицу.

Харбир инстинктивно отшатнулся, с трудом поднялся и сел, обнаружив себя на растресканном и заваленном обломками полу. Смятение усилилось. Разбитый «Рейдер» бесследно исчез. Вся машина пропала, даже несмотря на то, что несколько секунд назад она придавливала его к земле, пока не пришел Ксагор и не вытащил его. Харбир тупо помотал головой, а затем застыл, осознав, что весь путевой тоннель куда-то делся. Он оказался в совершенно ином месте.

Это было лишенное окон пространство, поэтому он решил, что по-прежнему находится под землей. Разглядеть что-то было сложно: в глазах плыло и двоилось хуже, чем после недельного загула. Одна стена представляла собой кучу каменных обломков, в которой зияла проплавленная дыра, все еще светящаяся от губительного жара, что ее создал. От нее-то и текла струя расплавленного камня. По всему полу среди обломков были разбросаны перевернутые столы и обрушившиеся стопки загадочно выглядевших инструментов. Ближе к нему находились сани, на которых были высоко навалены коробки и контейнеры. Была и кровь, много крови, обильно расплескавшейся вокруг, и несколько сжавшихся неподвижных силуэтов, непохожих на кучи оборудования.

Тихий, как шепот, звук донесся с другой стороны помещения, отчего Харбир снова застыл. Там что-то двигалось — что-то, издающее мягкий шелест, непохожий ни на какие звуки, издаваемые живыми существами. Харбир уже слышал подобный шум, после того, как Ксагор спас его из-под «Рейдера», и он мельком увидел нечто крадущееся во тьме. Развалина говорил, что их что-то преследует, но не сказал, что это было. Когда Харбир прислушался, ему стало понятно, где он раньше слышал такой звук. На берегах Великого Канала, когда машина «Талос» охотилась за новой жертвой. Мягкое дыхание его гравитационных ускорителей было как две капли воды похоже на тот шум, который он слышал прямо сейчас.

+Не паникуй, я могу помочь тебе выбраться.+

Голос звучал как сухой шепот в его сознании. Харбир почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Он вспомнил тысячу ужасных историй и все те жуткие события, которым он был свидетелем во время Разобщения, и они переполнили его страхом за собственную душу.

+…Не будь таким безмозглым глупцом. Я — не демон из-за пелены. Я только хочу помочь тебе, а не поглотить твою душу.+

Машина «Талос» возвращалась. Харбир увидел изогнутый панцирь, похожий на броню насекомого, тускло мерцающий красным светом отраженных огней. Он был меньше, чем тот, что Харбир наблюдал у Великого Канала, но выглядел не менее смертоносным. Этот «Талос» был уже и изящнее, скорее убийца, чем воин. Над панцирем изгибался хвост, как у скорпиона, увенчанный внушительным шипастым жалом, а снизу свисало множество клешней, пил и кистеней. Машина двигалась медленно и методично, как будто что-то разыскивая.

+Он пришел за Беллатонисом и чуть было не прикончил его. Беллатонис воспользовался старым трюком Чиараско, чтобы переместить свою душу в другое тело и спастись. Очень рискованно, но, как я думаю, он был в отчаянии.+

Харбир проигнорировал голос в голове, потому что был слишком занят шокированным разглядыванием своих рук. Это были уже не его руки. Одна, с длинными пальцами, была бледная, как у трупа, вторая же выглядела толстой и мускулистой. Харбир удивленно моргнул и почувствовал, как отреагировали глаза, которых у него не должно было быть — глаза, которые, судя по всему, были вживлены в его лопатки. Слова, шепотом звучащие в его разуме, внезапно приобрели новое и отвратительное значение.

Гемункул, Беллатонис… Харбир носил талисман по его поручению. Когда Ксагор принес этот талисман и передал ему в руки, он намекнул, что тот — своего рода страховка. Харбир застонал при воспоминании о боли, которую ощутил, о раздирающем чувстве сдвига. Боль лучами расходилась из потайного кармана, где лежал талисман. Он неуклюже зашарил незнакомыми руками по столь же незнакомой одежде — мантии из странной блестящей кожи, которая воняла едкими химикатами и застарелой кровью. Да, талисман был здесь — или, скорее, его брат-близнец, спрятанный в рукаве.