В конце концов, в 34 г. до н. э. Антоний грубо пренебрег римскими интересами на Востоке и попытался создать для себя и египетской царской династии великое царство Птолемеев. Само собой разумеется, Клеопатра получила титул «царицы царей», а ее соправитель Цезарион (сын Цезаря), который выдавался за законного сына Цезаря, стал «царем царей», что возвысило его над всеми монархами Востока. Рим всегда снисходительно позволял вассалам забавляться ничего не значащими титулами. Но теперь с Египтом объединились не только Кипр и часть Сирии (Келесирия), но и в качестве «дара» Антония его несовершеннолетним детям от Клеопатры — Армения. Мидия и вся территория по ту сторону Евфрата были отданы царю Александру Гелиосу. Кирены — его шестилетней сестре-близнецу, а Финикия, Киликия и Сирия (до Евфрата) — двухлетнему царю Филадельфу. Благодаря широте натуры римского императора и триумвира восточное царство Птолемеев расширилось, как никогда раньше в своей истории. Когда Антоний дал указание своим сторонникам, консулам 32 г. до н. э., наряду с оглашением своего решения сложить полномочия триумвира, если Октавиан сделает то же самое, еще и содействовать утверждению в сенате его дарений, он неправильно оценил из Александрии настроения в Риме и явно не видел в своих действиях «оскорбления» национальной чести. Позже новый Цезарь, естественно, уничтожил господство Птолемеев, а на Востоке применил тот же метод, которым его вооружила римская традиция, и управлял пограничными территориями через зависимых царей или городское правительство.

Уже на первом заседании сената в 32 г. до н. э., на котором все услышали о предложении Антония отречься от звания триумвира, но ничего — о его «дарениях», начались нападки на Октавиана, ответившего на них привычным способом — террором. На следующем заседании сената он появился в курии в сопровождении вооруженных солдат и открыто пригрозил одному из консулов. Результат этих запугиваний не заставил себя ждать: законное «правительство» в лице обоих консулов увидело единственный путь спасения в бегстве в Малую Азию к властелину Востока. Бегство 300, а возможно, и 1000 сенаторов доказывает не только тот факт, что они осознавали свой долг перед Антонием, но также и то, насколько неправдоподобной казалась им травля Антония, «спившегося раба любви к египетской царице, восточного обожествленного царя и предателя римских интересов». Даже если они и не одобряли его любви к Востоку и Клеопатре, а также его территориальные дарения, многие сенаторы выбрали горькую участь эмигрантов и риск принять участие в гражданской войне на неправой стороне, потому что они ненавидели Цезаря или слишком ему не доверяли.

Бегство такого большого числа представителей ведущего сенаторского слоя, который мог бы оказать сопротивление националистическому походу Октавиана, как это показал крах политики примирения 36 г. до н. э., было для него тем более благоприятным, что Антоний не смог использовать в пропагандистских целях присутствие консулов, а следовательно, Римского государства и значительной части сената. Теперь разрыв стал окончательным. Летом 32 г. до н. э. Антоний был лишен всех своих должностей. Пришло время заговорить оружию. «Злой демон», Клеопатра, изображалась в самых мрачных тонах — как национальная опасность для Рима. Отголоски этой пропаганды мы находим позже, после Акция, у Проперция, Горация и Вергилия: будто бы планировалось разрушить Капитолий, превратить Тибр в раба Рима, заменить Рим Александрией! Находясь на Востоке, Антоний был бессилен против этих патриотических лозунгов. Насколько он уступал умному и беспринципному диктатору Запада, как наивно, не осознавая того, он давал ему в руки козыри, свидетельствует политическая глупость, которую он совершил именно в этот критический момент подготовки к войне: он послал составленное по всей форме письмо о разводе Октавии, сестре Октавиана. Таким образом, действительно создавалось впечатление, что он окончательно попал в любовные сети египтянки Клеопатры. Разве для простодушных людей это не было подтверждением надвигающейся с Востока опасности? И как легко мог брат нажить политический капитал на оскорблении сестры, и какое сочувствие вызывала благородная, отвергнутая Октавия, которая по требованию бывшего мужа покинула его дом в Риме! Как должно было подействовать все это на его римских приверженцев на Востоке, на римских легионеров и офицеров, на сенаторов, на республиканцев, ставших на его сторону при выборе между двумя цезарианцами? Своими непонятными действиями и особенно связью с Клеопатрой он потерял их всех. Одним из этих людей, держащих нос по ветру, был Мунаций Планк, который один стоил больше легиона — не потому, что играл ведущую роль в лагере Антония, а потому, что владел бесценными сведениями: несколько лет назад он как свидетель подписал завещание Антония и передал его для хранения весталкам, как десятилетия спустя сделал это сам Август. Август во что бы то ни стало хотел узнать последнюю волю своего противника, чтобы извлечь из этого колоссальную выгоду и добиться от сената объявления войны. Завещание действительно попало в его руки, и он еще раз проявил себя, как беспринципный человек, лишенный благоговения перед священным правом, если речь шла о завоевании власти. Весталки отказались отдать завещание. Тогда он проник в храм и взял его сам!

Он был зрелым человеком в возрасте 31 года. И этот человек через два десятилетия станет верховным жрецом, хранителем римской религии! Чудовищность того преступления в хаосе тревожных месяцев и под впечатлением от завещания осознали немногие, а потом оно потонуло в лязге оружия. О «земельных дарениях» Антония династии Птолемеев теперь мог узнать каждый. В завещании Цезарион был назван законным сыном Цезаря, и последняя воля Антония была такова: если он умрет в Риме, его останки должны быть перевезены в Александрию, к Клеопатре. Злодей добился своего: травля Антония действительно началась.

Октавиан наслаждался своей победой в сенате и народном собрании. Теперь он выиграл. Немного позже была объявлена война Клеопатре, царице Египта. Итак, умник сдержал свое слово, что в 36 г. до н. э. будет закончена гражданская война. Благодаря этой уловке всеобщее недовольство египтянкой разделили друзья и сторонники Антония. Ходили слухи, что Антоний стал жертвой любовного напитка, под воздействием колдовства он оскорбил западного властелина, и только поэтому возникла личная вражда (inimicitia). Антония, разумеется, лишили обещанного на следующий год консульства и объявили о его неспособности занимать государственные должности. Дальнейшая подготовка к войне была организована превосходно. Новый Цезарь заставил всю Италию принести якобы «добровольную» клятву верности, и вся Италия «потребовала», чтобы он под римскими национальными знаменами стал военным предводителем «священной» войны против Востока. Эта клятва была тем более необходимой, так как огромные денежные средства и налоги, которые население Италии (и Запада) должно было собрать для вооружения, вызвали значительные волнения и беспорядки. Такую же клятву принесли провинции Галлия, Испания, Африка, Сицилия и Сардиния. Таким образом, весь Запад дал клятву верности своему господину, однако «добровольность» была по большей части или куплена, или обеспечена властями методом запугивания. Добившись признания, «предводитель» мог теперь выступить как «патрон Запада» и начать борьбу за находящийся под угрозой мир предков, за все те ценности, которые исторический миф называл «римскими». Поэтому эта последняя война умирающей республики была «справедливой и благочестивой». Чтобы довести это до сознания народа, триумвир объявил войну, использовав архаические, сакральные формулировки, которые почти никто не понял. Когда в феврале 31 г. до н. э. он выступил на Восток, кроме многочисленных всадников, его сопровождали все сенаторы, более семисот человек, как он гордо подчеркнул в своей автобиографии, а более трехсот, которые год тому назад убежали к Антонию, были забыты. Какая картина согласия и единодушия нации перед лицом грозящей с Востока опасности!