— Хорошо, я этим займусь.

Пайк вылез из машины и ушел.

Чен смотрел ему в спину, думая о том, что Пайк, если сойтись с ним поближе, вовсе не такой уж плохой человек.

Он улыбнулся. У коронера на руках было пять неопознанных трупов, теперь к ним прибавятся еще два. Все будут гадать, кто они, дьявол их забери, такие, а узнать ничего не узнают — пока Джон Чен их не просветит. Он засунул пистолеты под сиденье машины и торопливо вошел в свое здание, неся с собой два стакана. Ему не терпелось установить личности этих прохвостов — не только ради себя и того, что ему удастся на этом выиграть, но и потому, что он не хотел подвести своего друга Джо Пайка.

В Силвер-Лейк Пайк остановился у индийского ресторана, в котором можно было взять еду навынос. Он проголодался. Напряжение этого дня понемногу спадало, и на смену ему приходил зверский голод.

Когда он подъехал к дому и свернул на подъездную дорожку, солнце давно уже село. Все выглядело нормально — дверь заперта, за шторами различается горящий в доме свет. Надо будет сказать девушке, что она делает успехи, это поднимет ей настроение.

Он помнил, как напугало Ларкин его беззвучное появление, и потому решил оповестить ее о своем приходе — дважды постучал, прежде чем открыть ее, в дверь.

— Это я.

В доме было тихо. На кофейном столике лежал рядом с открытой бутылкой воды «ай-под» Коула. На полу валялось несколько журналов. Пайк сосредоточенно прислушался, думая, что Ларкин, вероятно, решила поиграть с ним в кошки-мышки, злясь на то, что он всегда застает ее врасплох, однако что-то подсказывало ему: это не так. Безмолвие пустого дома не похоже ни на какое другое.

Пайк опустил пакет с едой на пол, вытащил «кимбер»:

— Ларкин?

Потом прошелся по дому, заглянул в спальни, в ванную, на кухню. Никаких следов борьбы в комнатах видно не было, окна и двери никто не взламывал.

Пайк поискал записку. Записка отсутствовала. Сумочка девушки и прочие ее вещи по-прежнему находились в спальне.

Он вышел через парадную дверь на крошечное крыльцо, постоял в темноте, вслушиваясь, оглядывая улицу — фонарь, возвышавшийся над пятном серебристого света, соседей на верандах. На улице текла обычная жизнь. Люди с пистолетами здесь явно не появлялись. Скорее всего, Ларкин просто ушла.

Пайк вышел на улицу, пытаясь сообразить, в какую сторону она могла направиться и почему. Он совсем уж решил, что Ларкин, скорее всего, отправилась искать телефон на бульвар Сансет, но тут послышался смех женщины, сидевшей на веранде по другую сторону улицы. Там проживала пожилая чета, каждый вечер слушавшая на своей веранде радио.

Он прошел между машинами, пересек освещенное фонарем пространство и произнес:

— Извините.

Веранда освещалась только светом, который горел в доме. Красные кончики двух сигарет плавали в темноте, будто светлячки.

Мужчина затянулся, убавил громкость приемника:

— Добрый вечер.

Английский у него был правильный, но с русским акцентом.

— Я живу на той стороне улицы, — сказал Пайк.

Женщина взмахнула сигаретой:

— Мы знаем. Видели вас и юную леди.

— А сегодня вы юную леди не видели? Я думаю, она отправилась на прогулку. Вы не заметили, в какую сторону она пошла?

Старик многозначительно хмыкнул. Женщина спросила:

— Это ваша жена?

Пайк понял: вопрос задан неспроста, и решил, что секс к этому делу лучше не припутывать:

— Моя сестра.

— А, — произнес старик.

Что-то в лице женщины сказало Пайку, что она ему не поверила и теперь прикидывает, как лучше ответить. В конце концов женщина решила сказать правду:

— Она уехала с мальчиками.

— С армянами, — прибавил старик.

Женщина кивнула — так, точно этим все было сказано.

— Она разговорилась с ними, они же тут все время торчат у своей машины. По их словам, все они братья, двоюродные и родные. А потом она с ними уехала.

— Когда это было? — спросил Пайк.

— Не очень давно. Мы как раз вышли на веранду пить чай.

Час назад. Не больше часа.

— Вы не слышали, куда они направились?

Женщина отбросила со лба черные волосы, изогнула шею к открытому окну:

— Роло! Роло, иди сюда!

Из двери на веранду вышел мальчик в футболке «Лейкерс», высокий и тощий — лет четырнадцати-пятнадцати, решил Пайк.

— Что, бабушка?

— Эти армяне, куда они ездят? Как называется этот клуб, в который тебе даже нос совать не следует? — Она, приподняв бровь, взглянула на Пайка. — Он знает. Беседует с этими армянскими мальчиками. У них свой клуб.

Роло явно смутился, однако описал что-то вроде танцклуба, расположенного неподалеку от Лос-Фелиса. Названия его Роло не помнил, но описал хорошо — старое здание к северу от Сансет, совсем недавно заново побеленное. Вроде бы, сказал Роло, оно называется как-то на «е».

Здание это Пайк нашел двадцать минут спустя. Оно вклинилось между книжным магазином и вьетнамской «Французской булочной». Вывеска на его крыше гласила: «Клуб Ереван». Под вывеской располагалась обтянутая красной кожей приоткрытая дверь. На небольшой табличке над дверью значилось: «ПАРКОВКА ЗА ДОМОМ».

Тратить время на парковку Пайк не стал. Он свернул в проулок между клубом и булочной, поставил машину у ее стены. Когда он вылез из машины, его увидел клубный служитель, тут же попытавшийся преградить ему путь:

— Здесь машину ставить нельзя. Не разрешается.

Пайк, не обратив на него никакого внимания, начал протискиваться сквозь толпу. Он расталкивал молодых женщин с коричневыми сигаретами в зубах и улыбающихся мужчин, ни на миг не сводивших глаз с женщин. Потом вступил в длинный узкий проход, где большинство людей стояли у стен и разговаривали, стараясь перекричать бухающую танцевальную музыку в стиле хип-хоп. Толчком открыл дверь женской уборной. Окружающие смеялись или поглядывали на него с опаской. Пайк пошел дальше, не глядя на них. Он проталкивался между потными телами танцующих, музыка все усиливалась, басы били по ушам. Танцующие подпевали музыке, воздев над головой руки, словно приподнимая в такт ей крышу у себя над головами, и все повторяли: «ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ!»

Ларкин отплясывала в баре — голая по пояс, если не считать лифчика. Она забавляла толпу, изображая стриптизершу, покачивавшую в такт пению задом. Заметив вошедшего в бар Пайка, девушка мгновенно замерла. Она выпрямилась, глядя на него виновато и испуганно. Пайк остановился прямо перед ней — в этот миг они были единственными в баре людьми, не пытавшимися приподнять крышу.

Он крикнул, перекрывая голосом басы:

— Уходим!

Она не шелохнулась. Лицо ее было странно печальным, Пайк даже не был уверен, что Ларкин услышала его.

Девушка не сопротивлялась, когда он потянул ее вон из бара.

Пайк вел ее по залу, и толпа танцевавших не понимала, как к этому отнестись. Одни смеялись, другие посвистывали, однако затем двое братьев-армян и дородный мужчина с большим животом преградили ему дорогу. Тот брат, что постарше, подошел совсем близко, не давая Пайку пройти, толстяк схватил его за руку. Пайк мгновенно поймал большой палец толстяка, вывернул и бросил толстяка на пол, лицом вниз.

Толпа расступилась, Пайк вывел девушку из бара.

Она уселась в машину, не произнеся ни слова. Пайк быстро вывел машину из проулка, направил ее к Сансет. И заговорил, только когда отъехал от клуба на два квартала.

— Вы назвали им свое имя?

— Нет.

— Что вы им рассказали?

— Они спросили, как меня зовут. Я ответила: Мона.

Пайк поглядывал в зеркальце заднего вида, проверяя, не преследуют ли их.

— Вас кто-нибудь узнал?

— Не знаю — да и как я могла это узнать?

— По тому, как кто-нибудь разглядывал вас. Или кто-то мог что-то сказать.

— Нет. Они просто спрашивали, танцую ли я. Какие фильмы мне нравятся. И так далее.

Пайк остановил «лексус» у винного магазина, взял Ларкин за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы на него падал свет от фар идущих им навстречу автомобилей.