— Воистину говорят: у одного сердце, как у Александра Македонского, а у другого — как у пса Барбоса.
— Позвольте с вами не согласиться. По моему глубокому убеждению, собаки обладают весьма богатым духовным миром. Собачье сердце намного больше человеческого.
— Вы это серьёзно?
— Вполне. Взгляните на этого милого пса, — Джонни кивнул на розовую клумбу. Вокруг неё от цветка к цветку расхаживал упитанный сенбернар с робкой мордой и вдохновенно совал нос в бутоны.
— Посмотрите, какое одухотворение, какая кротость! Собаки по природе своей незлобивы и доверчивы. У них не бывает плохого характера, нет пороков и недостатков, все животные совершенны.
— Так уж и все?
— Все, кроме человека.
— А по-моему, собаки глупы. Чего стоит одна их привычка обнюхивать зады друг у друга! — Пиппа элегантно выпустила из ноздрей двойной плюмаж сизого дыма.
— Если бы собаки умели рассуждать, то наверняка нашли бы много смешного в поступках своих хозяев. Глупости среди людей гораздо больше, а в природе нет ничего нелепого, как бы ни казалось человеку с его предрассудками. Знаете, в чём разница между собакой и человеком?
— В чём же?
— Если вы подберёте дворовую собаку и накормите её, она никогда не укусит…
— Верно, — задумчиво протянула Пиппа. — Но кошки всё-таки лучше: они приносят пользу и мышей, — неуклюже пошутила она.
— Кошки привыкают не к людям, а к их холодильникам. Позволите, я закажу ужин?
— Да-да, у Мигеля восхитительно кормят!
Джонни открыл меню и пробежался по нему глазами: «Костный мозг поросёнка, рубец с копчёной грудинкой, хвосты телячьи фри, тушёная поджелудочная железа, чёрный пудинг из печени, тонкий кишечник свиньи, суп из потрохов…»
— Что-нибудь уже выбрали? — спросила Пиппа. — Рекомендую рулет из свиной селезёнки, — она посмотрела на Джонни, и глаза её стали больше, чем у лемура.
Его бледное аристократичное лицо сделалось зелёным — юноша был явно не в себе.
— В-воды-ы!
Залпом выпив стакан содовой, Джонни наконец отдышался:
— Простите, Пиппа, я — строгий вегетарианец, ем исключительно растительную пищу.
— Вы это серьёзно?
— Видите ли, с некоторых пор я полюбил животных. Да и положение обязывает не кушать мяса.
— Какое положение?
— Я владелец приютов для бездомных животных. Восемьдесят процентов заведений подобного рода в Дании принадлежат мне.
У Пиппы отвисла челюсть.
— Вы удивительный человек!
— Ещё Джек Лондон говаривал: «Кость, брошенная собаке, не есть милосердие. Милосердие — это кость, поделённая с собакой, когда ты голоден сам».
— А я тоже люблю животных! — сказала Пиппа. — Недавно у меня в цирке появились собаки-гении. Сейчас мы репетируем новый номер. Премьера через неделю. Я вас приглашаю!
— Не те ли это знаменитые собаки из Лондона?
— Совсем другие. Но поверьте, они ничуть не хуже.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение! Меня интересует всё, что связано с талантливыми животными, — Джонни смотрел Пиппе прямо в глаза, и она чувствовала: его взгляд, как паяльная лампа, прожигает её насквозь.
— Мы как-то неуклюже начали наше знакомство, — сказала фрекен. — Я вела себя так холодно, что вы наверняка чуть не простудились. Позвольте, Мигель приготовит для вас что-нибудь вегетарианское!
— У меня что-то аппетит пропал. Впрочем, здесь подают кофе с птифурами? — на этот раз Джонни одарил Пиппу взглядом, от которого у неё внутри вспорхнуло целое облако бабочек. Взяв фрекен за руку, юноша вкрадчиво сказал:
— Мне с вами хорошо, как в салоне первого класса, — мягкими касаниями слой за слоем он снимал тончайшую оболочку, в которой заключалось сердце Пиппы. — Деньги для меня ничто, всё, что мне нужно, — любовь! — Джонни вынул из бумажника пачку кредиток, сложил их аккуратным домиком в пепельницу и поджёг. Кредитки жизнерадостно плавились.
Этот экстравагантный поступок поверг Пиппу в замешательство. Она попыталась сглотнуть и чуть не сломала себе шею.
— Что вы делаете?! Это же целое состояние!
Точно экономя силы, красавчик едва кивнул в ответ.
— Простите, если мой вопрос покажется бестактным, но сколько вам лет? Судя по этой вопиющей выходке, вы — сущий ребёнок!
— Двадцать девять. Увы, я слишком стар для вас, — с горьковатой полуулыбкой ответил Джонни. — Наверняка вам нет и двадцати пяти?
Пиппа почувствовала себя на седьмом, нет — на семьдесят седьмом небе от счастья.
Всё произошло, как по волшебству, непонятно и совершенно неожиданно. Она влюбилась!
— Простите, но здешний кофе на вкус — варёная газета! — неожиданно сказал юноша. — Предлагаю переместиться в одно тихое местечко. Там мы сможем отведать настоящий турецкий кофе. Это близко, отель «Савой». Я вынужден временно снимать там президентские апартаменты — не совсем удобно, но что поделаешь.
Пиппа в задумчивости жевала нижнюю губу.
— Шофёр доставит вас домой, когда вам будет угодно, — с деланным спокойствием добавил Джонни. Тонкая и холодная, словно месяц, улыбка озаряла его юное лицо.
— Уговорили, — согласилась Пиппа. — Будь моя воля, я бы запретила мужчинам носить такие красивые улыбки.
— Обычно улыбка что-то скрывает. Улыбка — почти всегда маска. Впрочем, ко мне это не относится.
Широко и необозримо над Данией раскинулся небесный купол, полный сияющих звёзд. Луна мерцала в вышине серебряной монеткой. В прозрачном воздухе переливчатыми чёрточками мелькали стрекозы.
Птица с неизвестным именем и ангельским голосом славила рождение новой любви. Фрекен Карлсен глубоко вдохнула густой воздух летней ночи, наполненный ароматами новой жизни, и, сама не зная чему, рассмеялась.
ГЛАВА 7
На грани фола
Неделя до премьеры пролетела незаметно. Собаки усиленно готовились к выступлению, а Пиппа пропадала где-то с утра до вечера. Никто из артистов не мог себе и представить, что однажды дотошная фрекен Карлсен будет появляться на тренировках через раз. Даже Ладе приходилось репетировать с дублёршей! В цирке недоумевали. Никто и понятия не имел, где дни напролёт прохлаждается хозяйка. Даже ближайший друг мыша Пифагор не был в курсе.
А Пиппа была по уши влюблена. Надо отдать Джонни должное: он сумел увлечь фрекен Карлсен так, как не удавалось ни одному мужчине за все Пиппины «сорок с хвостиком».
И вот наступил долгожданный день премьеры. На улице с утра зарядил дождь, но настроение у жителей тихого городка было приподнятым. Улицы пестрели рекламой циркового супер-шоу. Морды Чернышёвой и Собакевич, развешанные на каждом углу, улыбались прохожим с афиш. Все билеты были давно распроданы.
— Мне чего-то не по себе, — поёжилась Юлька, выглядывая из-за кулис. Зал постепенно наполнялся зрителями. — Плохое какое-то предчувствие, — левретка мрачно уставилась на таксу.
— Ты репетировала с утра до ночи, ничего непредвиденного не случится. Это мне надо беспокоиться, Пиппа даже на последний прогон не явилась.
— Не мешало бы тебе её покусать, чтоб опомнилась.
— Покусать? Ещё раз?
— А ты предлагаешь обратиться к ней через адвоката? Или позвонить в общество защиты животных?
— Не переживай, мы справимся. Главное — наш план работает и скоро принесёт свои плоды.
— Тебе легко говорить! А мне на трапеции болтаться целых семь минут двадцать пять секунд! — у Собакевич был трагический вид.
— Всё закончится, ты и «Биг-Бен» сказать не успеешь. Возьми себя в лапы — выглядишь, как собачья тушёнка.
Неожиданно за кулисы влетела мокрая, как курица, фрекен Карлсен.
— Вы опоздали к началу представления! — сделал ей замечание шпрехшталмейстер.