Когда Мэрион удалилась, Чен торопливо выскочил из лаборатории. Ла-Молла ждала его в «Оружейной», придерживая дверь.

— Заходите, — сказала она. — Не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Нашли что-нибудь? — спросил Чен.

Ла-Молла повела его к рабочему столу.

— Браунинг — ерунда. Похищен в 1982 году у хьюстонского полицейского по имени Дэвид Томпсон. Информации по Томпсону в СБИ ноль, он ни в чем не замечен.

Единая национальная система баллистической информации, СБИ, содержала данные по любому огнестрельному оружию, пулям и гильзам, когда-либо обнаруженным на месте преступления или попавшим в эту систему еще по какому-то случаю.

— А вот «таурус» — совсем другое дело. Взгляните-ка…

Она подвела Чена к компьютеру. На экране висело увеличенное изображение тупого конца гильзы — серебристого капсюля и окружающего его кольца латуни. Затененная вмятина в центре капсюля показывала, куда ударил боек.

— Видите, вот здесь, наверху, заостренная выбоинка? Едва увидев ее, я подумала: черт, я же этот боек знаю.

Чену вмятина представлялась идеально круглой, однако эти колдуны, эксперты по огнестрельному оружию, видят то, чего не видят обыкновенные люди.

— За последнюю пару лет, — сказала Ла-Молла, — этот «таурус» использовался в нескольких автомобильных перестрелках и ограблениях с убийствами в Выставочном парке. До арестов дело так и не дошло, однако все подозреваемые состояли в одной и той же банде. МС-13, «Мара Салватруча». Это бродячий пистолет.

«Бродячим» называли «уличный пистолет», который, как правило, не имел хозяина, а переходил внутри банды от одного гангстера к другому.

Ла-Молла покачала головой:

— Простите, друг мой, я и хотела бы сказать вам что-то еще, но, увы, нечего.

— Это все-таки больше того, что мы имели.

Чен поспешил к клеевой камере. Слабые отпечатки проявились достаточно хорошо. Взяв пинцет, Чен извлек из камеры фотографию, осмотрел ее сквозь увеличительное стекло. Наиболее приметные отпечатки располагались по краям снимка — там, куда приходились большие пальцы державших его людей, однако и на лицевой, глянцевой его поверхности отпечатки имелись тоже.

Чен вставил снимок в металлическую рамку, кисточкой смахнул с его поверхности мелкий синеватый порошок. Остатки порошка он смел струей сжатого воздуха, после чего на поверхности снимка остались лишь темно-синие рисунки отпечатков.

Чен был доволен. Двенадцать отдельных, индивидуальных отпечатков, и каждый с хорошо определенной «типажностью». Словом «типажность» обозначались все допускавшие идентификацию отличительные признаки отпечатков пальцев — их изогнутые линии, завитки и разветвления.

Чен снял каждый из них со снимка с помощью кусочков прозрачной липкой ленты, наклеил эти кусочки на прозрачные же пластмассовые подложки, начал одну за другой помещать подложки в цифровой сканер высокого разрешения и с его помощью «фотографировать» их. Полученные картинки он загрузил в компьютер, а затем воспользовался специальной программой, составляющей для отпечатков диаграммы характерных признаков. Национальная система криминалистической информации ФБР позволяла проводить сравнение цифровых кодов таких характерных признаков. После того как вы получали эти числа, все остальное становилось делом самым простым. Компьютер Чена выдал их для всех двенадцати отпечатков, Чен ввел цифровые коды в систему, сопроводив их специальным запросом о проведении поиска в международных базах данных.

Он снова взглянул на часы. Пайк и девушка маялись на парковке, а Чену не хотелось, чтобы Пайк утратил веру в него.

Впрочем, на этот счет беспокоиться ему было нечего. На экране появился логотип НИКЦ/Интерпола, затем пошли результаты поиска. Они оказались положительными по всем двенадцати отпечаткам, пальчики принадлежали семи разным людям. Двух из них Чен уже знал — Хорхе Петраду и Луиса Мендосу. Четырьмя другими были связанные с Эстебаном Бароне головорезы из Южной Америки, а вот седьмой никакого отношения к нему не имел.

Чен понял, что у него пересохло во рту, только когда ему стало трудно глотать.

Теперь он знал, почему этим делом занимается министерство юстиции.

Знал, почему «Паркер-центр» делает все, что ему велят.

Джон распечатал семь полученных файлов, убрал из компьютера все следы только что загруженной информации. Собрав отпечатки, он уложил их вместе с фотографией девушки в конверт. Затем взял этот конверт, распечатки и вышел из лаборатории.

Пылающее солнце стояло в западном небе совсем низко. Лиловатые горы Вердуго уже покрывались чернотой. Чен направился прямиком к машине Пайка, теперь ему было наплевать, увидит его Мэрион или не увидит, — найденное им было важнее любого дела, над каким он когда-либо работал, а может быть, и любого, над каким ему еще предстоит поработать. Он отдал Пайку распечатки файлов:

— Читай.

Девушка, увидев фотографию на первой странице, воскликнула:

— Это он! Человек из машины.

Она придвинулась поближе к Пайку, чтобы вместе с ним прочитать распечатки. Чен теперь уже не думал ни о том, какая она клевая и пылкая цыпочка, ни о ее лежавшей на бедре Пайка ладони. Только о том, что они сейчас читали.

Один из двенадцати отпечатков принадлежал сорокадвухлетнему человеку по имени Хали Ванич, бывшему инвестиционному банкиру из Чешской Республики, приговоренному к заключению за торговлю наркотиками. С тех пор он расширил сферу своей деятельности, теперь в нее помимо все той же торговли наркотиками входили подпольная торговля оружием и обслуживание террористических организаций Европы и Ближнего Востока. В центре каждой страницы распечатки размещалось набранное жирным шрифтом уведомление:

Покончив с чтением, Пайк поднял взгляд на Джона, и тот понял, что никогда уже не забудет его лица. Оно вроде бы ничего и не выражало, но в поблескивающих линзах черных очков Пайка пылал охвативший вечернее небо огонь. И Чен ощутил вдруг такую страшную гордость за Пайка, за то, что этот человек включил его, Чена, в число своих друзей.

— Спасибо, Джон, — произнес Пайк.

Он протянул руку, и Чен, пожимая ее, почувствовал, что не хочет ее выпускать, почувствовал, что теперь у него, Джона Чена, есть нечто, делающее его намного лучшим, чем он был, человеком, нечто такое, что ему хочется сохранить навсегда.

Они поужинали тем, что Пайк купил в китайском ресторане. Ларкин включила телевизор, а Пайк позвонил Коулу, рассказал ему о происшедшем и обсудил с ним планы на завтра.

Когда передача, которую она смотрела, закончилась, Ларкин ушла в спальню, но через несколько минут возвратилась переодетой в шорты и свежую майку. Она свернулась клубочком на своем конце дивана. Голые ноги девушки лежали совсем рядом с Пайком. Ему хотелось прикоснуться к ее ступне, однако он этого делать не стал. Просто пересел в кресло.

Питман, проводимое им расследование и его вранье Пайку были безразличны, все это интересовало его лишь постольку, поскольку касалось Ларкин. Ему было наплевать, хороший Питман коп или плохой, вел он какие-нибудь дела с Ваничем либо Кингами или не вел. Пайк охотился за человеком по имени Миш, теперь будет охотиться за человеком по имени Ванич. Если Питман попытается навредить девушке, Пайк откроет охоту и на него.

Он смотрел, как она читает. Ларкин заметила его взгляд, улыбнулась — не обычной своей вредной и кривоватой улыбкой, но куда более мягкой. От прежней остался лишь еле приметный след.

— Вы никогда не улыбаетесь, — сказала она.

Пайк взял себя за челюсть, подвигал ее из стороны в сторону:

— Вот, пожалуйста, улыбаюсь.

Девушка рассмеялась и уткнулась в журнал.

Пайк взглянул на часы, решил, что прождал уже достаточно долго, и снял с телефона трубку.