Он с наслаждением закурил. Голубоватый ароматный дым его трубки повис в воздухе. Николаю Петровичу казалось, что ничего и не случилось: вот сидит, как всегда спокойный, уверенный Борис Гуро, он курит свою трубку, от нее плывут душистые волны дыма… ничего и не случалось, не было никаких забот, никто никуда не исчезал, ни у кого не лились горячие слезы радости… Как привыкли все эти люди друг к другу, как сроднились они!.. Николай Петрович на минутку отдался этим мыслям. Было приятно почувствовать успокоение после всех треволнений, после всех тревог, которые заполнили эти тяжелые сутки.

А перед Гуро уже лежал большой лист бумаги. Василий сидел против охотника и смотрел на него влюбленными глазами. Гуро задумчиво взял в руки карандаш, повертел его в пальцах:

— Переходим к следующему пункту нашего порядка дня, — улыбнулся он. — Возникла у меня одна мысль, товарищи. — Он глубоко затянулся из трубки. — Как будто бы все у нас теперь в порядке. И инфрарадий мы нашли, и ультразолото. Не так ли, Вадим?

— Не только нашли, но уже и начали складывать его в ракету, — с гордостью ответил Сокол.

— Так. Можно сказать, не даром сражались со всякими страшилищами, не даром волновались за каждого из нас по очереди. Не хватает лишь юрских игуанодонов и археоптериксов.

Сокол пожал плечами:

— А вам, Борис, и с ними хотелось встретиться? Еще недостаточно с вас того, что успели повидать? С меня, по крайней мере, хватит!

Николай Петрович искренне рассмеялся:

— Опять заспорили! Вот теперь я вижу воочию, что все в порядке! Уж если Борис и Вадим опять начали грызться, я вполне уверен, что все напасти остались позади!

Гуро тем временем продолжал:

— Я думаю, нам пора уже подумать всем о возвращении на старую Землю. Что вы так смотрите на меня? Честное слово, я не сошел с ума. Так далеко дело не зашло. Я прекрасно помню, что наш корабль застрял в скалах, что у нас нет способов освободить его, и так далее. Об этом все мы немало говорили. Но у меня есть новая мысль.

— Возвратиться без ракеты?

— Нет, Вадим, нет, в ракете. Вот, прошу, посмотрите.

Карандаш в руке Гуро рисовал какую-то грубую карту, какой-то план. Все внимательно следили за ним, наклонив головы.

— Вот — наше ущелье, — говорил спокойно Гуро, попыхивая трубкой. — Оно тянется вот таким полукругом и заканчивается здесь нагромождением скал, видите? С другой же стороны оно делает еще два колена, вдоль него протекает небольшой ручей… Я думаю, так, километра за три от того места, где находимся мы с вами. И этот ручей вливается в большое озеро. Я могу нарисовать тут лишь край его, потому что озеро чересчур велико даже для твоего большого листа бумаги, Василий.

Карандаш Гуро начертил большой полукруг. Три пары глаз удивленно посмотрели на него: откуда он может все это знать? Но никто не высказал этой мысли. Неизвестно, заметил ли Гуро эти слегка недоверчивые взгляды, но он спокойно продолжал:

— Это еще не все. В это же самое озеро впадает большая бурная река. Очень интересно, знаете ли: ее русло параллельно нашему ущелью. Оно, это русло, тянется вот так…

Карандаш охотника начертил и русло.

— В этом месте, где начинается наше ущелье, реку отделяет от него только вот то нагромождение скал, возникшее там, я думаю, в результате землетрясения. Больше того, я имею основание думать, что наше ущелье, эта геологическая трещина, и было когда-то старым руслом вот этой реки. Только после землетрясения, нагромоздившего вон там скалы, пресекшие речке путь, — она повернула и потекла другим путем.

Рындин, до сих пор внимательно слушавший Гуро, вдруг положил руку на бумагу. Глаза его вопросительно смотрели на охотника:

— Борис, если все то, что вы рассказали нам и начертили на этой бумаге, верно…

— Все верно, до последней черточки, на этом плане, — улыбаясь, ответил Гуро.

— Тогда мы свободны! Тогда… — Николай Петрович не находил слов.

Василий, все еще ничего не понимая, удивленно посматривал на него.

— И я так думаю, Николай Петрович. Вот почему я решил рассказать вам все это, — весело подтвердил Гуро.

Рындин выхватил у него карандаш:

— Достаточно лишь уничтожить вот эту преграду, — он перечеркнул карандашом нарисованное Гуро нагромождение скал у вершины ущелья, — и вода из реки хлынет в ущелье. Она пойдет своим старым руслом, она наполнит наше ущелье, она вынесет нас отсюда, мы очутимся на озере и…

— И дадим старт нашей ракете, — закончил за него Гуро. — Именно так я и думал, Николай Петрович.

— Борис, вы необыкновенный человек. Я просто не знаю, до чего ж это прекрасно! Друг мой, разрешена последняя задача, стоявшая перед нами. Друзья мои, понимаете ли вы? Понимаете ли вы, что мы полетим? А?

Николай Петрович поворачивался ко всем по очереди. Глаза его сияли, с лица не сходила радостная улыбка. Старый академик забыл обо всех неприятных переживаниях, обо всем, что приключилось с путешественниками за последние дни, радовался и смеялся, как ребенок.

Гуро в последний раз затянулся из трубки и положил ее на стол.

— Ну, рад ты, мальчуган? — Спросил он Василия.

— Да разве ж вы не видите сами? — радостно ответил Василий, сжимая руку охотника.

— Одну минутку, Борис, — недоверчиво сказал Сокол, внимательно рассматривавший карту. — Я не понимаю лишь одного. Кажется, почти все время мы были вместе…

— Хорошо, что вы не забыли вот этого «почти», — заметил Гуро.

— Ни одной разведки мы не организовывали, — продолжал Сокол. — Откуда вы разузнали и об этом озере, и о реке, и о нагромождении больших скал у вершины нашего ущелья?. Разумеется, я очень рад был услышать обо всем этом. Но я человек практический и не понимаю, не представляю себе тех источников, которыми вы пользовались, рисуя этот план.

— А вы подумайте, Вадим, — усмехнулся Гуро.

Василий тоже задумался: действительно ведь — откуда Гуро мог разузнать обо всем этом? Даже Николай Петрович с сомнением посмотрел на охотника:

— Я надеюсь, вы не шутили, Борис? — встревоженно спросил он.

— Нет, нет, — весело возразил Гуро. — Я охотно объясню все. Только вот, может, Сокол догадается сам? Ну-ка, Вадим, докажите свою догадливость. Это же так просто, что нельзя не догадаться.

— Мне нечего доказывать. Я не знаю. Кажется, тут на Венере нет еще осведомительных агентств, где вы могли бы расспросить обо всем этом. И карт Венеры я в продаже еще не видел. Даже не уверен, что их успел тут кто-нибудь сделать до нашего прилета сюда…

Гуро громко засмеялся:

— Так, так. Я думаю, что вот эта карта, — он положил руку на свой план, — пока что первая. Так-таки и не знаете? Могу объяснить.

Он обвел насмешливым взглядом всех товарищей и сказал:

— Что ж, по-вашему, я понапрасну летал в когтях стрекозы? Мне все равно нечего было делать в воздухе. А когда человек свободен, он всегда ищет развлечения. Вот и я занялся тем, что разглядывал с птичьего… или, извините, стрекозиного полета, с высоты двухсот-трехсот метров, все, что было внизу. Кругозор, сами понимаете, у меня был более широкий, чем до этого. Ну, я и видел и ущелья, и скалы, и озеро, и реку. А из этого сделал, как вы видите, некоторые выводы…

Он лукаво усмехнулся и добавил:

— Не мог же я, в самом деле, не использовать такого чудесного наблюдательного пункта! Честное слово, это было бы злодеянием!..

Проходили дни — и никогда еще за все время путешествия и пребывания на Венере путешественники не работали с таким упорством. Добывание ультразолота отняло всего три дня. Сокол с помощью Гуро взорвал большую каменную скалу дальше и раскрыл все гнездо самородков ультразолота. Тут его было даже больше, чем могли увезти с собой путешественники.

Так же, как прежде Вадим и Гуро были мобилизованы на добывание инфрарадия, так и теперь они вместе работали на залежах ультразолота. Работа значительно облегчалась еще и тем, что ультразолото не приходилось носить издалека. Залежи его были почти около самого ракетного корабля.