3.9.1965. Умер Михаил Иванович Тюлин. Так мы к нему и не сходили!
Сезанн. Что он дал всем нам? Касание формы. Этот термин у нас во ВХУТЕМАСе говорился просто: «Разберитесь в касаниях».
Модильяни им широко пользуется в портретах. Я тоже. Этого нет в иконе. По-другому сказать — вписывать предмет приемами живописи. Прием графического вписывания — силуэт: икона, миниатюра, роспись.
4.9.1965. Ван Гог этого воздуха не делал. Обходился просто цветным силуэтом. Но очень любил Шагал. Я не могу держать на чистом звоне даже иллюстрацию. Видно, такая планида. Хоть и хотелось бы дальше икон и Ван Гога идти.
Сегодня и вчера дождь. Пишу едоков арбуза, букеты с донцами и двойной портрет из поезда, все двигается медленно. Никак все не сделаешь, что задумано. До сих пор идеально хорошо не написан букет и донца в одном дыхании.
Читаю Лихачева «Культура Руси» — времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого. Он очень много знает и пишет хорошо, пишет о том, что раньше не читала. О «плетении словес» в XV веке, но все нанизывает на одну идею, доказать, что на Руси в XV веке было так же, как в Европе и в Византии — предвозрождение. Доказывает он это очень убедительно. Но мне все же милее точка зрения Прохорова («Матерьялы по истории русских одежд», которую я сейчас читаю тоже), который знает много меньше, но очень ценит тератологический стиль в рукописях и считает это время выше и мастеровитей XIV–XV веков, подражавших Византии через Болгарию. Неовизантийское искусство. Я его тоже не очень люблю, и так называемое «возрождение» мне не по нраву, наверно. Но это ведь никому и не расскажешь. Да и кто в этом разбирается. Все любят кругленькое, нежненькое.
27.9.1965. Вечером мы приехали в Москву. На даче на три дня выключили электричество. Вечер тихий. У Н. В. глаза болят.
28.9.1965. Выставка в Музее Маяковского Ларионова и Гончаровой.
Книга отзывов (Конторская книга). Начинается с дифирамба Крученых: «Пришел, узрел, восторг исторг». Что-то в этом роде. Старые работы 8, 9, 10, 11 годы.
Сидоров говорит: «Моя юность. Сколько крику было из-за этого солдата». Солдат серый, в зеленоватой шинели с охрой написанным лицом по первому классу, т. е. превосходно. Земля маджента или капут-мортум, яркая. Забор ярко-серый с надписями. Еще такой же ярко-серый фон у картины «Франт». Улица, забор, лишь стол охряной, а сам франт в черном. На заборе барыня (бюст) на голубом вроде афиши. У солдата цигарка белая, рожа пьяная патетически.
В книге Маяковского, открытой на странице «Ларионов и Гончарова», написано, что парижане недооценили влияние русских художников на их искусство. А оно явно было. Цветистость полотен Ларионова и Гончаровой. «Карусельная красочность». Сам Пикассо не остался без их влияния.
Литографированные автокнижки к стихам Крученых, рис. Гончаровой. Две фигуры в рост подавальщицы в ресторане. Опять серое и черное… Солдаты в казарме. Хорошо решены голубые окна. Длинное масло — большое «Кафе», где земля решена хромом и оранжевым. Фигуры обчерчены мягкой сухой кистью (боннаровской). Цвет на них положен тоже очень мягко. Вдали зеленая вода и темно-голубое небо. Небольшая длинная темпера, наверное, на холсте. «Улица в провинции». Из репродукций выставлено: одна цветная — солдаты на красной земле; солдат без цвета. Рисунки, литографии, иллюстрации, вкусные, короткие.
Гончарова менее одарена в цвете — цветистости больше и грубости. Иногда достигает ковровой красоты (пейзаж с деревьями вроде Сарьяна), иногда впадает в некий мармелад, «лучизм» и прочую патоку. Но выбрать из нее красоты можно много.
Анимаису я на выставке не встретила, погода голубая. Я пленилась Таганским районом и пошла гулять как в старину по переулкам, по лестницам. Попадались церковки еще не виданные и желтые ампиры. На углу Тетеринского переулка ампир, дальше классическая охряная больница со странным названием: имени «Медсантруд». Спустилась закоулками и дворами к Яузе. XVIII века колокольня: белое выделено ярко-зелено-голубым на голубом небе. Сильнее неба. Во дворе еще не закончена реставрация ротонды. Дальше в переулке с Яузского бульвара высокое нарышкинское барокко, белое с кирпично-красным. Но самое интересное, когда стала (уже усталая) подниматься обратно на Таганку по Ватину переулку, это XVI–XVII века две церковки. Одна с колокольней. Лестницы и гульбища (рисуночки в тексте). Там помещается студия «Диафильм». Дальше идет улица Володарского до Таганки, а в переулке очаровательная игрушка XVII века — церковь Успения в Гончарах. Я ее когда-то рисовала. А в глубине переулка — высокая розово-фиолетовая, с клизмами вместо главок, с крестами. На улице Володарского один чудный дом, охряный с чердаками и вышкой (рисуночек). Лучше этой церковки XVII века Успения, пожалуй, не найти.
29.9.1965. Вчера вечером пришла Катерина с Лидой за деньгами. А потом Денисовский, а потом я не смогла заснуть, и сегодня жить тяжело, хоть погода по-прежнему голубая, и ходила в Детгиз, в кассу. И на выставку дипломантов без пальто. Дипломы давали неделю тому назад. Царствовала Анимаиса в белой кофте; рукоплещет длинными ладошками и улыбается самозабвенно. Наверно, ей одной вся эта процедура приятна. А я после бессонной ночи.
Сегодня на выставке суета, еще не готово. Гигантомания графики станковой. Моих картинок не повесили. А мне было именно их-то и интересно посмотреть.
11.10.1965. Первый снег. Утром даже не таял. Метель. Чудо как хорошо было гулять и смотреть на листья деревьев под снегом.
Анимаиса принесла Кафку. Сборник изд. Прогресс.
«Вдобавок я люблю даже не тебя, а мое, через тебя мне подаренное бытие». Письма к Милане. Самый сочный рассказ — «Сельский врач», похоже на Марка Шагала. «Охотник Гракх». Слово «Гракх» по-латыни из тех же букв, что и «Кафка». Такой многозначительный перевертыш.
12.10.1965. Снег лежит и не тает. Поеду-ка я за город. Была. Потом написала букет ромашек на снежных елках из окна дачи.
19.10.1965. Были с Н. В. в Музее имени Пушкина на Лувре. Ничем не восхитилась, не потряслась. Самое интересное был народ. Нафталинные старушки. Я нарисовала из угла.
20.10.1965. Данте я бы могла иллюстрировать. Мне даже нравятся его стихи. Я кое-что выписала. Ад. Немного смешной. Вот Шекспир мне чужой.
На днях у нас был Костин. Рассказывал о посещении измайловских художников Генрихом Бёллем («Глазами клоуна»). Но ему же понравился Поляков — спекулятивный очень умелый художник. И крест с революцией, реминисценции. Капнул и что-то понял — казалось, когда читал. Ничего не понял — подумалось мне, когда слушала этот рассказ Костина. Спекуляция на старомодном образе эпохи Блока. Да и идейка-то дешевенькая. Хорошо, наверное, когда писатель интересуется пластикой, но не встречала понимания. Гаршин, Золя, Бальзак… Тля! Еще вызывает недоумение и любовь Дороша к Фаворскому в одном букете с иконой. Вечером у нас были художница-собирательница керамики И. Ал. и музейный собиратель в Каракалпакии, и Дорош. Я эту идейку сказала. Со стороны Дороша — парадокс, со стороны Н. В. — издевательство. Гости умные, молчали; может, мне сочувствовали.
24.10.65. Пошли в гости к Костиным. Подморозило. По черному небу белые ватные бегущие облака. Звезды в провалах где-то очень уже далеко. Сухенькие, маленькие. У меня грипп.
29.10.65. Сегодня грипп вроде бы меня оставил. Долечиваюсь аспирином с горячим грогом на ночь. Днем алоэ в нос и в рот. Приходила вчера Ан., были и Дороши.
Читала статью его в «Юности», 10, о древностях. «Древнее и великое искусство» — так называется. 4 цветных иконы во всю страницу. Статья очень теплая и доступная. Хороши цитаты из Алпатова про победоносца.
На щите у Георгия солнце с ликом — может, это во лбу солнце, по словам Алпатова. Эта догадка очень интересная. Конечно, не обязательно солнце во лбу, может быть и где-нибудь около.
31.10.65. Грипп переломился. Но опять перестала спать.
2.11.65. Выборы в Москве.
