– Значит, во всём этом Мире вас только два человека?

– Теперь, вместе с тобой, три.

– Но выто кто такие? И как вы сюда попали?

– А вот об этом я тебе сейчас расскажу. А ты ешь, не стесняйся. Если понравилось, бери ещё. Чегочего, а уж этого добра у нас хватает.

Лена начинает кратко рассказывать Наташе об основах хронофизики, о теории существования бесконечного множества параллельных МировФаз. Рассказывает ей о принципах связи между Фазами, о существовании прямых межфазовых переходов. Она рассказывает ей о Фазе Стоуна, о том, чем в ней занимаются. Рассказывает о нашей работе.

Возбудившаяся было, Наташа успокаивается, на её лице появляется выражение глубочайшей заинтересованности. Еще бы! Вот это – приключение! Расскажешь, никто тебе не поверит. Надо же, как повезло! Но к концу Лениных объяснений, когда она узнаёт, как мы сюда попали, до неё доходит, как ей «повезло». Стать сокамерником в пожизненном заключении, пусть даже эта камера размером с планету, сомнительная радость.

К этому моменту с едой покончено, и я выставляю на стол чай, а к мёду сдобные лепёшки.

– Не падай духом, Наташа, – успокаиваю я её. – Мы с Леной не из тех, кто сдаётся. Мы обязательно выберемся отсюда к своим, а уж оттудато тебя переправить домой будет просто.

Лена делает «страшные глаза», и я захлёбываюсь горячим чаем. Идиот! Что болтаю? Уж от насто она точно никогда домой не попадёт. Я совсем забыл о проклятом Хронокодексе. Надо же, наобещал девчонке, Время знает чего! Болтун!

– Ты, Андрюша, займись делами, – говорит Лена, – А мы с Наташей посидим у очага, побеседуем. Хорошо?

Мы с Наташей согласно киваем. Женщины присаживаются на диван, а я убираю со стола.

– Чай оставь нам, – просит Лена.

Она наливает две чашки, себе и Наташе, и я слышу, как Наташа говорит:

– Я правильно поняла? Вы – хроноагенты и работаете в параллельных Фазах… В результате враждебных действий ваших противников вы оказались здесь в ловушке, и теперь для вас нет другого выхода, кроме как согласиться на их условия. Так?

– Так. И ты понимаешь, что принять их условия мы не можем?

– Понимаю. Я бы тоже так поступила. Ведь это значит работать против своих товарищей, предать их…

Дальше я уже не слышу, уношу грязную посуду к мойке. «Молодец, девочка! – думаю я, перемывая посуду, – Сразу видно в какой стране и в какое время она воспитывалась». А кстати, какое у них сейчас время? Я ведь определил его только весьма приблизительно, по Алголу. И почему у них такое странное летоисчисление? Гдето 72000 лишним, что ли? Надо будет порасспросить. Ну, для этого ещё будет время.

Покончив с посудой, сажусь к компьютеру. Лена с Наташей сидят на диване и тихо беседуют. Пока загружаются мои файлы, наблюдаю за ними. Каждая из них красива посвоему. Лена прекрасна красотой зрелой, опытной женщины, знающей на что она способна, уверенной в себе, знающей себе цену и осознающей свою красоту. А Наташа прекрасна своей юностью. Она ещё ничего не знает, мало что умеет и своей расцветающей красоты пока ещё не осознаёт.

Засиживаемся мы далеко за полночь. Наташа готова расспрашивать и узнавать интересующие её вещи и дальше, но Лена решительно встаёт:

– Пора баиньки.

Она подходит к Синтезатору и творит для Наташи комплект постельного белья.

– Андрей, я положу её в соседней комнате, – говорит Лена и уводит Наташу.

– Спокойной ночи, Андрей, – прощается девушка.

– Спокойной ночи, Наташенька, – отвечаю я.

Через полчаса Лена возвращается и какоето время, неслышно ступая мягкими тапочками, меряет комнату шагами. Она подходит к Синтезатору, присаживается к нему и начинает чтото настраивать. Подумав немного, она обращается ко мне:

– Положи свою ладонь на датчик рядом с моей и представь себе Наташу, такой, какую сейчас видел. Надо одеть её. Не жить же ей здесь только в этом платье и туфельках. Я почемуто никогда не угадываю размеры, всё время получается слишком узко. А у тебя глазалмаз. По себе знаю.

Лена начинает творить. Она достаёт из камеры один за другим различные предметы женского гардероба. Брюки, шорты, рубашки, купальники, спортивный комбинезон, такой же костюм как и на ней самой. Обувь: удобные туфельки без каблуков, босоножки, тапочкичешки. Затем следует несколько пар носочек, гольфов и трусики.

Всё это Лена аккуратно складывает. В заключение следует такое, что у меня глаза на лоб лезут. Лена достаёт из камеры две прозрачные накидки, такие, в которых она любила ходить по вечерам дома. Одну из них она откладывает в сторону:

– Это – мне.

Вторую, потемнее и с красной каймой, она укладывает на стопку, предназначенную для Наташи:

– А это – ей.

– Ты уверена, что ей это потребуется.

– Время покажет.

Спорить с Леной бесполезно, и я разглядываю, что она натворила. Замечаю, что в одежде преобладают тёмноголубые и белые тона, а обувь вся красная.

– Ты, что, творила по своему вкусу?

– Нет, почему же, по её. Когда мы с ней разговаривали, я выяснила, что наши цветовые гаммы почти совпадают. Только обувь она предпочитает красную.

Лена относит всё сотворённое в комнату Наташи.

– И что же мы будем делать с нашей гостьей? – спрашиваю я.

– Это она сегодня – гостья. А завтра будет такой же хозяйкой, как я и ты. А делать будем ясно что: учить и воспитывать.

– Хм? Учить, понятно, а воспитывать, помоему, уже поздновато.

– Брось, Андрюша. Она сейчас – непаханая целина. Поверь мне, как психологу.

– Что ж, допустим. Раз ты так считаешь и видишь для себя здесь фронт работы, тебе и карты в руки. Но не это имел я в виду.

– А что же?

– Надо помочь ей вернуться домой.

Лена поворачивается ко мне и долго смотрит на меня удивлёнными глазами.

– Как? – спрашивает она, – Ты ей уже чуть не наобещал всякой ерунды, вселил несбыточные надежды. Я елееле успокоила её. Но ведь ты сам понимаешь, что пути домой ей отрезаны. Мы можем вырваться, если сумеем, конечно, только к своим. А уж из Монастыря дорога домой ей заказана, и ты хорошо знаешь, почему. Так что, давай над этой проблемой голову ломать не будем, а будем её потихоньку, но настойчиво, приучать к мысли, что домой она уже никогда не вернётся.

Лена внезапно замолкает и внимательно смотрит на меня:

– Помоему, у тебя есть какаято идея?

– Есть одна, но она требует обмозговывания.

– Поделись. Помозгуем вместе.

Лена вытягивается на шкуре, протянув ноги в голубых тапочках к очагу. Я молча смотрю на неё и размышляю, как сказать то, что я думаю. Чтобы потянуть время, я наклоняюсь над её ногами и глажу ступни и длинные пальчики через тонкую кожу тапочек. Лена шевелит ими и спрашивает:

– Ну?

Я решаюсь и говорю только два слова:

– Старый Волк.

Лена резко приподнимается на локте и пристально смотрит на меня. Похоже, ей кажется, что она ослышалась.

– Андрей! Ведь мы договорились, что код связи со Старым Волком для нас не существует.

Я снимаю с неё тапочки, беру её тёплую лапку в руку и пожимаю её.

– Пойми, Лена, если бы речь шла обо мне, то этот Волчара ждал бы моего вызова до морковкиного заговенья. Но речьто идёт о Наташе. За что она должна терпеть всё это? Ну, ладно, мы с тобой попались в ловушку и, с точки зрения Старого Волка, заслужили свою участь. Впрочем, с моей точки зрения мы заслужили куда более худшего. А она здесь совершенно не при чем. Просто игра слепых сил Природы.

Лена молчит и смотрит на тлеющие угли. Я продолжаю убеждать её:

– Вспомни. И ты, и я оказались в Монастыре не по своей воле. Как мы восприняли этот факт? Как тяжело приспосабливались, находили своё место?

– Она молодая, а в молодости приспосабливаться легко. Я уверена, ей у нас понравится, и она найдёт своё место.

– Леночка, да пойми ты! Это ещё самый благоприятный, но далеко не самый вероятный, вариант. Мы самито в него верим потому, что другого нам просто не остаётся. Но ведь нельзя скидывать со счёта и такой расклад, при котором мы останемся здесь пожизненно. Давай смотреть правде в глаза. Ведь рано или поздно она поймёт, что и такая альтернатива не исключена. А то может получиться ещё хуже.