1890–1895 годы стали для Фрейда периодом семейных забот, попыток укрепить свой авторитет в медицинском мире и — самое главное — накопления экспериментального материала, который он будет потом на протяжении еще многих лет использовать для доказательства справедливости теории психоанализа.

О событиях того времени нам известно прежде всего из его писем Флиссу. Летом 1890 года, когда Марта была беременна их третьим ребенком — Оливером, он встретился с Флиссом в Зальцбурге. Оливер появился на свет в феврале 1891 года, а в июле Марта снова была беременной. К этому времени квартира на Рингштрассе явно стала мала для разросшейся семьи, и Фрейд — возможно, не без настойчивых постоянных напоминаний Марты — стал подумывать о переезде.

Согласно легенде, проходя однажды по улице Берггассе, Фрейд увидел на доме 19 объявление: «Сдается внаем», — и видимо, будучи утомленным упреками жены и желая решить проблему как можно быстрее, просто вошел в подъезд и подписал договор.

20 сентября Фрейды переселяются в этом дом, в котором они и жили вплоть до своей вынужденной эмиграции в июне 1938 года. По видимости, аренду квартиры на Рингштрассе оплачивал всё тот же Брейер, и долг Фрейда другу все эти годы продолжал расти.

Теперь же средства позволяли ему не только самому снимать большую квартиру, но и нанять горничную и кормилицу. Спальня Фрейда и Марты, детские комнаты и гостиная размещались в квартире на втором этаже, а апартаменты на первом этаже Фрейд приспособил для работы. Здесь размещались приемная, где пациенты ждали своей очереди, и два кабинета: один — для приема больных и другой — для работы над статьями и книгами, за которой Фрейд также засиживался обычно до глубокой ночи.

Результатом его научной деятельности того периода стала обширная статья «Психическое лечение» в вышедшем в 1890 году сборнике «Здоровье: сохранение, расстройство, восстановление», изданном под редакцией Р. Коссмана и Ю. Вейсса, а также вышедшая в 1891 году монография «О понимании афазий: Критическое исследование», которую он посвятил Йозефу Брейеру. Эта книга, посвященная афазиям (нарушениям речи) и детским параличам, была весьма высоко оценена в медицинских кругах, но при этом почему-то не вызвала восторга у Брейера. Но главное внимание Фрейда уже в те годы было посвящено всё тем же больным неврозами и попыткам проникнуть в механизм их заболевания. По словам биографов, он тщательно отслеживал мельчайшие нюансы и, если верить Шандору Ференци, мог часами лежать на полу рядом с пациенткой, бьющейся в припадке.

В середине 1892 года Фрейд сообщает Флиссу, что «Брейер заявил, что хочет совместно опубликовать нашу подробно разработанную теорию абреакции и другие умные вещи, связанные с истерией и принадлежащие нам обоим». Так началась работа над книгой «Этюды об истерии», причем под абреакцией Брейер имел в виду тот самый катартический метод, или «эффект исповеди». Последнее сравнение Брейера крайне не нравилось Фрейду-атеисту, и он (несмотря на точность аналогии) его никогда не использовал.

Следующим клиническим случаем, приблизившим Фрейда к теории психоанализа, стал «случай Элизабет фон Р.». Эта 24-летняя девушка обратилась к нему осенью 1892 года с жалобами на постоянную усталость и боли в ногах. Осмотрев пациентку, Фрейд пришел к выводу, что никаких органических заболеваний у нее нет. Следовательно, решил он, все ее недомогания носят истерический характер. Фрейд попытался добраться до причины этой истерии с помощью гипноза, но это ничего не дало и лишь усилило его сомнения в эффективности этого метода.

И вот тогда в поисках новых способов, которые позволили бы ему докопаться до причины заболевания, Фрейд начал подталкивать девушку к тому, чтобы она рассказала ему всю историю своей жизни. «Часто всё происходило так, будто она читала книжку с картинками, которую кто-то перелистывал у нее перед глазами», — вспоминал Фрейд. Если Элизабет на чем-то запиналась или вдруг отказывалась продолжить рассказ, Фрейд становился еще более настойчив, требуя, чтобы она вспомнила и рассказала обо всем до мельчайших подробностей.

Впоследствии в цикле лекций «О психоанализе» он конспективно изложил этот случай следующим образом:

«Молодая девушка, недавно потерявшая любимого отца, за которым она ухаживала, — ситуация, аналогичная ситуации пациентки Брейера, — проявляла к своему зятю, за которого только что вышла замуж ее старшая сестра, большую симпатию, которую, однако, легко было маскировать под родственную нежность. Эта сестра пациентки заболела и умерла в отсутствие матери и нашей больной. Отсутствующие поспешно были вызваны, причем не получили еще сведений о горестном событии. Когда девушка подошла к постели умершей сестры, у нее на один момент возникла мысль, которую можно было бы выразить приблизительно в следующих словах: теперь он свободен и может на мне жениться. Мы должны считать вполне достоверным, что эта идея, которая выдала ее сознанию несознаваемую ею сильную любовь к своему зятю, благодаря взрыву ее горестных чувств, в ближайший же момент подверглась вытеснению. Девушка заболела. Наблюдались тяжелые истерические симптомы. Когда я взялся за ее лечение, оказалось, что она радикально забыла описанную сцену у постели сестры и возникшее у нее отвратительно-эгоистическое желание. Она вспомнила об этом во время лечения, воспроизвела патогенный момент с признаками сильного душевного волнения и благодаря такому лечению стала здоровой»[94].

В «Этюдах об истерии» эта история описана куда более красочно. Когда Фрейд сообщил Элизабет, что, по его мнению, всё дело в том, что она влюблена в зятя и в какой-то момент обрадовалась смерти сестры, та начала категорически, с криком всё отрицать — и тут же ощутила ту самую боль в ногах, которая ее мучила. Фрейд же в ответ стал убеждать девушку, что люди не отвечают за свои бессознательные желания, и то, что она своей болезнью как бы наказала себя, как раз свидетельствует, что она является не развратной эгоисткой, каковой себя втайне считала, а высоконравственным человеком. Затем Фрейд встретился с матерью Элизабет и, выяснив, что ее брак с бывшим зятем невозможен, посоветовал смириться с такой превратностью судьбы.

Но самое главное заключалось в том, что в тот момент, когда тайна из бессознательного была впущена в сознание, Элизабет фон Р. и в самом деле стало легче и ее можно было считать излечившейся.

К той же мысли Фрейда подвела и история болезни мисс Люси Р., которую Фрейд лечил в том же 1892 году. Люси, молодая англичанка, работавшая гувернанткой детей директора одного из венских заводов, жаловалась на меланхолию, усталость и — самое главное — постоянно преследовавший ее запах горелого пудинга.

Фрейд решил испробовать на Люси Р. новый метод работы с пациентами, который давно уже вызревал в его голове. Предложив пациентке лечь на кушетку, он положил ей руку на лоб и заявил, что по мере того, как он будет слегка надавливать на лоб, у нее появится некая мысль, которая и станет ключом к разгадке причин ее заболевания.

Но Люси Р., казалось, отнюдь не нуждалась в такой стимуляции. Она прекрасно помнила, как запах сгоревшего пудинга начал преследовать ее с того дня, когда ей пришло письмо от матери из Глазго, а дети пытались его отобрать. Пока она отбивалась от воспитанников, в печи сгорел пудинг.

Но Фрейд счел этот рассказ недостаточным, и очень скоро Люси призналась, что к тому времени она уже хотела оставить дом директора, но ей было жаль расставаться с детьми. Более того, отъезд из дома стал бы нарушением той клятвы, которую Люси дала у постели умирающей матери своих воспитанников.

Фрейд начал расспрашивать о причинах, побудивших Люси просить расчета, на что она без колебаний назвала интриги и попытки оговорить ее со стороны других слуг. Однако Фрейд на основе исповеди Люси пришел к другому выводу: на самом деле причиной ее невроза является тайная любовь к хозяину. Сама Люси, поразмыслив, согласилась, что это правда, и… запах пудинга перестал ее преследовать. Но уже спустя несколько недель, в начале 1893 года, Люси снова появилась в кабинете у Фрейда с жалобой на то, что теперь ее навязчиво преследует запах сигарного дыма.