— Стало быть, шахматная фигура Лоренцо — королева? — с некоторым замешательством осведомилась я.

Он протянул руку и повернул фигуру, чтобы я могла взглянуть на нее под другим углом.

— Возможно, да… а возможно, и нет, — ответил он. — Как я уже сказал, эта игра родилась у арабов, религия которых запрещает натурное изображение человека. Следовательно, их шахматные фигуры представляли собой абстрактные изображения. Судя по материалу и резьбе, шахматный набор, откуда взялась эта фигура, привезен из Испании, где сильное влияние последователей исламского закона. И поэтому эта фигура, возможно, изображает визиря. Либо, опять же, королеву.

Заинтересовавшись, я протянула руку к резной фигурке на столе. Возможно, меня привлекло смешение в ней женского и мужского начал, напомнив мое нынешнее положение. Или же меня привлекли этот бледный камень и его плавные линии. Что бы это ни было, мои пальцы сомкнулись на фигурке, и меня вдруг охватило желание унести ее с собой.

Неужели и несчастный Лоренцо испытал такое же желание и просто украл ее?

Прежде чем я успела высказать свое предположение, Леонардо вдруг вскочил и принялся расхаживать по небольшой комнате, щелкая своими длинными пальцами.

— И чтобы не упустить иной возможности, мы вернемся к нашему приятелю епископу. Видишь ли, Дино, не только с фигурой королевы произошла решительная трансформация. Ведь и епископ сперва не символизировал духовное лицо или даже нашего знаменосца. На самом деле это не был даже человек, а зверь… громадное существо с бивнями из восточных царств, прозванное слоном. Но с течением времени животное превратилось в человека. И, как в случае с королевой, он имел в арабских шахматах самую приблизительную форму.

Он остановился и, повернувшись, указал на меня длинным пальцем:

— Итак, Дино, ответь, какую фигуру ты держишь в руке — ферзя или слона?

Я неохотно поставила фигуру назад и покачала головой.

— Боюсь, не знаю… и, признаться, я в полном замешательстве. Какая разница, королева это или епископ?

— Мой дорогой мальчик, ты слушал меня? — раздраженно осведомился он. — Убийство графа, как и разносчика, не было простым. Слишком много совпадений, основанных на упомянутой нами благородной игре.

Шагая ко мне, он загибал свои изящные пальцы:

— Во-первых, граф убит во время шахматной партии, когда был одет епископом. Во-вторых, матч проводили в честь французского посланника, которого можно назвать визирем французского короля. В-третьих, графиня Мальвораль. Не являясь королевой, она происходит из знатного рода и, кроме того, весьма странно вела себя, узнав о смерти графа.

Остановившись передо мной, он закончил:

— И, наконец, наш юный разносчик, разговор которого ты подслушал и которого бросили умирать при самых необычных обстоятельствах вместе с убитым графом. При нем, когда он умер, была шахматная фигура, которая, и мы это можем утверждать со спокойной совестью, не принадлежала ему. Вероятно, она была вещественным доказательством, и теперь мы должны понять ее значение и тогда сумеем назвать имя убийцы.

Рассуждения учителя казались вполне логичными за одним исключением… я не сомневалась, что покойному Лоренцо о шахматах было известно меньше, чем мне. Разумеется, необразованный разносчик не мог использовать символы для того, чтобы указать на своего убийцу, даже если бы и знал значение фигур.

Пожалуй, это было действительно простое совпадение. Скорее всего, выполняя свои обязанности, он случайно оказался в комнате, где стояла шахматная доска с фигурами, и, почувствовав то же побуждение, что и я, схватил эту фигуру. Разница состояла лишь в том, что он пошел дальше и украл ее.

Ее.

Странное чувство, вероятно интуиция, подсказало мне, что эта фигура является ферзем, а не слоном. Поддавшись ему, я снова взяла ее и провела по ее успокаивающим гладким линиям пальцами, желая выведать у нее все, что ей известно. Перед моим мысленным взором пронеслись события последних нескольких дней: обнаружение безжизненного тела графа в саду; участие в шахматной партии; ужин в большой зале, где герцог объявил о смерти своего двоюродного брата; совершение погребального обряда самим архиепископом; и, наконец, то, что мы нашли тело несчастного Лоренцо в склепе Сфорца.

Когда я рылась в этих воспоминаниях, мне неожиданно в голову пришло еще одно возможное объяснение смерти графа. Оно было таким удивительным, что я, словно от удара, задохнулась. Все было так очевидно… почему же мы не видели этого раньше?

Мне не хотелось спорить с великим Леонардо, но я была убеждена в собственной правоте. Вопрос заключался в том, сумею ли я убедить его? Я глубоко вздохнула и осторожно спросила:

— А не могли, учитель, графа убить по ошибке?

В ответ он поднял бровь.

— Все возможно, мой дорогой Дино, — сказал он после секундного раздумья. Его тон был резок, но я услышала в его голосе заинтересованность. — Пусть не говорят, что я не считаюсь с чужим мнением. Изложи, пожалуйста, свою версию.

Я быстро повторила свои соображения насчет Лоренцо и невероятности того, чтобы он настолько был осведомлен в тонкостях игры, чтобы использовать шахматную фигуру для указания на убийцу. Когда учитель кивком головы велел мне продолжать, я поделилась с ним догадкой, только что осенившей меня.

— Вспомните, учитель, вы сказали, что фигура епископа — новинка на шахматной доске. Следовательно, лишь немногие знали о том, что на следующий день она появится на игровом поле. Кроме того, в то время, когда был убит граф, там было не менее четырех епископов. Пяти, если считать архиепископа, который сидел в ложе для почетных гостей.

Я замолкла, вопрошая себя, не совершила ли я страшную ошибку, но одновременно понимая, что должна стоять на своем. Глубоко вздохнув, я продолжила:

— Что, если убийца расправился не с тем? Что, если жертвой должен был стать настоящий епископ? Возможно, убийца просто принял двоюродного брата герцога, когда случайно столкнулся с ним в саду, за его преосвященство, ведь тот был в епископском облачении, столь искусно сшитом синьором Луиджи.

Учитель, ответив не сразу, стоял и молча смотрел на меня, и я испугалась, что меня обзовут дураком или хуже. А потом, когда я уже собиралась взять свои слова обратно, назвав их мимолетной глупостью, улыбка медленно расползлась по его лицу.

— Дино, ты пристыдил меня. Пока я размышлял над возможностью сложных заговоров, ты углядел очевидное. Действительно, не исключено, что граф погиб вследствие ошибки убийцы, хотя тогда возникает вопрос, почему хотели разделаться с архиепископом. Но я уверен, что теперь перед нами открывается новое поле для расследования.

После этих слов он широким шагом подошел к двери и распахнул ее.

— Мне потребуется некоторое время на обдумывание. Ты можешь идти, Дино. Мы поговорим утром.

Я почувствовала себя оскорбленной тем, что меня так бесцеремонно выпроваживают накануне, возможно, величайшего открытия. Однако я поспешно покинула комнату, чтобы он не передумал и не продержал у себя всю ночь, излагая различные версии. Скорее всего, он не заснет до рассвета, пытаясь найти разгадку; и он будет еще настойчивей, ведь миновал уже второй день, а ему так и не удалось пока ответить на вопрос своего покровителя. Моро не слыл терпеливым человеком, и он, несомненно, вскоре потребует у Леонардо отчета по делу его убитого двоюродного брата. И если убийца к тому времени не будет найден, терпение герцога может лопнуть. Пугающая перспектива!

Главная мастерская располагалась всего в нескольких шагах, и я проскользнула через боковую дверь, чтобы не привлекать к себе внимания. Остальные подмастерья, покончив с дневной работой, собрались, как обычно, отдохнуть под лампой. Константин дружески кивнул мне головой, но большинство юношей не заметили моего возвращения либо едва взглянули на меня.

Только Томмазо в полной мере уделил мне все свое внимание, оторвавшись от костей и проводив меня злобным взглядом, когда я шла к своему месту у очага. Я сделала вид, что не замечаю его сердитого взора, вновь вопрошая себя, чем же я заслужила его гнев. Решив не обращать на его поведение внимания, я уселась на грубый камень и сунула руку в кошель за записной книжкой.