— Я не заслужил подобного обращения, — сказал он. — И мне ничто не угрожает. Вы поступаете неверно, ибо я научил вас всему, что обещал, и даже сверх того.

— А мой совет — одуматься и согласиться. Пребывание на чердаке покажется раем в сравнении с некоторыми подвалами.

Он имел в виду подвалы венецианской инквизиции. Место, о котором предпочитали не говорить вслух.

Дверь чердака заперли на замок.

На следующий день Мочениго уже не говорил о свободе своего гостя, ставшего узником. Только справился, согласен или нет Ноланец передать ему тайны магического искусства. У Джордано промелькнуло искушение — схитрить, дать притворное согласие, чтобы затем при случае сбежать. Но это будет трусливое бегство. И унижение своей чести ложью. Разве допустимо унижаться перед этим подлым ослом? Конечно, свобода дороже этого недолгого вынужденного позора… Если только удастся обрести ее.

Пришли капитан и стражники, вызванные Мочениго. Они препроводили узника в подвал дома. Ночью загремела дверь подвала. Явился другой капитан со стражей. Ноланцу связали руки. Вывели его на улицу.

Они направились в сторону Дворца дожей. Там находилась тюрьма святой инквизиции.

Близился конец скитаний Ноланца.

Первый донос от 25 мая 1592 года:

«Я, Джованни Мочениго, сын светлейшего Марко Антонио, доношу, по долгу совести и по приказанию духовника, о том, что много раз слышал от Джордано Бруно Ноланца, когда беседовал с ним в своем доме, что когда католики говорят, будто хлеб пресуществляется в тело, то это — великая нелепость; что он — враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Христос был обманщиком и совершал обманы для совращения народа и поэтому легко мог предвидеть, что будет казнен; …что мир вечен и существуют бесконечные миры; …что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворенные природой, переходят из одного живого существа в другое; что подобно тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди.

Он рассказывал о своем намерении стать основателем новой секты под названием „новая философия“. Он говорил, что Дева не могла родить и что наша католическая вера преисполнена кощунствами против величия божия; что надо прекратить богословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо они позорят мир; что все они — ослы; что все наши мнения являются учением ослов; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед богом; что для добродетельной жизни совершенно достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому…

Сперва я намеревался учиться у него, не подозревая, какой это преступник. Я брал на заметку все его взгляды, чтобы сделать донос вашему преосвященству… Причиненные им неприятности не имеют для меня никакого значения, и я готов передать это на ваш суд, ибо во всем желаю оставаться верным и покорным сыном церкви…»

Во все века гнусное ремесло доносчика ценилось низко, но оплачивалось порой по наивысшей цене — жизнью человеческой. Этого доноса было вполне достаточно, чтобы отправить подозреваемого на костер инквизиции. Много ли тут лжи, клеветы? Вряд ли. Доносчик обстоятелен и рассудителен. Нередко он искажает взгляды Бруно, однако вряд ли нарочно — более по недомыслию, по кривизне собственной души. Немалая доля правды о смелых до безрассудства высказываниях Джордано о религии вообще и католической в частности подтверждается изданными сочинениями Ноланца и давними обвинениями, поступившими в римскую инквизицию.

Всего этого показалось мало доносчику. Он вошел во вкус, исполнен рвения. Бескорыстного, добавим. Зарплату от инквизиции он не получал, наград не ожидал, дохода от данной операции получить не мог. Борец за идею!

Из второго доноса от 25 мая:

«…Лишь после того, как этот человек поселился в моем доме, я оказался в состоянии разгадать всю его преступность, а жил он у меня всего около двух месяцев… Я хотел предварительно хорошенько использовать его, выпытать у него все нужное и для этого старался сблизиться с ним. Я хотел обезопасить себя, чтобы он не мог уехать без предупреждения. Во всяком случае, я твердо решил выдать его суду святой службы. Поскольку мне удалось осуществить мое намерение, заявляю о величайшей признательности за проявленную заботу и в заключение почтительнейше целую руки вашего преосвященства».

Из третьего доноса от 29 мая:

«…Я припомнил слышанное от него… что образ действий церкви в настоящее время иной, чем тот, какой был в обычае у апостолов, ибо они обращали народы проповедью и примерами доброй жизни, а в настоящее время тех, кто не желает быть католиком, подвергают пыткам и казням, потому что нынче действуют насилием, а не любовью…

Я приказывал ему замолчать и учить лишь тому, чему он обязан учить, ибо я — католик, а он — хуже лютеранина, и я не могу вынести этого. Он же сказал:

— О, вы сами увидите, далеко ли уйдете с вашей верой!

…Препровождаю еще одну книгу Джордано Бруно, в которой отметил преступное место, в чем вы сможете убедиться, приказав обсудить его, как и другие подобные же места».

Да, Бруно как будто предвидел, насколько далеко способен уйти этот ученик с его верой. Не слишком далеко. Только высокие пути даются усилиями, трудом, риском, мужеством. Путь подлости прост и легок — один шаг.

Благородство не передается по наследству, как звание, титул и богатство.

Донос, поступивший в трибунал инквизиции, был безотлагательно и внимательно изучен инквизитором по делам еретиков и помощником папского наместника. Присутствовали представители светской власти — Совета мудрых, без которых в Венеции не позволено было хозяйничать инквизиции. Дело с полной очевидностью было чрезвычайным и требовало решительных действий.

Было воскресенье 25 мая 1592 года (трибунал собирался по понедельникам, четвергам и субботам). На донос Мочениго последовал приказ арестовать обвиняемого и доставить в тюрьму инквизиции.

Первоначально его поместили «под пломбу»: под свинцовую крышу Дворца дожей, где находились узкие камеры для не слишком опасных преступников. Надлежало прежде выведать, насколько точно составлен донос и можно ли доказать его полную правду.

В понедельник состоялось первое заседание трибунала инквизиции по делу Джордано Бруно Ноланца. Трибунал заседал в небольшой комнате в нижних помещениях Дворца дожей. Обвиняемого провели по лестницам, через анфиладу комнат в просторный зал. Там в стене находилась небольшая дубовая дверь, похожая на двери шкафа. Это и был вход в комнату трибунала. Присутствовали четыре инквизитора и один секретарь-писарь.

Бруно, возложив руки на Евангелие, поклялся говорить чистую правду. Днем раньше ту же процедуру на этой же священной книге совершил доносчик.

Обвиняемый был невысок, худ, с небольшой темно-каштановой бородкой, бледен. Он спокойно пересказал обстоятельства своего ареста, не упомянул о своих богохульствах и в конце высказал уверенность, что донос на него сделал Джованни Мочениго.

Ведший следствие венецианский инквизитор Габриэле Салюцци не стал продолжать допрос. Требовалось подготовиться к нему основательно. Обвиняемый, безусловно, был еретиком, а паче того — ересиархом (верховным еретиком) и заслуживал костра. С этим мог бы и теперь согласиться представитель папы апостолический нунций Лодовико Таберно, сидящий рядом. Но в суде находился и представитель республики, член правящего Совета мудрых по ересям Алоизи Фускари. Он-то потребует дополнительных доказательств. И если они не будут представлены, Фускари заявит, что дело неподсудно инквизиции, и передаст его в светский суд. Тогда еретик останется в живых. Правительство Венеции не терпело, чтобы жизнью граждан распоряжалась инквизиция, подчиненная папе римскому. Вдобавок, согласно положению, трибуналу следовало иметь хотя бы одно свидетельское показание, подтверждающее донос. Иначе обвинение признавалось недоказанным.