Мурзавецкая. Василий Иваныч, целуй ручку у Евлампии Николавны!
Беркутов. Готов всегда с величайшим удовольствием!
Мурзавецкая. Бог вас благословит!
Беркутов. Что значат эти слова ваши, Меропа Давыдовна?
Мурзавецкая. А то, что я тебя женить хочу. Что живешь, только небо коптишь!
Беркутов. Уж очень вы много власти берете надо мной, Меропа Давыдовна.
Мурзавецкая. Извини, голубчик! Вижу я сиротство твое, родных у тебя нет, — надо и об тебе кому-нибудь позаботиться.
Беркутов. Хорошо, Меропа Давыдовна, что я люблю Евлампию Николаевну, и люблю давно; а если б не так, вы бы поставили нас в затруднительное положение.
Мурзавецкая. В затруднительное? Ошибаешься (стучит костылем), ошибаешься, говорю тебе. Я лучше вас знаю, что вам нужно: что тебе нужно, что ей. Ее душа мне известна; я в нее, как в зеркало, смотрю: вот я сейчас вижу, что она тебя любит. И тебе пора остепениться. Денег, что ль, больших ищешь? Так стыдно тебе! А ты душу ищи.
Беркутов. Слушаю, Меропа Давыдовна, слушаю-с!
Мурзавецкая. Вы, питерские, думаете, что вас и рукой не достанешь, что вам у нас и пары нет, а вот есть!
Беркутов (склонив голову). Евлампия Николаевна?..
Мурзавецкая (Купавиной). Что молчишь? Ну, так я за тебя скажу. Она рада-радехонька!
Купавина. Я женщина простая, хитрить не могу; я не умела скрыть своих чувств перед Меропой Давыдовной, не буду скрывать и перед вами.
Беркутов. Благодарю вас за счастие, которое вы мне доставляете! (Целует руку Купавиной.) Прошу вас зачислить меня вашим управляющим: это дело не терпит отлагательства.
Купавина. Сделайте одолжение!
Входит Чугунов.
Явление десятое
Мурзавецкая, Купавина, Беркутов, Чугунов, потом Павлин.
Беркутов (Купавиной). Вот ваш кредитор: вы ему должны по векселю.
Купавина. Я ничего не должна Вуколу Наумычу.
Чугунов (целуя руку Купавиной). За службу мою, за усердие векселек выдали.
Купавина. Я вам всегда деньгами платила.
Чугунов. Запамятовали, сударыня, запамятовали.
Беркутов. В самом деле, Евлампия Николаевна, долго ли забыть! Вукол Наумыч действительно заслуживает награды: он человек старательный. Приходите завтра, вы получите все, что следует. Благодарите Евлампию Николаевну.
Чугунов. Завтра со всеми детьми приду, в ноги кланяться заставлю.
Входит Павлин.
Павлин. Михайло Борисыч и Глафира Алексеевна! (Уходит.)
Входят Лыняев и Глафира.
Явление одиннадцатое
Мурзавецкая, Купавина, Беркутов, Чугунов, Глафира, Лыняев, потом Анфуса, Павлин.
Мурзавецкая. Вот как! Уж и вместе.
Глафира. Да чего ж мне церемониться, Меропа Давыдовна? Мишель очень дорог для меня, я не хочу с ним расставаться ни на минуту.
Мурзавецкая. Ну, будущая мадам Лыняева, просим любить да жаловать! Садитесь!
Лыняев. Меропа Давыдовна, извините меня, что я поторопился предложить руку Глафире Алексеевне, не спросив вашего дозволения!
Мурзавецкая. Не виновата я, батюшка, ни в чем не виновата.
Лыняев. Я вас и не виню; я прошу меня извинить.
Глафира. Он хочет поблагодарить вас. (Лыняеву.) Что ж ты молчишь, Мишель?
Лыняев (со вздохом). Да-с, поблагодарить…
Глафира. Ему особенно понравилась во мне моя кротость. (Бросая Лыняеву шаль.) На, Мишель, подержи шаль! (Мурзавецкой.) Мое смирение. (Лыняеву.) Возьми хорошенько, не мни! (Мурзавецкой.) Моя скромность. А всем этим я обязана вам. (Лыняеву.) Ты все молчишь, Мишель, так уж я за тебя говорю.
Лыняев. Благодарен, Меропа Давыдовна, очень благодарен.
Мурзавецкая. Об одном, батюшка, я тебя прошу: не пеняй ты на меня, своя воля была. Вот эту пару так уж точно я сосватала, вот за них должна буду Богу отвечать; а вы, как знаете.
Лыняев (Беркутову). И ты женишься? Как ты скоро… Поздравляю тебя!
Глафира (Купавиной). Ты решилась наконец! Ну, поздравляю!
Купавина. Да, я все мечтала о свободе… а потом убедилась, что наше женское счастье неразлучно с неволей.
Мурзавецкая. Не клевещи, матушка, на женщин! Всякие бывают; есть и такие, что не только своим хозяйством, а хоть губернией править сумеют, хоть в Хиву воевать посылай. А мужчины есть тоже всякие: есть вот и такие молодцы (показывает на Беркутова), а то видали мы и таких, что своей охотой к бабам в лакеи идут.
Лыняев. Да, на свете волки да овцы, волки да овцы.
Павлин вносит кофе.
Глафира (принимая чашку). Мишель, сделай милость, подержи мой зонтик! (Смеется.) Ах, у тебя все из рук валится.
Мурзавецкая (Беркутову). Зиму-то здесь будете жить?
Беркутов. Я думаю, что Евлампии Николаевне приятнее будет эту зиму провести в Петербурге.
Купавина. Да, конечно.
Мурзавецкая (Лыняеву). А вы?
Глафира. Мы эту зиму будем жить в Париже.
Лыняев. Мы в Париже.
Беркутов. А уж на лето к вам, под ваше крылышко.
Лыняев. И я тоже.
Глафира. Ах, нет, Мишель, ведь мы еще не решили. Я думаю провести лето в Швейцарии.
Лыняев. Да, мы еще не решили.
Беркутов. Меропа Давыдовна, благодарю вас за радушный прием и за участие, которое вы во мне приняли! Позвольте предложить вам этот маленький подарок. (Подает Мурзавецкой коробочку.) Это аквамариновые четки! Господа, я пробыл здесь недолго, но уж имел возможность вполне оценить эту во всех отношениях редкую женщину. Желательно, чтоб наши передовые люди всегда относились с глубоким уважением к Меропе Давыдовне. Мы должны подавать пример другим, как нужно уважать такую почтенную старость!
Чугунов (утирая слезы). Все правда, все правда!
Мурзавецкая. Благодарю, Василий Иваныч, благодарю! (Целует Беркутова в голову.) Ну, батюшка, видала я на своем веку всяких людей, а таких, как ты, не приводилось. (Тихо.) Ну, я твое дело сделала, а ты мое как?
Беркутов. Уладится благополучно. Вам Чугунов скажет.
Купавина. Поедемте, господа! До свиданья, Меропа Давыдовна! Нам еще с Глафирой Алексевной нужно все магазины объездить. Вы уж позвольте мне ее взять к себе.
Мурзавецкая. Ах, матушка, с руками отдаю.
Глафира. Мишель, ты с нами?
Лыняев. У Евлампии Николаевны коляска ведь двуместная.
Глафира. Так что ж, Мишель? Сядь на козлы! Свой экипаж отдай Анфусе Тихоновне! Анфуса Тихоновна!..
Анфуса входит.
Поезжайте на лошадях Мишеля!
Анфуса. Хорошо уж… прощайте.
Лыняев. Да как же возможно мне, с моим сложением, на козлы? Да еще двенадцать верст трястись до усадьбы!
Глафира. Послушай меня, Мишель! Тебе это очень полезно: ты толстеешь так, что ни на что не похоже. Мы в Париж поедем, ведь самому будет совестно таким медведем приехать.
Уходят Беркутов, Купавина, Лыняев, Глафира и Анфуса.