Вскоре в жизнь Леонтьева вошла и женщина – Зинаида Яковлевна Кононова. Он познакомился с ней в первый свой студенческий год. Она была немного старше Константина, не слишком красива, но кокетлива, неглупа, изящно одевалась и сразу обратила на себя внимание молодого человека. Спустя годы он вспоминал ее прекрасные серые глаза… В леонтьевском романе «В своем краю» один из персонажей описывает свою возлюбленную: «Она была старше меня двумя годами, хитра, упорна, тщеславна и старалась скрыть свое тщеславие, – речь явно идет о Зинаиде. Поскольку девушка тоже выделила стройного красивого юношу из круга своих поклонников, то довольно скоро они стали часто видеться, но отношения их в первый год оставались неопределенными, хотя и с нотками взаимного сексуального интереса.
Леонтьев был заинтригован и увлечен. Тем не менее, когда однажды Зинаида, капризно надув губки, спросила Леонтьева:
– Вы кого больше любите – меня или своего противного Георгиевского? Только правду говорите!
Леонтьев ответил:
– Если правду – Георгиевского… Разве может молодая девушка понимать то, что он понимает?
Этот эпизод потом нашел свое место в «Подлипках» – в разговоре Володи Ладнева с Софьей Ржевской. Женщины никогда не занимали слишком большого места в душе Константина – наверное, потому он и пользовался у них таким успехом.
10 июня 1850 года Леонтьев поехал в Кудиново на летние вакации. А следующий учебный год в Москве стал решающим в жизни Леонтьева, – он стал писать. Причем он сразу, практически одновременно, стал писать большой роман, пьесу и поэму! Но меланхолия его от этого не стала слабее. «В 51-м году мне стало до того… уже грустно и больно, что я вовсе перестал понимать веселые стихи, веселые сцены и т. д… Я только понимал страдальческие болезненные произведения»[32], – вспоминал Леонтьев. Именно в таком состоянии он прочел «Записки лишнего человека» Тургенева. Он читал их в трактире «Британия», и печальная история умирающего от чахотки юноши в прямом смысле заставила его плакать. Леонтьев был вынужден закрывать лицо книгой, чтобы не возбудить любопытства у других посетителей. Конечно, он увидел в тургеневском лишнем человеке себя, – сказалась и его боязнь чахотки, и неудовлетворенное самолюбие, и одиночество.
Зинаида Кононова не могла служить ему утешением, – отношения с ней тогда были «какие-то нерешительные, неясные, шаткие, и даже они причиняли больше боли, чем радости». Думая о ней, Константин любил повторять строки из стихотворения Ф. Клюшникова:
Я не люблю тебя, но, полюбив другую,
Я презирал бы горько сам себя.
Он испытывал горькое удовольствие, шепча себе: «Я не люблю тебя». Но каждый день он приходил в дом Кононовых, чтобы увидеть Зинаиду, – это стало для него потребностью. «Не видать ее день один было для меня тяжело»[33], – признавался Леонтьев. Она даже не казалась ему красивой, он видел недостатки ее внешности, но оторваться от нее Леонтьев не мог.
«Я был на втором курсе и очень много страдал в этом году…. Я был очень самолюбив, требовал от жизни многого, ждал многого и вместе с тем нестерпимо мучился той мыслию, что у меня чахотка»[34], – так описывал Леонтьев состояние, в котором он написал свое первое литературное произведение – пьесу «Женитьба по любви». «Несмотря на самые неблагоприятные и даже мрачные условия… в эту ужасную зиму из души моей каким-то неудержимым ключом и почти вдруг стало бить литературное вдохновение!»[35] – вспоминал Леонтьев.
Сюжет пьесы опять был во многом автобиографичен: речь шла о молодом человеке, Андрее Кирееве, живущем в Москве с теткой. Ему понравилась девушка, – молодая, хитрая, красивая, но бедная. Она пережила роман со своим кузеном – Буравцевым, который не захотел ни обольстить ее, ни жениться на ней. Буравцев хочет выдать кузину замуж за Киреева, – в отличие от реального Леонтьева, у Киреева есть небольшое состояние. Но Киреев и сам не знает, любит ли он девушку. Его друг, Яницкий (Леонтьев, как я уже говорила, не раз использовал эту фамилию), богатый, умный, но больной чахоткой и озлобленный на мир человек «от скуки проливает свой яд на раны беспокойного Киреева»[36] (какие-то черты характера Яницкого явно срисованы с Георгиевского). Яницкий уверяет Киреева, что тот вовсе не способен любить. В конце концов, Киреев, чтобы доказать Яницкому, что он способен на сильный поступок, делает девушке предложение. В последнем действии пьесы Киреев всячески мучит и свою новобрачную, и беззаветно любящую его тетку, ссорится с ними и вызывает на дуэль Яницкого – из чувства безысходности. Яницкий, несмотря на то, что храбр, отказывается от дуэли, – он понимает мотивы Киреева, и это моральное мужество друга-врага окончательно Киреева унижает…
Пьеса была основана на тонком анализе болезненных чувств героя, она явно не предназначалась для сцены – была «пьесой для чтения». Написав первые два действия, Леонтьев почувствовал облегчение – он будто выплеснул на бумагу собственные страдания. Когда пьеса была готова, он прочел ее двум своим товарищам – Георгиевскому и еще одному, которого называл в воспоминаниях «Ер-в». С него он списал внешность Яницкого из пьесы: Ер-в был светским человеком, имел деньги, прекрасно танцевал и ездил верхом, был насмешлив. Леонтьев вспоминал, что составил Яницкого из своей собственной телесной болезненности, светской внешности Ер-ва и ядовитости Георгиевского. Причем если Киреева (в котором тоже так много было от него самого!) Леонтьев презирал, то Яницкого любил и уважал…
Автобиографичность большинства литературных произведений Леонтьева очевидна, но биограф его неминуемо сталкивается с проблемой: насколько возможен перенос тех характеристик, которые даются леонтьевским героям, на самого автора? Даже в том случае, если Леонтьев сам (в письмах, разговорах с друзьями и т. п.) указывал на «родственность» персонажа, разумеется, тождества не было, – ведь его герой принадлежал иной, художественной реальности, с иной логикой и законами развития. В то же время, очевидно частичное совпадение автора и героя за пределами произведения[37], в пространстве реальной жизни, которым нельзя пренебрегать. Для Леонтьева такое совпадение чрезвычайно характерно, поэтому обращение к текстам его литературных сочинений не менее важно для понимания личности автора, чем письма, мемуары, автобиографии.
Леонтьев решился прочитать свое первое творение друзьям. Спустя годы он рассказывал[38], что после чтения Георгиевский, без своей обычной насмешливости, обнял его и сказал:
– Ну вот, Костя, на что ты жаловался? Вот тебе награда за все страдания твои – настоящий талант!
Ер-в поддержал его:
– Так странно видеть в близком знакомом такого даровитого человека! Я и не думал, что ты можешь так серьезно и хорошо писать!
Леонтьев обрадовался похвалам друзей, но понимал, что без поддержки в литературном мире пьеса вряд ли будет напечатана. Кроме того, ему хотелось услышать мнение настоящего литератора, – себе самому и друзьям он не мог полностью доверять. Кому же показать пьесу? Алексею Хомякову? Его сочинения не слишком нравились Леонтьеву. Михаилу Погодину? Он не был симпатичен Леонтьеву лично. Графине Евдокии Ростопчиной? Но ее стихи они так резко критиковали в беседах с Георгиевским… Александру Островскому? Он показался Константину «груб, мужиковат и горд»[39]… Больше всего Леонтьеву «за глаза» нравился Тургенев, но друг не разделял его мнения:
– Талант он и сам не первоклассный! Описания природы у него скучны… У гениального писателя описания никогда не бывают точь-в-точь как жизнь, – они должны быть или лучше жизни, или хуже ее. У Гоголя, например, они преднамеренно хуже, а Тургенев твой мелочно следует за жизнью…