Поднимаясь после ужина на второй этаж, Рин заметила на стене нечто странное. Стена была увешана картинами, но одна притянула взгляд девушки так, что она даже остановилась. А пожалуй, даже три…
Это был триптих. Слева была изображена девушка в синем платье, расшитом золотом, с золотым же поясом. Она держала арфу. Хотя волосы у девушки на картине были не русые, а золотистые, да и выглядела она лет на семнадцать-восемнадцать, всё же Рин отметила в ней сходство с собой – разрезом и выражением глаз, ищущим и беспокойным, но решительным лицом.
В центре, вполоборота к зрителю, стоял человек в зелёном, скрестив руки на груди – так он удерживал книгу и свиток. Его взгляд был обращён вдаль и от этого слегка затуманен. Один рукав – слегка испачкан чернилами и песком. «Поэт», – догадалась Рин. «Где-то я уже видела похожую картину, это точно поэт! На другой он держит перо, а на столе лежит флейта…»
Справа же сидела черноволосая женщина средних лет в мужской одежде, с пяльцами в руках. Рядом с ней была корзиночка шёлковых клубков.
– Если вложить всю душу в своё творение, оно оживёт. И принесёт счастье создателю… - донёсся откуда-то справа мягкий спокойный голос. – Не хотите ли услышать историю со счастливым концом, юная кири?
Девушка осторожно повернулась на голос. В пяти шагах, у окна, на стуле сидел Игнациус. Рядом стоял ещё один стул.
– Историю? Не сказку? – удивлённо спросила она.
– Именно историю. Присядьте, она достаточно длинна, хоть ещё не закончилась.
– Как это? – Рин в недоумении подошла и села на свободный стул. – Я не совсем понимаю…
– Вас ведь заинтересовали три картины: метафора поэта. Художника и музыканта. Это так? – маг улыбнулся.
– Да, это правда. Это три части одной картины?
– Вы угадали. Я хочу поведать вам историю той, что её написала.
– И она ещё не закончилась?
– Да. Все герои сейчас в добром здравии и счастливы, поверьте. Злодеи же получили справедливое возмездие. А это нечасто происходит, не так ли?
– Расскажите. – Рин навострила уши и уставилась на мага в полутьме.
– Извольте. Затем вы узнаете то, что касается уже лично вас.
– Я готова слушать.
Маг извлёк из сумки конверт и рукопись, перевязанную тесьмой. На первом листе было написано:
История Глори из Мерока.
Глава 5. Ничто не случайно
Холодный осенний день. Небо затянуто тучами. Ни одного солнечного луча – городская улица серая, как никогда. Пройдя по ней, можно увидеть городской рынок. Люди кутаются в плащи, стараются до дождя найти необходимое. У одной из стен разместился небольшой стол с вышитыми картинами. Рядом с ним - несколько холстов в простых рамах, прислонённых к стене. А вот и художница – за мольбертом, на шатком табурете. На рукаве куртки виднеется нашивка одного из казначейств. Лицо печальное, как будто отражающее суть погоды – без надежды на солнце.
По одному из переулков, нагруженные книгами, пробираются двое: поэт, примерно двадцати шести лет, и девочка-подросток. Идут медленно, часто останавливаясь, рассматривают всё вокруг. Поэт что-то говорит своей спутнице, та внимательно слушает и изредка что-то отвечает. Беседа напоминает урок. Давайте прислушаемся: может, узнаем что-то важное для нас.
– Самая большая опасность для поэта, наряду с гордыней – это творить без сердца, без души, ради нескольких золотых приукрашивать пороки и чернить добродетель. Вам, должно быть, известны образцы подобного творчества.
– Да, известны. Я поняла вас, дорогой брат, – тяжёлые книги оттягивали девочке руки. Их было всего три, но довольно внушительных. Утешало то, что поэт нёс пять. И в придачу – запас пергамента и чернил. – Вы уже сказали, что поэт должен замечать всё, потому что каждая деталь может стать решающим штрихом, способным передать суть образа. А что можно сказать о человеке, который не находит понимания в семье? Может такой человек творить?
– Опираясь на знакомые образы – может… Если найдётся хотя бы один человек, которому будет небезразлично творение. Впрочем, вы натолкнули меня на интересную мысль. – Поэт остановился и строго взглянул на девочку. – Как вы думаете, чем отличается гениальность от таланта и талант – от посредственности? Опытом? Навыками? Или все три состояния – врождённы?
– Признаться, в детстве я думала, что они врождённы, но сейчас понимаю, что ошибалась… - смутившись, сестра умолкла.
– Вот к какому выводу я прихожу. Обыватель ограничен чужим мнением – родных, друзей, товарищей по цеху и тому подобных. Сотворить что-то новое ему не хватает смелости – а вдруг пострадает его репутация? Не таков талантливый человек. Если у него есть возможность – он проявит свой талант. Но и его могут ограничить законами жанра или стиля. Кроме того, талант может проявляться стихийно – сегодня есть, а завтра пары деталей не можешь связать без усилия… Ах, простите. Я имел в виду, что просто талантливый человек может зависеть от настроения. В одно время он может загореться идеей, а чуть погодя – опустить руки…
– А что же отличает гениальность от таланта? – напомнила девочка. – Ринглан, вы ведь к этому вели.
– Да, Синтия. Сейчас мы к этому подойдём. Как я уже сказал, талантливый человек подвержен влиянию настроения. Его может швырять от уверенности к унынию. А непризнание может даже сломить. Гений тем и отличается от таланта, что у него есть смелость в своих произведениях открыть душу. Всё равно, как примут его обыватели – он будет снова и снова стараться донести свою мысль до людей. Полезную критику он примет с благодарностью, а всяческое злословие пропустит мимо ушей. Гений прежде всего честен – перед собой и другими. И поэтому он всегда трудится – будь то музыкант, художник, учёный, маг или поэт. Трудится и вкладывает в работу душу. Только тогда песня воодушевляет, картина – оживает, а заклинание – становится настоящим заклинанием, а не мёртвым набором слов. Хотите увидеть талант? Сейчас увидите. Талант, усердно работая, может стать гением. Но без усилий есть опасность превратиться в посредственность и бездарность. Верьте в свои мечты, ищите путь их воплощения – только тогда вы проживёте жизнь по-настоящему. – Поэт перевёл дух и добавил: – И главное – гений не зависит от мнения ограниченного большинства. Это значит – то доброе, что он посылает миру, переживёт его…
Пока длился этот монолог, герои вышли к рынку. Людской поток постепенно редел. На город наползала большая грозовая туча.
– Значит, гений выше толпы… А талант мы сейчас увидим? – Синтия посмотрела на небо. – Погода портится…
– Думаю, погода нам не помешает. – С высоты своего немалого роста Ринглан уже видео стол, картины и мольберт. – Не отставайте.
– Стараюсь… – Девочка перехватила книги поудобнее и заспешила вслед.
Подойдя к мольберту, поэт приветствовал художницу:
– Доброго дня, сударыня. Надеюсь, мы вам не слишком помешали?
– Нет, отчего же. – Она отложила кисть и встала, оказавшись на голову ниже Ринглана. – Я видела вас вчера. Вам показались интересными мои картины?
– О да. Поэтому я пришёл не один. Нужно сказать, что не каждый день можно увидеть такие чудные образы, – он показал на картины, – запечатлёнными. Позвольте представиться – моё имя Ринглан. А это Синтия – она сочиняет песни, в том числе и на мои стихи.
Девочка поклонилась.
– Глори. Одна из казначеев, которых так много в этом городе. – Художница с грустью показала нашивку. – Сегодня у меня свободный день. А поскольку дома моих картин видеть не желают, пытаюсь их продать – хоть какую-то пользу принесут…
– Как же так? – Ринглан ещё раз оглядел картины, замечая, с какой старательностью прорисованы детали. Быть может, не всегда удавались некоторые пропорции, перспектива или свет, зато одежда персонажей поражала красотой орнамента. Лица, в большинстве случаев, были мягкими и добрыми – как бы светились изнутри. Впечатление усиливали глубокие глаза. – Неужели вы не находите поддержки – с таким талантом?
Глори горько усмехнулась:
