Нам удалось перебраться через мост, когда еще горели фонари. Едва мы вышли на набережную, свет погас — это прекратила работу электростанция Боулдер-Дам. На город надвигалась страшная черная туча, быстро закрывающая звезды. Потом наступил полный мрак, ветер, пыль, слепящая глаза, вспышки и грохот разрывов над головой. Как добрались мы до консульства? Теперь я не могу даже представить себе это кошмарное блуждание по городу, оно как-то выпало из памяти. Мы понимали одно — если мы не доберемся до своих, то погибнем. Мы падали на землю от изнеможения, потом поднимались и снова шли, разыскивая скрывшееся в непроглядном мраке здание консульства.

Наши тела пронизывали незримые молнии. Но сильнее страха перед силами смерти и разрушения был наш гнев на тех, кто обратил эти силы против миллионов человеческих жизней. Нам казалось, что все вокруг нас — гибнувший город, опустевшие громадные здания, люди, в панике бегущие сквозь непроглядный мрак, все призывает к возмездию. Это не должно повториться! И чтобы это не повторилось, безумцы, совершившие страшное преступление против человечества, должны ответить перед совестью мира».

Поезд влетел в океан яркого света. В окна ворвались ликующие лучи солнца. Юрий посмотрел на часы. Да, прошло всего две минуты, за это время он прочитал весь Зоин очерк — пока поезд шел от университета до станции «Ленинские горы».

— Здорово! — одобрил Ярослав. — Молодец Зоя!

От станции «Парк культуры» шли пешком. Ярко светило солнце, по бездонной голубизне неба барашками бежали мелкие кудрявые облака. В воздухе плыли тонкие нити отцветших тополевых сережек.

В вестибюле больницы было прохладно и тихо. Сестра на вопрос об Андрее ответила уклончиво. «Больной слаб, не стоит его утомлять. Принимаются все меры. Ну, почему обязательно умрет? Выздоровела же ваша подруга. Сейчас она выйдет. У нее мать. Подождите здесь».

Зоя в белом платье, с прозрачным белым шарфом на пушистых волосах казалась олицетворением весны. Ее лицо и глаза сияли.

Она бросилась на шею к Майе. Лепестки пионов посыпались на пол.

— А как Андрей? — спросила Зоя.

— Ему еще придется задержаться, — ответил за всех Ярослав.

Зоя крепко пожала руку Юрию и внимательно посмотрела ему в глаза.

— А это моя мама, — сказала она, оборачиваясь. Мать Зои смотрела на Юрия открытым и ясным взглядом. По улыбке Юрий узнал в ней Зою.

— Вас можно называть Юра? — спросила она.

— Да, конечно, — ответил Юрий, смущаясь.

Он хотел передать Зое газету с ее очерком, но в ее руках уже была «Комсомольская правда», и Ярослав торжественно провозгласил:

— Приветствуем и поздравляем новорожденного литератора.

Майя добавила:

— Ну просто замечательно, Зоечка!

Машина попалась огромная, с откидными местами. Зою с матерью усадили на задние сиденья, Юрия — рядом. На откидные сели Ярослав и Майя, Тоня — рядом с шофером. Кабина наполнилась запахом пионов. Зоя внимательно читала свой очерк и подняла глаза, только когда машина мчалась через мост.

— Как хорошо! — вздохнула она, опуская газету на колени, словно в ней говорилось не о страшной катастрофе, а о чем-то приятном и радостном. Юрий понял, что ей приятен и радостен сам факт ее выступления в газете, перед миллионами людей, которые будут читать этот очерк, приятно и радостно чувство общения с людьми и воздействия на их разум и чувства.

Зою поместили в общежитии центрального корпуса на двенадцатом этаже. Комната выходила на северо-запад. В окно виднелась Москва, залитая июньским солнцем.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула с восхищением Зоя.

Она подбежала к столу, погрузила лицо в пышные лепестки темно-красных пионов.

— Какой дивный запах! — она восторженно улыбнулась. — И записка! Смотри, мама, записка! «От сотрудников кафедры космической биологии — с горячими поздравлениями нашей дорогой воспитаннице». И подписи: профессор Брандт. Подумай, мама, сам Всеволод Александрович! Грибукина!.. И Штейн!

О, наверное, это его затея.

Она покачала головой, бросила записку на стол и опустилась в кресло.

— Устала! — сказала она смущенно.

— Теперь отдыхай, — сказал Ярослав. — Вечером придем поздравлять с новосельем.

— Только обязательно! — ответила Зоя. — Мы будем вас ждать.

Девушки остались в общежитии. Ярослав заторопился на кафедру.

— Что ты, чудак, там делаешь? — удивился Юрий. — Через два дня государственные экзамены и выпуск, а ты целыми днями торчишь в лаборатории со своими культурами. Чего ты добиваешься? Опять какое-нибудь открытие?

— Да так, хочется кое-что уточнить, — уклончиво ответил Ярослав.

— Уточнишь, когда вернешься на работу. Зачем же сейчас выматывать силы, когда нам через неделю-две разъезжаться в отпуск перед выходом на работу?

Ярослав покачал головой.

— Я не пойду в отпуск. Буду работать. Юрий в удивлении остановился.

— Да что с тобой! Ты все еще думаешь, что открыл средство от рака?

— Ну, открыл, не открыл, а дело стоит того, чтобы пожертвовать для него отпуском, — Ярослав нахмурился.

— Не понимаю, что для этой проблемы значат полтора-два месяца. — Юрий пожал плечами.

Ярослав молча посмотрел на него сквозь очки. Они стояли во дворе главного здания — две крохотные фигурки на дне глубокого колодца, окруженного уходящими в небо громадами стен.

— По-моему, сейчас дорог каждый день, — сказал Ярослав с упреком. — Ты подумай только, что сейчас делается на Земле... И может быть, не только на Земле... — Юрий посмотрел на него с недоумением. — Не только на Земле, но и во всей биосфере, — неловко поправился Ярослав.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно сказал Юрий. — Ступай твори. Может быть, тебе помочь?

— Нет, не нужно.

Они расстались у входа в старое здание биофака. Ярослав быстрой, стремительной походкой вошел в лабораторию. Юрий долго смотрел ему вслед.

«Что-то он скрывает, — думал он. — Но что?»

Юрий часто вспоминал этот разговор с Ярославом: он ясно видел громады стен университетского здания, уходящие высоко в небо, квадрат внутреннего двора и. посреди него — две маленькие фигурки, яростно спорящие о своем месте в великой битве науки против лучевого бедствия.

«Неужели студенческой дипломной работой можно решить проблему, над которой безуспешно бьются тысячи квалифицированных ученых?» — подумал тогда Юрий, и потом, вспоминая, он каждый раз испытывал колючий стыд за эту мысль.

Необходимо было что-то предпринимать. Но что? Болезнь Андрея беспрерывно возвращала Юрия к этой мысли. Он понимал, что направление работ Брандта его не удовлетворяет и потому ничего путного, по крайней мере в ближайшее время, он не сделает. А для самостоятельных исследований — Юрий понимал это с полной отчетливостью — его собственных сил было явно недостаточно.

И только перед самыми государственными экзаменами мучения Юрия стали меньше. В состоянии Андрея неожиданно наметилось улучшение.

«Кажется, Славкиным лейкоцитам конец, — сказал он при последней встрече. — Вот уж не думал, что мой организм справится с ними!» Государственные экзамены прошли хорошо. Диплом с отличием Юрий не получил только из-за четверки за дипломную работу. Но это, собственно, не имело никакого значения. Всех девятерых, окончивших по кафедре космической биологии, направили в лабораторию космической биологии Академии наук, как и было задумано при организации кафедры. Все вновь организованные экспериментальные кафедры биофака готовили специалистов для одноименных лабораторий и институтов академии.

Перед уходом в отпуск надо было побеседовать с профессором Брандтом, чтобы определить круг предстоящих обязанностей и направление работы.

— Ну-с, каковы ваши планы и надежды, Чернов? — спросил Всеволод Александрович, ласково смотря на Юрия внимательным взглядом светлых глаз.

Этот взгляд всегда обескураживал Юрия. Он понимал, что манера обращения Брандта со студентами выработана длительным и упорным воспитанием, в котором главное заключается в умении выражать приязнь и интерес к своему собеседнику. И, понимая это, он не мог освободиться от ощущения, что действительно приятен и интересен профессору.