— Ясно, — кивнул Гейман. — Но я бы внес поправку к вашему плану, господин рейхсарцтефюрер.

— Какую же? — Блюменталь вскинул на Геймана глаза. — Слушаю.

— Из чисто тактических соображений хорошо бы создать не один лагерь, а, скажем, три. Первый вот здесь, на болоте, у поселка Дерть, — Гейман указал кончиком карандаша точку на карте. — Второй — в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи. Третий на болоте, в двух километрах западнее деревни Подосинники. Тогда образуется более мощный эпидемический котел!

— Существенно! — одобрительно посмотрел на своего заместителя Блюменталь и добавил: — Надо как можно быстрее согласовать план предстоящей операции в главном штабе вермахта.

— Разумеется, — кивнул Гейман. — Эта оригинальная операция, назовем ее операция «Б» — в вашу честь, — несомненно, будет одобрена вермахтом.

— Благодарю, — поклонился Блюменталь. Он предпочел умолчать о том, что мысль о проведении акции принадлежала не ему, Блюменталю, а самому рейхсфюреру СС Гиммлеру. Но… к чему об этом распространяться?..

— Да, вот что, — Блюменталь потер пальцами висок. — Надо будет дать Гансу Штаркеру шифровку, пусть попросит Вершинина, чтобы и на этот раз он взял его на эпидемию. То, что генерал Вершинин будет тут, я не сомневаюсь. Представляю, какой информацией порадует нас доктор Штаркер на этот раз. Прямо сегодня, коллега, мы отправимся в Берлин на доклад. Самолет нас ждет.

Однако перед отлетом Гейман вдруг утратил приподнятое настроение.

«Что его тревожит?» — подумал Блюменталь, наблюдая за толстяком.

Словно угадав его мысли, Гейман сказал:

— Я опасаюсь, не сядем ли мы и с этой операцией в лужу? Кто знает, может быть, русские так же быстро ликвидируют эпидемический котел, как ликвидировали вспышку лихорадки Ку в прошлом году?!

— Во-первых, упаси бог напоминать об этом Герингу. Во-вторых, если генералу Вершинину молниеносно удалось поставить диагноз лихорадки Ку, то здесь им придется повозиться! Погасить эпидемию сыпного тифа, возникшую в концентрационном лагере, где сосредоточено тридцать тысяч человек, не так-то легко. Тут все будет наверняка! Мы поможем фюреру, а главное — проведем генеральную репетицию перед большой бактериологической войной.

— Дай-то бог! — облегченно вздохнул профессор Гейман.

Когда рейхсмаршал Геринг выслушал план операции «Б», уточненный на местности, он встал из-за массивного, под стать хозяину, стола и тяжело шагнул к карте, висевшей на стене кабинета.

Операция «Б» казалась рейхсмаршалу убедительной. Она действительно могла остановить советские войска на срок, необходимый для перегруппировки немецких войск в районе Полесья.

Рейхсарцтефюрер и профессор Гейман вышли из кабинета Геринга в хорошем настроении. План операции «Б» был утвержден.

Утром они вылетели в Полесье.

На фронте было затишье. С полевого аэродрома ехали по вязкой дороге. Смешанный с грязью мокрый снег налипал на протекторы.

Поглядывая по сторонам, Блюменталь и Гейман молча курили. После встречи с Герингом зловещая тишина на позициях действовала на них угнетающе.

Командующий армией, генерал-полковник барон фон Штрипке, подтянутый и энергичный человек лет пятидесяти, крепко пожал руки профессорам и пригласил их в уютный блиндаж. Здесь были собраны командиры армейского и танкового корпусов, командиры дивизий и полков, начальники штабов.

Представив их рейхсарцтефюреру, командующий дал краткую информацию об обстановке.

Привычным движением руки Блюменталь взял указку и подошел к карте:

— Мы отберем среди населения Гомельской, Могилевской и Полесской областей тысяч тридцать женщин, стариков, детей и разместим их в специальные лагеря. В районе местечка Озаричи, населенных пунктов Дерть и Подосинники. — Он провел указкой по названным местам. — Когда в лагерях произойдет заражение, наши войска отойдут на заранее подготовленные рубежи. А русские солдаты… — Блюменталь надменно улыбнулся, — они… как это сказать… мягкотелы: встреча — объятия, поцелуи… Это будет контакт с тифозными больными. Эпидемия перекинется на войска Рокоссовского, и наступление русских будет остановлено. Что касается нашего личного состава, который будет обеспечивать операцию «Б», все солдаты и офицеры будут обеспечены эффективными средствами против сыпного тифа. Будут вопросы, господа?

Вопросов не последовало, хотя, кажется, не все встретили с восхищением план операции «Б»… Это было заметно по недовольно нахмуренным лицам командиров некоторых дивизий и полков. Впрочем, это не смутило рейхсарцтефюрера. Командующий армией и командиры корпусов выразили явное одобрение, а мнение остальных ничего не значило… Следовало начинать выполнение плана.

Операция „Б"

Репродуктор на уличном столбе зашипел, потом послышался голос диктора:

— Граждане города Жлобина, германское командование направляет вас в глубокий тыл, потому как красноармейцы будут вас обстрелять из артиллерии и минометов. Мы желаем спасать вас от угрозы и эвакуируем всех. Можно взять с собой вещи. По пути вы будете иметь горячий пища. Слушайте немецки солдат, не скрывайтесь…

На улицах Жлобина появились солдаты — рослые, упитанные, совсем не похожие на тех фронтовиков в серо-зеленых шинелях, заросших и невзрачных, каких привыкли видеть жители. Эти были одеты в черное обмундирование. На высоких фуражках эмблема — череп и кости.

По городу пронесся тревожный слух: «Эсэсовские войска… Головорезы!». Испуганные люди прятались по домам, думая отсидеться до прихода Советской Армии, но эсэсовцы с помощью полиции начали повальный обход всех домов, пинками выгоняя на улицы детей, стариков, женщин.

Мальчики и девочки прижимались к матерям, друг к другу, затравленно озираясь на рассвирепевших фашистов.

Согнав огромную толпу на площадь, гитлеровцы подвергли людей сортировке. Молодежь — в сторону. Их должны были отправить на работы в Германию. Остальных оставили на площади.

Все ожидали, что после отбора молодежи, как это бывало раньше, старых да малых распустят по домам, но…

На станции уже стоял состав из полуразбитых товарных вагонов. Вот в него и загрузили несчастных. Отовсюду слышались крики, ругань, плач. Где-то на окраине, неподалеку от станции, занялось зарево пожара, робко окрашивая сумрачное мартовское небо.

Паровоз засвистел, толкнул вагоны и начал мерно отсчитывать стыки рельсов.

Лица окаменели, на глазах матерей застыли слезы. Старики ворчали и ругались от беспомощности и унижения.

— Они везут нас убивать! — сказал кто-то.

Утихший было рев детей вновь наполнил вагоны.

На второй день эшелон остановился на полуразрушенной станции.

К вагонам подошел худощавый офицер в фуражке с высоченной изогнутой тульей. Солдаты и полицаи вытянулись.

— Разгружать! — хриплым голосом приказал офицер.

На дверях загремели засовы.

— Выходи!..

Люди боязливо слезали из вагонов на землю, косясь на конвоиров, держащих на поводках рычащих овчарок.

Какая-то женщина, прижимая к груди ребенка, побежала прочь. Но не успела она добежать до платформы, как раздался треск автоматной очереди…

Согнав людей к полуразрушенному станционному зданию, охранники проявили «заботу» об узниках — отобрали вещи и продукты.

Через полчаса колонна растянулась длинной лентой, направляясь к далекой кромке леса. Шли трудно, увязая в липкой, холодной грязи, ощущая холод и сырость сквозь чулки и рваную обувь.

Еще не скрылась из глаз станция, как послышались выстрелы. Стреляли в отстающих.

Шли долго. Торопясь до наступления темноты пригнать колонну к намеченному пункту, фашисты зло подгоняли людей. Мальчик лет шести устал, остановился. Фашист застрелил его…

Старухи заголосили:

— Ироды!

Таким же образом сгоняли стариков, женщин, детей и из других городов и сел Белоруссии, вели их в намеченные концентрационные лагеря.