— Вы пили?

— Нет, не пила.

— Наркотики?

— Нет.

Он вглядывался в свет, игравший в глазах у девушки, — похоже, она говорила правду. Пайк снял ладонь с ее подбородка, однако Ларкин схватила ее и прижала к своему лицу.

— Снимите вы эти дурацкие очки, — попросила она. — Вы хоть знаете, как жутко вы в них выглядите? Никто же не носит ночью темных очков. Вы смотрели мне в глаза, так дайте и мне увидеть ваши.

— У меня самые обычные глаза, — сказал Пайк. Он разогнул пальцы Ларкин, высвобождая свою ладонь — мягко, чтобы не обидеть девушку. — Из-за того, что вы сделали, нас могли убить, обоих. Вам хочется умереть? Вы этого хотите? Если вам хочется вернуться домой, я отвезу вас туда. Хотите умереть, поезжайте домой и умрите там, потому что здесь я этого не допущу.

— Я не…

Пайк прижал обе ее ладони к рулю:

— Свою жизнь я продам дорого, но не ради самоубийцы.

С секунду она смотрела на Пайка так, точно сказанное им смутило ее.

— Я же не прошу вас…

Пайк снова перебил ее:

— Если хотите вернуться домой, поехали.

Возможно, он нажимал на нее слишком сильно. Глаза Ларкин наполнились слезами.

— Я всего лишь прокатилась на машине.

Пайк ударил ладонью по рулю:

— Чего вам хочется больше — жить или танцевать? Я могу довезти вас до дому за двадцать минут.

— Вы не знаете, что представляет собой моя жизнь!

— А вы не знаете, что представляет собой моя.

На лице у нее играл, словно отблески на воде, свет передних и задних автомобильных огней; желтые, зеленые и синие световые вывески стоявших вокруг магазинов создавали на нем мешанину красок. Похоже, она не могла произнести ни слова.

Пайк попросил тоном гораздо более мягким:

— Скажите мне, что хотите жить.

— Я хочу жить.

— Повторите.

— Я хочу жить!

Он отпустил ее руки, выпрямился:

— Мы с вами не так уж и отличаемся друг от друга.

Девушка рассмеялась:

— Господи боже ты мой — ну вы и тип!

Пайк включил двигатель. Ему-то их сходство представлялось очевидным:

— Вы хотите, чтобы на вас смотрели, я хочу оставаться невидимым. Но ведь это одно и то же.

Она умолкла, словно задумавшись. Так, в молчании, они и доехали до дому.

Позже, когда ритм дыхания лежавшей на диване девушки сказал ему, что она спит, Пайк выключил последнюю еще горевшую в доме лампу. Пайк сидел, вглядываясь в девушку. Они съели привезенную им индийскую еду, немного поговорили — говорила все больше Ларкин, посмеиваясь над музыкой, записанной на «ай-под» Коула, — а после она, так и не сняв наушники, заснула.

Просидев так несколько минут, Пайк перебрался за обеденный стол, разобрал пистолет и принялся чистить его, второй раз за этот день. Темнота ему не мешала, ложиться спать он не собирался. Ему нужно было решить, останутся они в доме или нет, а это во многом зависело от тех армян. Вот их он и дожидался.

Пайк услышал, как они подъехали, когда прочищал дуло. И подойдя к окну, увидел, как пятеро братьев выбираются из БМВ.

Он выскользнул из дома через парадную дверь. Они не замечали его, пока он не достиг тротуара. Только тогда самый младший из братьев что-то сказал, и все пятеро повернулись к начавшему переходить улицу Пайку.

Час стоял уже поздний, тихий и мирный. Веранды опустели. Да и улица тоже была пуста, если не считать припаркованных на ней машин, Пайка и пятерых братьев.

Пайк остановился в паре метров от них, оглядел всех пятерых по очереди и остановил взгляд на самом старшем.

— Я так понимаю, она не сказала вам, что мы женаты, потому вы и взяли ее с собой. Думаю, теперь, когда вам это известно, у нас больше таких проблем не возникнет.

Старший из братьев поднял перед собой ладони, показывая, что сожалеет о недоразумении.

— Все в порядке, друг. Она сказала нам, что ты просто делишь с ней этот дом, вот и все.

— Эй, мы просто прохлаждались здесь, приятель. Она вышла, заговорила с нами. — Самый младший из братьев американизировался настолько, что и говорил уже как исполнитель хип-хопа.

Пайк кивнул:

— Понятно. Стало быть, между нами все улажено.

— Конечно, друг, все путем.

Пайк вглядывался в их лица, жесты, телодвижения, стараясь понять, узнали ли они Ларкин. И решил, что не только не узнали, но даже и не догадываются ни о чем. Ларкин была для них просто еще одной чокнутой птичкой с ветерком в голове.

— Мона поступала так и прежде, — сказал Пайк, — и это приводило к осложнениям. Теперь ее преследует один мужик. Если увидите здесь кого-то чужого, дайте мне знать, ладно?

Старший сказал:

— Конечно, друг. Непременно.

Пайк протянул ему руку, старший пожал ее.

— Прости, что так вышло, друг. Ты, наверное, очень любишь ее.

Пайк вернулся в дом. Ларкин по-прежнему спала. Он принес из спальни девушки одеяло и накрыл ее.

За всю эту ночь Пайк проспал лишь несколько минут, да и то урывками, беспокойно, и к утру чувствовал себя скорее растревоженным, чем отдохнувшим. Охота набирала темп, теперь нужно было посильнее нажать на противника. Чем крепче он нажмет, тем скорее Мишу придется отреагировать. Миш разозлится, а Пайк будет давить на него все быстрее и сильнее. В армии это называлось «держать врага в напряжении». Вот тогда он и совершит свою первую ошибку.

После восхода солнца Пайк ушел, чтобы не будить девушку, в ванную комнату, позвонил Коулу и рассказал ему о случившемся в мотеле. Коул сказал, что сейчас приедет.

Выйдя из ванной, Пайк обнаружил, что девушка все же проснулась. Она не смотрела на него, словно стыдясь того, что натворила вчера.

— Вы не варили кофе? — спросила она.

— Не хотел вас будить.

— Тогда я сварю.

Она направилась к кухне, но Пайк остановил ее.

— У меня тут кое-что есть. Взгляните.

Он подвел ее к столу, на котором разложил паспорта и бумаги. Взяв со стола паспорт Луиса, Пайк открыл его на фотографии. Ларкин с секунду вглядывалась в нее, потом покачала головой.

— Хесус Леоне. Кто это?

— Один из тех, кто проник в ваш дом. Настоящее имя Луис.

Он показал ей другие паспорта, однако ни одного из мужчин она не признала.

— Откуда они у вас?

Пайк не ответил.

— Вы когда-нибудь слышали такое имя: Бароне?

— Нет.

— А как насчет человека по имени Карлос?

Ларкин покачала головой, снова взяла со стола паспорт Луиса. Она вглядывалась в его фотографию, однако Пайк знал: думает она не о Луисе.

— Вас ничто не мучает, когда вы… ну вы понимаете… когда?..

— Нет.

Она уронила паспорт Луиса поверх остальных.

— Хорошо.

Коул привез с собой маленький телевизор. Пайк не просил его об этом, девушка тоже, но он все же привез этот «Сони» с диагональю в 33 сантиметра.

— Он все равно простаивает у меня без дела в комнате для гостей, — сказал Коул.

Кабеля в доме не было, однако у телевизора имелась собственная антенна — усы. Они поставили его на столик в гостиной, включили.

Ларкин все утро оставалась очень тихой. Она устроилась с чашкой кофе на диване, смотрела утренние передачи и каждый раз, когда Пайк бросал на нее взгляд, словно бы не замечала этого. Походило на то, что она думает о чем-то своем.

Пайк показал Коулу паспорта. Коул по очереди подносил их к свету, вертел так и этак.

— Хорошие подделки. Великолепные. Так, говоришь, их прикатила целая дюжина?

— Так сказал мне тот человек. Теперь осталось пятеро.

Пайк показал Коулу наброски карт, авиабилеты и страницу из записной книжки, которую он забрал из дорожной сумки Луиса. Всю ее с двух сторон покрывали сделанные под самыми разными углами неудобочитаемые записи. Видимо, Луис писал, сидя за рулем, да еще и прижимая плечом к уху телефонную трубку. Пайк полагал, что это чьи-то имена и инструкции. А вот цифры, несомненно, были телефонными номерами.

Коул наморщил лоб:

— Да, похоже, писать их в бандитском колледже не учили.