На втором участке тоже имелись столбы, к которым привязывали обреченных на гибель.

— Сюда, — пояснил Гейман, — мы сбрасываем с самолетов контейнеры с зараженными блохами. Вы, очевидно, заметили, господин генерал, что в первом отсеке стоят целые батареи бочек с дезинфицирующими веществами, а здесь, во втором отделении, поскольку мы имеем дело с зараженными насекомыми, расставлены бочки с инсектицидами, то есть веществами, уничтожающими насекомых. После экспериментов мы наводим на полигоне порядок, — уничтожаем всю микрофлору и насекомых. Профилактика прежде всего.

Прошли в третий отсек: и здесь стояли столбы с привязанными к ним людьми.

— Откуда вы их берете? — поинтересовался Келлер, пристально рассматривая прикрученного к крайнему столбу изможденного мужчину лет тридцати со спутанными волосами и бледным лицом, искаженным болью и ненавистью.

— Это — русские военнопленные. Рейхсфюрер СС Гиммлер дал распоряжение поставлять нам подопытных прямо из лагерей.

— Хорошо, — кивнул Келлер и, подойдя ближе, впился ледяным взглядом в глаза человека, надеясь увидеть в них испуг или мольбу о пощаде. Но пленный не доставил генералу СС этого удовольствия. Его черные глаза горели такой ненавистью, что Келлер невольно отступил.

Профессор Гейман спокойно продолжал:

— Здесь мы распыляем аэрозоли с болезнетворными микробами.

О том, что жертвы подвергались и другим экспериментам, профессор умолчал. Впрочем, это само собой разумелось.

— Что ж, откроем огонь по целям?

Блюменталь взглянул на генерала СС. Тот поморщился: он вдруг утратил охоту наслаждаться кровавым зрелищем.

— Увы, я тороплюсь, господин рейхсарцтефюрер, — искоса взглянул он на Блюменталя. — Прошу извинить.

Блюменталь и Гейман понимающе переглянулись.

Когда генерал Келлер уехал, Блюменталь обратился к Гейману:

— Продолжим работу.

Они спустились в укрытие, и Гейман нажал на одну из кнопок. Через несколько секунд стены убежища затряслись от разрыва мин. Но огонь так же быстро прекратился, как и начался.

Врачи и солдаты-эсэсовцы, обслуживающие полигон, бросились к людям, привязанным к столбам, и стали заносить окровавленные жертвы в санитарные машины.

Экспериментальная клиника с боксами для различных инфекций напоминала скорее конюшню со стойлами, чем клинику: полы — цементные, со стоками, окна заделаны решетками. Правда, койки в боксах были с матрацами и простынями. Надо же создать минимальные условия для микстов — раненых и одновременно зараженных, — чтобы сохранить их жизнь на то время, которое требуется для изучения инфекции.

Сегодня профессора интересовало, как протекает у подопытных кожная форма сибирской язвы, возбудители которой попали в их организм вместе с осколками.

Блюменталь и Гейман сразу обратили внимание на раненого с забинтованной грудью. Только что доставленный с полигона, он был очень бледен, а когда с него начали сдирать бинты, побледнел еще больше. Пульс на его восковидной руке едва прощупывался.

— Прикажете в операционную, господин профессор? — спросил Геймана молодой хирург. — Подопытному необходима срочная операция.

— В крематорий! — бросил Гейман. И строгим голосом добавил: — Вы, очевидно, забыли, коллега, что эта партия подопытных должна показать, как быстро развивается симптоматика сибирской язвы. В частности, сибиреязвенный карбункул. А вы, кажется, намерены возиться с подопытными, лечить их, отвлекаться от основной работы? Займитесь легкоранеными! А этого в крематорий, сейчас же!

Блюменталь одобрительно кивнул:

«Профессор Гейман прав. В конце концов, здесь не благотворительная больница, а экспериментальная клиника…» Подумав так, он не мог не вспомнить слова рейхсфюрера СС Гиммлера, произнесенные им как-то на собрании высокопоставленных нацистов: «…Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для нас: честными, порядочными, верными мы обязаны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому. Живут ли другие народы в довольстве, или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует».

В данном случае, — подумал Блюменталь, — мы точно придерживаемся этой формулы. Смотрим, как развиваются симптомы сибирской язвы, а затем пускаем зараженных в расход…

…Вернувшись в Берлин, Геринг встретился с Гитлером.

— Мой фюрер, скоро мы обрушим на врага всю мощь бактериологического оружия! — начал доклад рейхсмаршал, но осекся, заметив сдвинувшиеся брови Гитлера.

— Когда именно? Когда? — нетерпеливо крикнул Гитлер.

Уклоняясь от точного ответа, Геринг начал подробный рассказ обо всем, что увидел в институте.

Гитлер отчужденно смотрел на рейхсмаршала, не находя в его докладе того, чего он так ждал, — определенности. Для восстановления сильно пошатнувшегося положения на Восточном фронте фюреру срочно требовалось оружие массового поражения. Но физики затягивали изготовление атомной бомбы, а бактериологи тянули с новыми возбудителями…

— Удары! Массированные удары сверхмощными бомбами при взаимодействии с бактериологическим оружием — вот что мне сейчас нужно!

— Мой фюрер, я понимаю…

— Так действуйте! Торопите ученых, рейхсмаршал. Ведь я наделил вас всеми полномочиями. Действуйте.

— Слушаюсь, мой фюрер!

Пока происходил этот разговор, по другую сторону фронта советские военные врачи, обнаружив причину вспышки лихорадки Ку, перевели всех больных из наспех сколоченных бараков в утепленные госпитальные палатки. Территория бывшего концентрационного лагеря была очищена от мусора, бараки снесены.

Никто из зараженных уже не терял сознания. Снижалась, приближаясь к норме, температура. С каждым днем ослабевали головные боли. Кое-кто начал выходить на воздух.

Стояли темные осенние ночи. Вокруг было тихо, только время от времени, далеко за Лиманом, слышались орудийные гулы. Линия фронта уходила на юг.

План операции «Б»

Блюменталь и Гейман курили в просторном помещении конторы Полесского лесничества.

Стоял март 1944 года. Нависшие на ветвях деревьев комья снега таяли. Следы, оттиснутые сапогами солдат, темнели и наливались водой.

Обстановка на этом участке фронта была крайне тяжелой, и профессорам было не до ранних запахов весны.

Суховатое лицо Блюменталя было озабочено. Еще бы!..

Они прибыли в Белоруссию по приказанию рейхсмаршала Геринга. Пора применить бактериологическое оружие, хотя бы локально. Пусть не чума и не туляремия, но и сыпной тиф может создать эпидемический котел, задержав наступление русских на какое-то время!

Настоящие же чумные атаки с воздуха, по замыслу рейхсарцтефюрера, можно будет начать после этой проверки!

Блюменталь наклонился над картой и некоторое время молча изучал квадрат, расположенный близ переднего края немецкой обороны, — огромное болото.

— Так вот, коллега, — сказал он наконец, подняв голову. — Меньше всего нужно надеяться на то, что наши войска в этом месте удержат свои позиции. Так сказал мне командующий армией генерал-полковник барон фон Штрипке. Следовательно, именно здесь мы применим бактериологические средства и вызовем в рядах противника эпидемию сыпного тифа. Причем, сыпной тиф напустим на людей не через естественные пути передачи — через вшей, а со специальных самолетов. Будем распылять сухую или жидкую рецептуру — риккетсиозную. Ваши экспериментальные данные, профессор, — взглянул он на Геймана, — показали, что можно применить воздушным путем и возбудителей риккетсиозных заболеваний. Вот и применим риккетсии Провачека — возбудителя сыпного тифа.

— Сразу в войсках противника? — с недоумением спросил Гейман.

— Нет, зачем же. Это не даст эффекта. Насколько мне известно, в советских войсках нет вшивости. Для этой цели будет создан мощный концентрационный лагерь, в который в короткий срок сгонят тысяч тридцать местного населения — стариков, нетрудоспособных женщин, детей. Лагерь будет на болоте. Распылим с самолетов возбудителей сыпного тифа, а недели через две созревшая эпидемия перекинется на наступающие соединения 1-го Белорусского фронта. Русские войска неизбежно войдут в контакт с заключенными. Вы представляете, что получится? У согнанных в холодное болото людей, не имеющих мыла, чистого белья, горячей воды, вшивость разовьется в таком количестве, что захлестнет всех вступивших с ними в контакт. В середине марта войска нашей армии отойдут из района Озаричи на запад, на заранее подготовленные рубежи, а солдаты и офицеры наступающих частей Рокоссовского качнут падать, как листья осенью!