Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Гигант на плечах гигантов

Для далекого прыжка нужно основательно разбежаться. Отступить назад на некоторое расстояние. Набрать скорость. Оттолкнуться.

Чтобы вторгнуться в неведомое, тоже необходим разбег. Для прыжка в будущее требуется подальше проникнуть в прошлое. Своеобразный разбег мысли.

Великие мыслители-новаторы обычно очень неплохо знали историю идей. Они мысленно проделывали путь, проторенный прежде многими предшественниками, достигали границы современных знаний. И — полет в незнаемое.

Чтобы хорошо знать прошлое, восстанавливать ход научной мысли, важно иметь ясное ощущение перспективы. Вспомним слова Бернарда Шартрского: «Мы подобны карликам, усевшимся на плечи великанов. Мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что мы их выше, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост своим величием».

Вот и величие идей Джордано Бруно определялось в немалой степени великими достижениями предшественников. Из наиболее близких к нему по взглядам и времени — Николай Кузанский. А дальние истоки ведут к великим философам Греции, прежде всего — к Платону. Бруно хорошо знал античных философов.

Джордано был не только философом, но и поэтом, подобно великому мыслителю античности Лукрецию Кару. Поэма Лукреция «О природе вещей» вдохновляла Бруно в борьбе с религиозным мракобесием за научное мировоззрение. Многие взгляды Лукреция он и разделял, и развивал.

«Из ничего не творится ничто по божественной воле». Не это ли утверждал вслед за Лукрецием Джордано?

Или такая мысль:

если мельчайшее тело состоит из множества частей
И для деленья нигде не окажется вовсе предела,
Чем ты тогда отличишь наименьшую вещь от вселенной?
Ровно, поверь мне, ничем. Потому что хотя никакого
Нет у вселенной конца, но ведь даже мельчайшие вещи
Из бесконечных частей состоять одинаково будут.

Джордано так же сближал наименьшее и наибольшее в природе, рассуждая о единстве мироздания. И вслед за римским поэтом он мог бы сказать:

Нет никакого конца ни с одной стороны у вселенной,
Или иначе края непременно она бы имела;
Края ж не может иметь, очевидно, ничто, если только
Вне его нет ничего…

Или вот это утверждение о вечных круговоротах и превращениях материи на Земле и в Космосе:

…Всегда обновлялось жадное море
Водами рек; и земля, согретая солнечным жаром,
Вновь производит плоды; и живые созданья, рождаясь,
Снова цветут; и огни эфирные в небе не гаснут.
Все это было б никак невозможно, когда б не являлось
Из бесконечности новых запасов материи вечно,
Чтобы опять и опять восполнялася всякая убыль.

Не раз повторяет Лукреций идеи, которые полностью разделял и Джордано Бруно:

…Весь мир обновляется вечно…
…Необходимо должна материя быть бесконечной.
…Никем ощутиться не может
Время само по себе, вне движения тел и покоя…
…Центра ведь нету нигде у вселенной…

Или великая догадка о существовании атомов:

…существуют такие тела, что и прочны и вечны.
Это — вещей семена и начала в учении нашем,
То, из чего получился весь мир, существующий ныне.

Не только материализм, но и атеизм Лукреция был близок духу эпохи Возрождения:

…учу я великому знанью, стараясь
Дух человека извлечь из тенет религии тесных.

Освобождение человеческой мысли, свобода поисков и сомнений, преодоление религиозных предрассудков оба мыслителя — Лукреций и Бруно — понимали сходно. Они считали, что

…безобразно влачилась
Жизнь людей на земле под религии тягостным гнетом.

Но человек не может, не должен мириться с духовными оковами, стремясь к познанию природы:

Силой духа живой одержал он победу, и вышел
Он далеко за пределы ограды огненной мира,
По безграничным пройдя своей мыслью и духом пространствам.

Философские взгляды материалистов античности на природу, прозвучавшие в поэме Лукреция, были близки Джордано Бруно. Однако он не только возродил их, но и развил, более доказательно сформулировал, используя научные достижения своего времени.

И еще: в своем учении Бруно соединил в единое целое природу и бога, материю и дух. Исходя из этого он не считал нужным рассматривать важную философскую проблему о первичности материи или сознания: нет материи без сознания, нет сознания без материи — так полагал Бруно.

Представления о безграничности Вселенной, об атомах, о несотворимости из ничего встречаются у Демокрита и Эпикура. Правда, этика Эпикура не устраивала Ноланца. Мог ли он согласиться с таким утверждением: «Голос плоти — не голодать, не жаждать, не зябнуть. У кого есть это и кто надеется иметь это в будущем, тот даже с Зевсом может поспорить о счастье»?

На этот счет у Бруно было свое мнение, сходное с мыслью Гераклита: «Если бы счастьем было услаждение тела, счастливыми назвали бы мы быков, когда они находят горох для еды».

В ноланской философии отразились идеи Платона и его более поздних (через полтысячелетие) последователей — Плотина и Прокла. Учение о Едином можно, например, передать словами Прокла: «Всякое множество тем или иным образом причастно единому». Более детально оно было изложено Плотином. Он особо писал «О природе, созерцании и едином». По его утверждению: «Единое есть все и ничто, ибо начало всего не есть все, но все — его, ибо все как бы возвращается к нему…»

Иногда в своих рассуждениях Бруно близок, скажем, Платону не только потому, что мыслит сходно, имеет сходные убеждения и склад ума. Бруно, подобно Платону, не был аскетом, отшельником, противником «плотской любви». Но превыше всего ставил любовь духовную, а выше того — стремление к истине, красоте, творчеству — героический энтузиазм. В этом у них, можно сказать, было сходство взгляда на суть жизни человека.

Ноланца вдохновлял образ Сократа, мастерски воссозданный Платоном. Героическая смерть Сократа могла быть примером для любого мыслителя. Вспомним слова Сократа, приговоренного судьями к казни: «Избегнуть смерти не трудно, афиняне, а вот что гораздо труднее — избегнуть нравственной порчи… Я ухожу отсюда, приговоренный вами к смерти, а они уходят, уличенные правдой в злодействе и несправедливости».

«Если вы думаете, что, умерщвляя людей, вы заставите их не порицать вас за то, что вы живете неправильно, то вы заблуждаетесь, — говорил Бруно инквизиторам. — Такой способ самозащиты и ненадежен, и нехорош, а вот вам способ самый хороший и самый легкий: не затыкать рта другим, а самим стараться быть как можно лучше».

40
{"b":"211275","o":1}