Когда я раскрыл глаза, Колин стоял возле моей кровати, заткнув большие пальцы рук за кожаный пояс, и смотрел на меня сверху вниз. Взгляд его серых со стальным оттенком глаз излучал гнев и досаду. И некоторую растерянность.
— Я мог бы убить тебя во сне, — заявил он, увидев, что я проснулся.
Разбитый и опустошённый, я добрые полминуты лихорадочно соображал, чтó он имеет в виду. Затем поднялся, сел в постели и ответил:
— Жаль, что ты не сделал этого.
— Ты поступил подло! — сказал Колин. — Коварно, вероломно! Ты использовал нашу дружбу, втёрся ко мне в доверие и обманул меня.
— Ты тоже хорош, — вяло отозвался я, протирая глаза. — Зачем посвятил меня во все таинства ритуала?
— Я доверял тебе! — негодующе произнёс Колин. — Как брату доверял, а ты… ты обокрал меня! Взял то, что не принадлежит тебе по праву. Это моя Сила, я получил её в наследство!
Я встал с кровати, потянулся и покачал головой:
— Ошибаешься, Колин. Ты слишком много возомнил о себе. Источник не принадлежит тебе, он не принадлежит даже всему этому миру. Он является достоянием всей необъятной Вселенной; он — один из трёх китов, на которых держится мироздание.
— Это неважно. Ты прошёл через мои Врата, при помощи моей… — Тут он запнулся и покраснел.
Ага, понятно!
— Дана? — спросил я. — Ты злишься из-за неё? Извини, что так получилось. Честное слово, я не хотел. Даже не думал об этом.
— А о чём ты думал? О моей короне?
Лишь каким-то непостижимым чудом я не покраснел.
— Это тебе Хозяйка сказала?
— А при чём тут она?
Значит, Бронвен не рассказала ему, кто я такой. Хоть это хорошо…
— Хозяйка предполагала такую возможность, — объяснил я. И совершенно искренне заверил: — Но мы же друзья, Колин. Зачем мне враждовать с тобой? Если я пожелаю власти, то смогу захватить её в любой стране на свой выбор. И не только в этом мире.
— В других мирах нет колдунов, — всё равно не унимался Колин. — Во всяком случае, я их не нашёл. А править только обычными людьми не так интересно.
— В нашем мире, — заметил я, — Логрис не единственное колдовское государство.
— Однако самое могущественное.
И ещё это земля моих предков, подумал я. Но даже не это главное. Я нашел стойкую и многочисленную колдовскую общину, способную образовать новый Дом — единственный и неповоторимый Дом Властелинов Срединных миров. А за всю историю не было ещё случая, чтобы основатель Дома уступал свою власть другому. По большому счёту, не имеет значения, с какой конкретно страны я начну создавать свой Дом — рано или поздно наши с Колином интересы пересекутся.
— Кроме того, — продолжал между тем Колин, — в Логрисе ты почти свой. Скоро ты жениться на Дейдре, дочери короля Бриана… Если не передумаешь, — неожиданно добавил он. — Если не захочешь отнять у меня Дану.
— Ради Бога, не выдумывай. Я не имею ничего к Дане, я…
И тут меня проняло! По выражению Бронвен, я наконец прочувствовал. Нет, страсти пока не было. Не было ещё дикого, неистового желания обладать Даной. Но неожиданный прилив нежности, которую я ощутил при мысли о ней, был для меня подобен грому среди ясного неба.
Колин мигом всё понял. Он обречённо вздохнул, присел на край кровати и понурился. Некоторое время я молча глядел на него и думал о том, что он замечательный друг и прекрасный человек, но слишком прямолинеен, доверчив и неуравновешен, чтобы быть хорошим королём, тем более — главой Дома.
— Точно так же было и со мной, — наконец произнёс он. — Раньше Дана мне просто нравилась. А после коронации… Чёрт тебе подери, Кевин! Ты должен уйти из этого мира. Найди себе другой. В конце концов, откуда-то ты взялся — так ищи же свою родину. А мой мир не тронь.
— Хорошо, — сказал я. — Не трону.
Колин подозрительно поглядел на меня, озадаченный моей неожиданной уступчивостью.
— Ты серьёзно?
— Вполне. — Я говорил искренне и одновременно блефовал. — Я навсегда покину твой мир, если Дейдра согласится уйти со мной.
Колин раздосадовано топнул ногой.
— Чёрт! Вот я и попался.
— Не хочешь отпускать её? — невинно осведомился я.
— Конечно, не хочу.
— Но ничего не поделаешь. Дейдра любит меня и пойдёт со мной.
— Безусловно, пойдёт, — хмуро согласился Колин. — А что будет дальше? Дейдра не для тебя, Кевин. Она простая смертная, а ты — адепт Источника… Ты уже знаешь, что тебе дарована вечная молодость?
— Знаю.
— Вот то-то же. Лет через двадцать Дейдра покажется тебе слишком старой, и ты бросишь её… а если не бросишь, то охладеешь к ней и будешь держать её при себе только из жалости. Это будет для Дейдры унизительно.
— К тебе тот же самый вопрос, — парировал я. — Дана тоже состарится.
— Не состарится. Когда мы поженимся, я приведу её к Источнику.
— А я приведу Дейдру. Только чуть позже.
Колин посмотрел на меня с испугом:
— Ты сумасшедший! Источник убьёт её. Ведь у неё неполноценный Дар.
— Кто знает, кто знает… Но, в любом случае, не надейся, что я оставлю Дейдру. Если я вынужден буду уйти, то уйду вместе с ней.
— Ты меня шантажируешь?
— Нет, только обрисовываю ситуацию. Однако учти: если ты вздумаешь уберечь от меня Дейдру, где-нибудь спрятать её, тебе не поздоровится.
— Ты мне угрожаешь?! — произнёс Колин с непритворным видом рассерженного монарха. И это была не игра: похоже, за время войны он всё-таки поднабрался королевских замашек.
— Нет, — мягко сказал я. — Только предупреждаю.
Колин нервно прошёлся по комнате, затем остановился передо мной и проговорил:
— Вот что! Боюсь, когда-нибудь я пожалею, что не убил тебя, когда ты спал.
* * *
Вернувшись в свои покои в королевском дворце, я вызвал камердинера и велел приготовить горячую ванну. Пока слуги выполняли это распоряжение, я слегка перекусил, а за чашкой горячего кофе мне в голову пришла мысль о сигарете — впервые за последние двадцать лет. Я знал, что рано или поздно снова начну курить, но решил не форсировать события и, преодолев мимолётный соблазн, продолжил строить планы на ближайшую перспективу.
После некоторых колебаний я вычеркнул из списка неотложных дел поиски Эмриса Лейнстера. Конечно, было бы весьма заманчиво изловить его и преподнести в подарок дикарям-людоедам в качестве живого обеда. Однако я понимал, что Бронвен зря времени не теряла и надёжно спрятала от меня своего старшего брата, как прежде спрятала Эриксона; так что отыскать их обоих мне будет нелегко. К тому же это было не к спеху. И вообще, я мог ничего не предпринимать, а просто дождаться, пока Эмрис и Эриксон не умрут собственной смертью, позаботившись единственно лишь о том, чтобы они не обрели вечную молодость. Мой сводный брат Амадис как-то говорил мне, что бессмертные колдуны получают огромное удовольствие от того, как старятся и умирают их смертные враги. Правда, я ещё мало прожил, чтобы оценить всю прелесть такой своеобразной мести, но это может оказаться очень даже неплохо. Что ж, посмотрим. Увидим…
А интересно, вдруг подумал я, как там Амадис? Каково это — быть королём Света, сидеть на троне отца, повелевать Рассветными мирами, словом, быть богом?… Я сильно сомневался, что ноша божественности пришлась Амадису по плечу. Сомневался не только из зависти — на то были и объективные причины.
Приняв горячую ванну и побрившись, я достал из сундука одежду, в которой был, когда превратился в младенца, и разложил её на кровати. Этот наряд я хранил как драгоценную реликвию, регулярно проветривал его и просушивал, оберегал от сырости и моли, и хотя он порядком обветшал за прошедшие двадцать лет, всё же был ещё пригоден для ношения. Относительно пригоден. И частично.
Нижнее бельё я забраковал сразу и взял из шкафа комплект нового, ещё не ношенного. Зато штаны и сапожки были в полном порядке, что (правда, с некоторой натяжкой) можно было сказать и о рубашке, расставаться с которой я не хотел из-за её пуговиц с изображением симпатичных красных дракончиков. С мантией дела обстояли хуже: золотое шитьё поблекло, а сочный алый цвет сменился бледно-красным. Но в целом она сохранилась неплохо, и мне было жаль отказываться от неё, пока я не сменю её на новую. Поэтому при помощи нехитрых чар я вернул мантии её алый цвет, а золотому шитью на ней — прежний яркий блеск. Мои родственники из Света сочли бы это проявлением дурного вкуса, но сейчас меня это мало заботило, ибо я не собирался щеголять в своей заколдованной мантии в Солнечном Граде. Главное, что мой наряд вполне годился для Сумерек, где этикет был не так строг, как на моей родине по отцовской линии — в Доме гораздо более молодом и куда более чопорном.